Галина Аудерская - Королева Бона. Дракон в гербе
— Для блага и по приказу вашего величества, — защищался итальянец.
— Ну и что же? Счет не мешает думать. Узнай: кто из литовских вельмож поддержал бы Яна Радзивилла? Мне уния не нужна, у нас на Литву наследственные права, но коль скоро младший брат думает иначе, чем старший, и жаждет унии…
— Ян не встревал в борьбу за корону для Барбары, и братья на него озлились, — заметил Паппакода.
— Тем лучше, — отвечала Бона. — Он чистая страница, на которой под предлогом борьбы за унию писать буду я. Дай ему под любым предлогом тысячу золотых монет из моей казны.
— Тысячу? — ужаснулся итальянец. — Но, милостивая госпожа, мы так мало о нем знаем.
— Слишком мало! Посему сразу же по приезде в Вильну я хочу его видеть. Великий кравчий литовский… Это означает те же, что и… коронный?
— Нет, это не столь высокая должность.
Бона задумалась на мгновенье, а потом сказала:
— Не слишком-то балуют князья Радзивиллы младшего брата. Ну, и мы дадим ему всего лишь триста дукатов. Для пана кравчего Великого княжества Литовского и этого вполне довольно…
Перед самым приездом королевы в Вильну оба Радзивилла, Рыжий и Черный, попросили аудиенции у епископа Зебжидовского. Старый дипломат, искусный игрок, с едкой усмешкой приглядывался к братьям покойной королевы.
— Не скрою от вас, любезные князья, что столь ревностное желание ваше получить у меня аудиенцию еще до моего возвращения в Краков весьма меня удивило.
— Это не желание даже, а просьба… Покорная просьба не отказать в мудром совете, — отвечал Радзивилл Черный.
— В помощи в трудную для нас минуту, — добавил Радзивилл Рыжий.
— Это вы верно говорите, — заметил епископ. — Для дома Радзивиллов настали тяжкие времена.
— Что там тяжкие?! — выкрикнул Миколай Рыжий. — Вельможи да всякая мелочь шляхетская живьем нас сожрать готовы!
— Тявкать и брехать будут, — согласился епископ. — Лишились вы теперь поддержки и защиты.
Но, хоть и нет больше на свете королевы Барбары, никто у вас поместий ваших не отберет. А титулов и подавно.
— Его величество король пока в пыли да грязи за гробом шел, с нами был. Но как только в Вильне сестру нашу, покойную королеву, похоронил, на нас и не глядит. Будто и над нами гробовая крышка захлопнулась.
— Если бы только это! — возразил Радзивилл Рыжий. — Словно бы нам назло день и ночь бумаги да документы штудирует. Да тут еще и Фрич, советчик вьшскался, вместе со шляхтой коронной его подзуживает. Чего им надобно? Уния, мол, для государств наших необходима.
— Ах, уния… Ну что же, за совет жду от вас искренности. . Притом неподдельной! Вам, видно, уния не по вкусу?
— Мы — литовские вельможи, — помолчав минуту, заметил канцлер.
— Может, не каждый признаться готов, но только все мы боимся, что Корона нас проглотит, — добавил Миколай Рыжий.
— Не спеши, брат. Дойдет и до унии черед. Да только не сегодня. Сейчас иная у нас забота.
— Иная? — притворился удивленным Зебжидовский. Великий канцлер кивнул.
— Сейчас важнее всего закрыть королеве путь к литовским землям. Ведь она всех разорить готова, старинных прав да грамот жалованных лишить. Всюду, куда ни глянь, у нее свои люди, наушники.
— Это еще не все! — сердито откликнулся брат. — И мельницы, и поместья взяла в свои руки, а ее люди принялись земли мерить. Подумать только — еще траур не кончился. И что удумала? Луга да пустоши засчитывает. Где это видано?
— В Вильну собралась ехать. На нашу погибель.
Однако епископа не так-то легко было вывести из равновесия.
— На вашем месте, любезные князья, — отвечал он с улыбкой, — я бы радовался, что королева придумала себе такую утеху и занятие в это печальное для всех время. Не надумала…
Он сделал паузу и внимательно поглядел на братьев.
— Что же еще она могла надумать? — нетерпеливо спросил Миколай Черный.
— Посватать сына. Сейчас, немедля. Сестра ваша не подарила королю наследника, и королева…
— Как раз об этом мы и хотели с вами потолковать, — оживился Рыжий.
На этот раз удивление Зебжидовского было неподдельным.
— Так вам, стало быть, все уже известно? — воскликнул он.
— О чем, ваша милость? — хором воскликнули братья.
— О том, что королева наша желает породниться с французской династией.
— Ты слышал? — обратился к брату Миколай Рыжий.
— Нет, — отвечал канцлер. — Неужто вдовствующая королева не отказалась от давних своих намерений?
— Вы говорите о королеве Боне? — переспросил Зебжидовский. — Ведь наияснеишая государьшя признает только один титул.
— О ком же еще?! О ней, о ней, о вавельском драконе, — пробормотал Рыжий.
— Не перебивай, брат. Стало быть, новые шашни с французским двором. Вопреки воле и желаниям Габсбургов?
— Я думал — плохо дело, а выходит, хуже некуда! — причитал Миколай Рыжий.
— Ваше преосвященство! Христом-богом молим! Нельзя же допустить такое. Нарушить все замыслы Вены! — чуть ли не умолял Черный.
— Замыслы? Вот как? — удивился Зебжидовский. — А разве таковые имеются? Может, о них вы, князья мои любезные, хотели вести речь?
— Я полагал… рассчитывал, что вы, ваше преосвященство, захотите нам помочь, — признался канцлер. — Разумеется, у Габсбургов свои расчеты. Но, коль скоро королева проявила свою волю и всем письма разослала, хотелось бы венский двор успокоить, что действия вдовствующей королевы не опасны и не будут в расчет приниматься.
— Не опасны, — повторил епископ. — И вы полагаете, что, зная ее, они поверят в это?
— Если бы вы, ваше преосвященство, согласились разузнать… Стать при венском дворе посредником? Ну, скажем, поехать в Вену и сгладить давние обиды…
Зебжидовский нахмурил брови.
— Вы, должно быть, забыли, любезный князь, что уже один раз польский епископ и подканцлер ездил в Вену и привез оттуда австриячку, будущую королеву. Полагаю, этого довольно.
— Отчего же? — возразил Миколай Черный. — Если король пожелает вступить в новый брак, про запас имеется еще одна австриячка, сестра Елизаветы, Катерина.
— Кто?! — громко завопил епископ. — Вдова мантуанского герцога?
— Она рано овдовела. Ей всего девятнадцать лет, — объяснял Радзивилл.
— Я видел ее в Вене при дворе. Бр-р… Мала, толста. Весьма неказиста, — его преосвященство даже выпятил губу в знак пренебрежения.
— Но она — дочь короля Фердинанда. Я думаю, происхождение вполне заменит ей красоту…
— Неплохо придумано, — отвечал Зебжидовский. — Но только я в Вену не поеду. Не хочу. Да и королева Бона не даст согласия на этот брак.
— А вам, ваше преосвященство, так уж необходимо ее согласие? — спросили братья, переглянувшись.
— Наперед не угадаешь, что будет, — подумав немного, отвечал епископ. — Но пока что другой королевы, кроме Боны, я не вижу. Что из того, что она не королевская супруга, а вдова и мать короля? С Боной привыкли считаться при чужих дворах, а у нас дома — Кмита и все приверженцы реформ: Оссолинский, Сеницкий, Фрич… Словом, я в Вену не ездок. Да и вам, любезные князья, торопиться не советую. Впрочем, почему бы одному из вас и не наведаться туда ненароком? Не разведать, что и как?..
— А может, и правда? — подхватил Радзивилл Черный. — Выполняя приказание его величества, я уже был послом в Вене, драгоценности покойной Елизаветы отвозил.
Зебжидовский окинул просителей насмешливым взглядом.
— А взамен оттуда княжеский титул привезли, да не один, а целых два — князя Олыкского и Несвижского для себя, а князя Биржанского и Дубинкского — для брата.
— Но, разумеется, не для Яна, а для Миколая, — уточнил канцлер.
— Знаю, знаю. А может, на этот раз и родному брату, пану кравчему, перепадет что-нибудь?
— Ну нет, о нем я и вовсе не думаю, — возразил Миколай Черный. — На этот раз я привезу или велю прислать живописный лик мантуанской герцогини Катерины.
— Только и всего? — удивился епископ. — Ну что же, похвальное намеренье. Велите только изобразить ее поприглядней. Чтобы вовсе не была на себя похоже. Повыше да худее вполовину!
— И это все, что вы, святой отец, могли бы нам посоветовать?
В голосе Радзивилла Черного звучал упрек. Зебжидовский встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Не совсем все, — отвечал он. — Я полагаю, что для вас лучшим союзником сейчас был бы гетман Тарновский. С ним лучше всего переговоры и начать. А я — кто я такой? Слуга божий.
— Не слуга, а воитель, — возразил Миколай Рыжий.
— Вам, охотникам до новшеств, уместно было бы потолковать со мной о Лютере, о ереси и еретических сектах. Но о Катерине? Этой герцогине-толстушке? Нет, нет! Епископ рассмеялся и любезно протянул руку с перстнем для поцелуя. Братья сделали это весьма неохотно, и, едва выйдя за дверь, Миколай Рыжий воскликнул:
