Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра
— Говори вслух, Алекс! — нетерпеливо потребовала Клеопатра. — Ты здесь среди друзей, а в таком положении у нас не может быть тайн друг от друга.
Алекс не без грации воздел руки, выражая одновременно беспомощность и извинения, и уже собирался что-то сказать, но его опередил император.
— Прости, царица, Алекс собирался сначала только мне сообщить это известие. Но расстановка сил постепенно выясняется. Сегодня ночью нас покинул Квинт Деллий вместе со всеми своими сторонниками.
— Не стоит жалеть о нем! — фыркнула царица, гневно наморщив лоб.
— Я считал его своим другом, — с горечью сказал Антоний. — Но мне следовало бы знать, как мало можно доверять человеку, который уже дважды менял партию. Жаль только, что ему известны все наши планы, так что Октавий тоже может узнать о них.
Император хитро улыбнулся и продолжил:
— Но мы все решительно изменим. Было задумано, что наши броненосцы ночью и по возможности быстро нападут на неприятельский флот, окружат его и затем уничтожат с помощью огня, чему благоприятствует узкий вход в залив.
Достаточно было бы поджечь один корабль, чтобы запылали и все остальные.
Казалось, Антоний и сам прислушивается к своим словам — видимо, ему очень жаль было отказываться от этого замысла. Однако он выпрямился и продолжал:
— Этот план нам придется оставить, потому что Октавий и Агриппа изменили позицию своих кораблей. Для меня это очень важно, потому что мы неожиданно понесли такие потери, которые вряд ли могут быть восполнены в ближайшее время. По моим оценкам, у Октавия тридцать или двадцать пять тысяч солдат, у нас же в лучшем случае двадцать тысяч, и половина из них не имеют опыта и готовы смыться при первой же возможности. Наше превосходство заключается в тяжелых кораблях, с которыми мы — и это мой новый план — пробьемся к выходу из залива, чтобы затем как можно скорее добраться до Египта. Там, и только там, должна состояться решающая битва! Пока Октавий вновь соберет войско и подойдет к Египту, я построю новые корабли и пополню свои легионы.
Он повернулся к Крассу.
— Ты, мой дорогой и верный друг, отойдешь с нашей пехотой куда-нибудь в Элладу или, если будет нужно, двинешься медленным маршем в Азию. Там мы сможем удвоить наше войско и победить Октавия на суше, а потом под Александрией мы уничтожим его флот. Так — и только так! — можно добиться победы.
Во время этой выразительной речи Антоний совершенно успокоился и вновь обрел уверенность в себе.
— Кто хочет что-то возразить или добавить, пусть говорит свободно. Я восприму это как совет и обдумаю.
Какой-то старый морской офицер поднял руку.
— Говори же! — потребовал Антоний.
— В морской битве лучше обходиться без парусов, потому что они только мешают и служат легкой мишенью для зажигательных стрел неприятеля. Но каким образом мы поплывем тогда на юг? Гребцам одним не справиться, а будет ли ветер попутным, знает один Посейдон.
Антоний кивнул.
— Твое замечание справедливо, Сосий, и я сразу отвечу на него. Да, на этот раз мы поднимем паруса, а команде объясним, что так нам легче будет преследовать врагов. Теперь что касается Эола, которого Зевс сделал повелителем ветров. Иногда этот бог ленится, но иногда он следует какому-то определенному плану. Так и теперь. Я уже несколько недель наблюдаю за тем, как меняется направление ветра. Почти всегда около полудня в Амбракийском заливе дует юго-западный бриз, затем он медленно меняется на северо-западный и к вечеру на северный. Как раз благодаря ему мы сможем быстро добраться до Египта.
Кто-то из морских офицеров подтвердил:
— Правильно подмечено, так и есть.
Антоний украдкой взглянул на Клеопатру, и она согласно улыбнулась ему.
Как выяснилось позже, этот план с бегством в Александрию был ее идеей. Антоний позволил убедить себя, а остальные поддержали его. Как и всегда, то, что он предложил, звучало весьма убедительно, потому что каждый видел: при настоящем соотношении сил надеяться на победу было бы слишком смело, однако потом…
Обсуждение состоялось 30 августа. Этот месяц римляне тогда еще называли секстилием, а двадцать четыре года спустя по решению сената его переименовали в честь досточтимого Августа.
Через три дня, 2 сентября, должен был произойти прорыв. По желанию императора Клеопатра уже накануне утром должна была отправиться на свой корабль «Антоний». Как это было ей свойственно, в таком положении она не забыла о своих друзьях.
— Наш Гиппо, — заговорщицки улыбнулась она Ирас, — кажется, настоятельно нуждается в женском обществе. Я даю вам два свободных дня: можете спокойно собрать свою палатку, упаковать сокровища — или еще что-нибудь сделать…
Неужели царица заметила, что я был одержим похотью, как крыса? Еще в палатке Антония во время обсуждения его плана я так и пожирал глазами Ирас. За время, проведенное в подземном царстве, мои жизненные силы истощились, как никогда. За эти три дня я сам стал похож на тень, и даже Афродита собственной персоной не смогла бы вдохнуть огонь в мои члены. Но когда все это осталось позади и я вновь увидел солнце и пробудился к жизни, это подействовало на меня как сильный aphrodisiakon[76]. Мой фаллос пылал как факел и восставал всякий раз, как только я видел Ирас.
Она, наверное, понимала все с присущей ей женской интуицией.
— Теперь, Гиппо, поскольку ты счастливо покинул эреб, жизнь взыграла в тебе с новой силой.
Я привел ее в мою палатку и строго-настрого приказал слуге никого не впускать, потому что буду делать сложную операцию.
Мы почти не отрывались друг от друга в эти два дня, которые принадлежали только нам — нам одним.
Однако они кончились, и в ночь перед решающим сражением нам пришлось вернуться на корабль, чтобы быть вместе с царицей.
— Как ты думаешь, — спросил я Ирас, — чем все кончится?
Она посмотрела на меня так, будто я спросил, сколько будет один плюс один.
— Царица Клеопатра всегда выигрывает! И никогда — никогда — не увидишь ты ее среди побежденных!
Еще засветло мы приплыли на корабль, занявший перед битвой позицию неподалеку от устья залива, тогда как весь наш флот и корабли противника стояли дальше мили на три. Все это выглядело так мирно: как будто собрались какие-то торговые суда, на борту их только купцы, озабоченные своими делами, которые завтра будут улажены.
Ирас отправилась к царице, а я вновь занял свою крошечную каюту на корме и принялся расставлять свою маленькую аптечку и раскладывать инструменты из позолоченной бронзы, которые мне как личному врачу еще ни разу не пригодились.
Завтракали мы в узком кругу. Клеопатра излучала уверенность и мимоходом сказала о своих планах:
— Что бы ни случилось завтра, мы доверимся предсказанию божественного Цезаря: «Будет ли это в удаче или в несчастье, спасение — на воде».
Ирас взглянула на меня с такой гордостью и уверенностью в победе, как будто хотела укорить и одновременно ободрить сомневающихся.
При всем моем скептическом отношении я все же доверял опыту императора. Во время войны — я почувствовал это в Парфии — он превосходил самого себя и никогда не отступал, какая бы тяжелая задача перед ним ни вставала. Кроме того, я все еще находился под впечатлением от того, что пережил в Эфире. Только позже я смог взглянуть на все более критически.
Участники морского сражения при Акциуме еще живы. Однако они могли видеть только малую часть этой великой битвы, потому что надо было стать Дедалом, чтобы, подобно птице, увидеть с высоты все происходившее.
Я также наблюдал это событие и при этом занимал идеальную позицию.
Морское сражение при Акциуме началось в полдень 2 сентября в год 722-й от основания Рима. Мы медленно вышли из устья залива, и я увидел, как неприятельские суда развернулись веером. Они хотели зажать нас с обеих сторон, чтобы предотвратить прорыв. Наши броненосцы, как неповоротливые плавучие крепости, приближались к кораблям противника, которые неожиданно отступили. Что задумал Агриппа? У императора оставалось только две возможности. Он мог последовать за противником в открытое море или отступить в гавань, однако это было очень рискованно и ставило под вопрос как запланированный прорыв, так и весь отход в Египет.
Итак, он двинулся в открытое море, где вскоре выяснилось, что броненосцы имеют преимущества только в тесноте гавани или вблизи от берега. В открытом море они походили на неуклюжих слонов, на которых напала стая леопардов и которые слишком медлительны, чтобы отражать нападение с нескольких сторон. Так, три или четыре подвижных триремы или квадриремы напали на наших колоссов, а солдаты, обслуживавшие баллисты, не знали, куда им стрелять в первую очередь. Если они целились прямо по ходу, противник с кормы брал судно на абордаж, а в рукопашном бою мы и так несли значительные потери. Паруса также причинили нам немалый вред, потому что служили легкой целью для зажигательных стрел врага. Даже самая сильная команда не могла противостоять одновременно огню и превосходящим силам противника. Тот, кто уцелел и мог плавать, прыгал в воду, пытаясь найти спасение на берегу.
