Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра
Хорошо подготовленный заранее Клеопатрой, Антоний приступил к планированию предстоящей кампании, не сознавая, что делает это под ее внимательным руководством.
— У меня сейчас двадцать пять легионов, — сказал он Публию Канидию твердым голосом трезвого человека, — но те, что в Сирии, неукомплектованы, как тебе известно. А точнее, насколько неукомплектованы, Канидий?
— В среднем в них только по три тысячи человек. И по пять когорт, хотя в некоторых легионах их восемь, а в некоторых только две. Я все равно называю их легионами. В общей сложности их тринадцать.
— Из которых один легион в Иерусалиме, в полном составе. Кроме того, имеется семь легионов в Македонии, все укомплектованные, два в Вифинии, тоже полные, и три, принадлежавшие Сексту Помпею, в полном составе. — Антоний усмехнулся, став прежним Антонием. — Очень любезно с его стороны вербовать от моего имени. К концу этого года он будет мертв, вот почему я беру себе легионы его и Агенобарба. Думаю, мне нужно иметь тридцать легионов. Не все будут в полном составе или обладать должным опытом. Я предлагаю послать самые малочисленные из сирийских легионов в Македонию и привести македонское войско сюда для моей кампании.
Канидий засомневался.
— Я понимаю твои причины, Марк Антоний, но я настоятельно посоветовал бы оставить один македонский легион там, где он находится. Пошли за шестью легионами, но не посылай туда никого из твоих сирийцев. Жди, пока ты не наберешь еще пять легионов, потом пошли их. Я согласен, что неопытные новые солдаты будут хороши в Македонии — дарданы и бессы еще не оправились от Поллиона и Цензорина. У тебя будут твои тридцать легионов.
— Хорошо! — сказал Антоний, чувствуя себя лучше, чем за многие прошедшие месяцы. — Мне нужно десять тысяч кавалерии галатов и фракийцев. Я больше не могу набирать кавалерию у галлов. Октавиан контролирует там положение и не хочет сотрудничать. Он отказывается дать мне четыре легиона, которые он мне должен, маленькое говно!
— Сколько легионов ты поведешь на Запад?
— Двадцать три, в полном составе и все опытные люди. Всего сто тридцать восемь тысяч человек, включая нестроевых. На этот раз никаких вспомогательных сил, они только создают проблемы. По крайней мере, кавалерия не будет отставать от легионов. И на этот раз мы пойдем квадратом весь путь, с обозом в середине. Там, где земля достаточно ровная, там пойдем agmen quadratum.
— Я согласен, Антоний.
— Но я думаю, в этом году нам нужно что-то сделать, хотя я должен оставаться здесь, пока не узнаю, что сталось с Секстом Помпеем. В этом году армию поведешь ты, Канидий. Сколько легионов ты сможешь собрать, чтобы выступить прямо сейчас?
— Семь в полном составе, если я волью туда отдельные когорты.
— Достаточно. Кампания будет короткой. Что бы ни случилось, не допусти, чтобы зима застала тебя в пути. Зимой ты должен быть в теплых помещениях. Аминта может немедленно дать две тысячи всадников. Судя по его письму, они уже почти здесь. Я подозреваю, что он держал их, чтобы сражаться с Секстом.
— Ты прав, Секст долго не протянет, — спокойно сказал Канидий.
— Иди в саму Армению от Караны. Важно, чтобы в этом году мы немного проучили армянского Артавазда. В следующем году мы ощиплем его.
— Как хочешь, Антоний.
Клеопатра кашлянула. Двое мужчин, забывшие о ее присутствии, удивленно посмотрели на нее. Ради Канидия она пыталась выглядеть если не смиренной, то хотя бы сговорчивой, благодушной.
— Я советую начать строить флот, — сказала она.
Удивленный Канидий не мог не отреагировать.
— Для чего? — спросил он. — Мы же не планируем морских экспедиций.
— Не сейчас, я согласна, — спокойно ответила она, не позволяя себе показать недовольство. — Однако он может понадобиться нам в будущем или, лучше сказать, мог бы понадобиться. Корабли долго строятся, особенно в том количестве, в каком нам нужно.
— Понадобиться для чего? — спросил Антоний, озадаченный не меньше Канидия.
— Публий Канидий не читал пересказ речи Октавиана в сенате, поэтому я понимаю его возражения. Но ты, Антоний, читал, и там он ясно высказался, что однажды он поплывет на Восток, чтобы сокрушить тебя.
На какой-то миг все замолчали. Канидий почувствовал, как внутри у него что-то опустилось. Что задумала эта женщина?
— Я читал речь, царица, — сказал он. — Мне прислал ее Поллион. По возможности я с ним переписываюсь. Но я не вижу в ней никакой угрозы Марку Антонию. Октавиан способен только критиковать Антония. В остальном он не может сравниться с Антонием. На самом деле он повторяет, что не пойдет войной против соотечественника-римлянина, и я верю ему.
Ее лицо окаменело, голос стал ледяным.
— Позволь мне сказать, Канидий, что я значительно больше понимаю в политике, чем ты. Что Октавиан говорит — это одно. Что он делает — это совсем другое. И я уверяю тебя, что он намерен сокрушить Марка Антония. Поэтому мы будем готовиться и начнем прямо сейчас, а не в следующем году или через год. Пока вы, мужчины, будете осуществлять свою парфянскую одиссею, я проделаю работу на берегах Вашего моря, подготовив самые большие корабли.
— Ограничься «пятерками»… э-э… квинкверемами, госпожа, — посоветовал Канидий. — Корабли больших размеров слишком медлительны и неповоротливы.
— Я и имела в виду квинкверемы, — надменно произнесла она.
Канидий вздохнул, хлопнул себя по коленям.
— Рискну сказать, что это не повредит.
— Кто будет за них платить? — подозрительно поинтересовался Антоний.
— Я, конечно, — сказала Клеопатра. — Нам нужно по крайней мере пятьсот военных галер и хотя бы столько же военных транспортов.
— Военных транспортов? — ахнул Канидий. — Для чего?
— Я думала, название говорит само за себя.
Открыв было рот для ответа, Канидий закрыл его, кивнул и вышел.
— Ты смутила его, — заметил Антоний.
— Я знаю, хотя не понимаю почему.
— Он тебя не знает, моя дорогая, — сказал Антоний, немного усталый.
— Ты против? — спросила она сквозь зубы.
Маленькие красноватые глазки широко открылись.
— Я? Edepol, нет! Это твои деньги, Клеопатра. Трать их, как хочешь.
— Выпей! — крикнула она, но взяла себя в руки и улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой. — На этот раз я присоединюсь к тебе. Мой управляющий говорит, что вино, которое он купил у торговца Асандра, особенно хорошее. Ты знал, что Асандр — это сокращенно Александр?
— Не очень умная попытка сменить тему, но я поддержу тебя. — Антоний усмехнулся. — Кстати, если ты собираешься выпить, то будешь пить одна.
— Извини?
— Я полностью протрезвел и покончил с вином.
Она открыла рот.
— Что?
— Ты слышала меня. Клеопатра, я люблю тебя до безумия, но неужели ты думаешь, что я не заметил твоих намерений споить меня? — Он вздохнул, подался вперед. — Ты думаешь, что знаешь, через что прошла моя армия в Мидии. Но ты не знаешь. И ты не знаешь, через что пришлось пройти мне. Чтобы знать, тебе надо было быть там, а там тебя не было. Я, командующий армией, не мог избавить ее от мучений, потому что я ринулся во вражеские земли, как взбесившийся боров! Я поверил нашептываниям парфянского агента и не внял предупреждениям моих легатов. Юлий Цезарь всегда ругал меня за опрометчивость и безрассудство, и он был прав. В поражении в мидийской кампании виновен только я, и я это знаю. Я не простак, не пропащий пьяница. А ты считаешь меня таким. Мне необходимо было стереть из памяти свое преступное поведение в Мидии, напиваясь до забвения! Я так устроен! А теперь — все прошло. Я повторяю, я люблю тебя больше жизни. Я никогда не смогу разлюбить тебя. А вот ты меня не любишь, что бы ты ни говорила. И голова твоя занята планами и махинациями, как бы обеспечить Цезариону одни боги знают что. Весь Восток? И Запад? Он должен быть царем Рима? Ты об этом все время мечтаешь, да? Перекладываешь собственные амбиции на плечи этого бедного мальчика…
— Неправда, я люблю тебя! — крикнула Клеопатра. — Антоний, не смей думать, что я не люблю тебя! И Цезариона… Цезариона…
Она запнулась, пораженная тем, что этот Антоний может рассуждать так логично. Он взял ее руки в свои, стал гладить их.
— Все хорошо, Клеопатра. Я понимаю, — мягко сказал он, улыбаясь. В глазах его стояли слезы, губы дрожали. — Я, дурак, сделаю все, чего ты хочешь. Такова судьба мужчины, влюбленного во властную женщину. Только позволь мне сделать это с ясным умом. — Слезы высохли, он засмеялся. — Я не хочу сказать, что больше не притронусь к вину! Я не могу противиться моей склонности к гедонизму, но у меня бывают запои. Я могу обойтись без вина, когда я кому-то нужен: тебе, Агенобарбу, Попликоле — и Октавии.
Клеопатра удивленно покачала головой.
— Ты удивил меня. Что ты еще заметил?
