Алексей Хлуденёв - Олег Рязанский
Ульяне на душе было тревожно. Мужа в дороге могли узнать и поймать, и выдать его Витовтову наместнику князю Роману Брянскому. Наместник поступит с Симеоном как с изменщиком — казнит, либо, в лучшем случае, заключит в тюрьму. В её больших глазах, близ горящих факелов, отражались и тревога, и трогательная нежность. Была она и немного смущена — всего час назад они с мужем любились в опочивальне, нежно ласкали друг друга в постели.
— Будь в пути осторожнее, — попросила она.
— Мы будем ехать только ночами, — сказал он. — А днем отдыхать в лесу, либо в тех селениях, где нам доброхотствуют.
— Заставы объезжайте подальше.
— Иначе нельзя, — подтвердил Симеон.
— И еще, пожалуйста, надевай в пути, когда это необходимо, вот этот куколь, — сказала Ульяна, подав ему головное одеяние из грубой холстины. В этом куколе не увидеть твоего лица и не разузнать тебя. Я сама его сшила. Примерь, если хочешь.
Симеон развернул куколь и надел его на голову.
— Ну вот, — тебя в нем не узнать, — улыбнулась Ульяна.
Он поцеловал её, ощутив на своих губах тепло её отзывчивых губ. Он любил её, и она любила его. Вдруг Симеон подумал, что ему не хочется уезжать. В самом деле, не лучше ли было бы отказаться от опасной тайной поездки под каким-нибудь предлогом, например, под видом сердечного или иного недуга? Ведь он подвергает опасности не только себя, но и свою семью. С каким удовольствием он сейчас вновь бы очутился в объятиях Ульяны в постели!.. И пусть оно идет так, как идет. Пусть две партии в Смоленске та, что против засилья Литвы, и та, что мирится с этим засильем, ожесточенно борются меж собой, а он, Вяземский, отойдет в сторонку… Так-то вернее — выжить самому и не подвергать опасности семью… Он встряхнул головой, как бы сбрасывая с себя груз сомнений. Нет, он не отойдет в сторонку. Дело решенное — он и большая группа бояр связали свои судьбы с судьбой беспокойного и энергичного князя Юрия Святославича и все свои силы отдадут изгнанию литовцев из Смоленской земли. Сейчас некоторые из тех бояр на конях ждут его у ворот, — пора в путь-дорогу… Вдруг Ульяна сказала:
— Прошу тебя, при встрече с князем и разговорах с ним избегай говорить обо мне. Ты знаешь, меня давно беспокоит его интерес ко мне. Он привязчив… Я боюсь, что однажды…
Симеон спросил:
— Ты, свет мой, хочешь, чтобы я не упомянул о тебе, даже передавая ему приветствие?
— Желательно. Не то ему Бог знает что взбредет в голову. Я боюсь его. Боюсь, что, коль придется нам встретиться, он будет приставать ко мне…
— Ну уж… Это ты напрасно, — улыбнулся Симеон. — Я ему надежный друг и соратник, и он это ценит. Не станет же он всерьез приударять за женой своего друга… Об этом даже смешно подумать.
Вяземский снова привлек жену к себе, поцеловал долгим горячим поцелуем. Сошел с крыльца, легко вскочил на коня, убранного совсем просто все по той же причине — не привлекать к себе внимания — наклонился и снова поцеловал быстро сбежавшую за ним жену.
Выехав из ворот усадьбы, путники шагом направились к главным воротам города. В эту ночь на страже у ворот стояли воины, преданные Симеону Мстиславичу.
К рассвету Вяземский и несколько бояр были уже далеко от Смоленска. Ехали чаще лесом, иногда полями. Встречные селения старались объезжать. Вяземский не раз вспоминал о своем разговоре с Ульяной, о её беспокойстве. Улыбался. Как она не понимает, что не может князь Юрий, при всем его беспутстве, каким он отличался в молодые годы, зариться на жену преданного ему друга? Да ещё в теперешнем-то возрасте?
Через несколько дней с большой осмотрительностью объехали пограничный город Медынь, где была крепкая застава, и, вступив на Рязанскую землю, почувствовали волю. Теперь они ехали прямой дорогой, уже днями, через все селения, где старосты предоставляли им места для отдыха, сытно кормили их самих и их коней.
Юрий Святославич встретил их у Глебовских ворот и сопроводил на смоленский двор, давно уже построенный в Переяславле для смоленских гостей. Вяземский рассказал князю Юрию о настроениях в Смоленске, о том, что большинство граждан не хотят больше мириться с литовским засильем. Зовут Юрия Святославича на престол. Зовут его и родные младшие братья, Владимир и Иван. Самое время, воспользовавшись настроением народа и тем, что Витовт потерпел тяжелое поражение на Ворскле, сделать решительную попытку прогнать из Смоленска Витовтова ставленника.
Слушая Вяземского, Юрий Святославич встал с кресла и, взволнованный вестями, порывисто ходил по покою. Глаза его блестели. Усы топорщились. Половицы под ним скрипели. Он напоминал мощного льва в теснившей его клетке. Обратясь к одному из старейших смоленских бояр, именем Семен Непролей Гаврилович, с которым в прежние времена не раз хаживал в походы и которого многократно назначал послом, спросил его:
— А ты, Семен Непролей Гаврилович, что скажешь? Пора иль не пора?
— Пора, княже, самая пора! — огладя широкую бороду, ответил тот.
— Что ж, идем на челобитье к тестю моему, великому князю Олегу Ивановичу Рязанскому…
Князь Юрий был так взволнован, что даже не осведомился о своей семье, проживающей в Рославле.
Олег Иванович принял смоленского зятя и его бояр немедленно. Увидев радостно-возбужденный блеск в глазах зятя, понял — произошло нечто важное. Нечто важное он связывал лишь с одним — назревшей необходимостью выступать. Поражение Витовта на Ворскле, этот неожиданный подарок рязанскому и смоленскому князьям (а также и московскому), лишь подготовило почву для совместного похода. Здравый смысл им подсказывал — надо ещё подождать, пока в самом Смоленске не созреет благоприятная обстановка. Его жители некоторое время надеялись на то, что новый Витовтов наместник облегчит их участь, однако их ожидания не сбывались, и они уже начинали вновь роптать. Не наступил ли тот час, когда их ропот воплощается в протест?
— Ну, что? — нетерпеливо спросил Олег Иванович.
— Отец. — Князь Юрий опустился перед ним на колени. — Пришла пора садиться на конь. Мои сограждане зовут меня на престол… Умоляю тебя, сотвори Христову любовь и посади меня на смоленский стол… На моей отчине и дедине…
Олег Иванович лишь деловито осведомился, кто именно из смоленских бояр доброхотствует князю Юрию. Их, сторонников Юрия, по словам зятя, действительно было большинство. А если учесть, что и младшие братья, Владимир и Иван, желают возвращения старшего брата, и простой народ того же хочет, то колебаться не пришлось. К тому же, к этому времени упрочились дружественные отношения с Москвой — дочь Юрия Святославича и внучка Олега Ивановича Настенька была уже выдана замуж за московского князя Юрия Дмитриевича.
— Дери лыко, поколе не залубенело, — с твердостью в голосе сказал князь Олег. — Медлить нельзя.
Со всей суматошностью Юрий Святославич принялся готовиться к походу. Никогда его не видели таким лихорадочным и возбужденным, таким радостным. Как будто победа была уже у него за пазухой.
И лишь перед самым выступлением, как бы спохватясь, он спросил у Вяземского — а что ему известно о здоровье княгини Анастасии Олеговны и детей, её и Юрия Святославича? Осведомился и о здоровье Ульяны. Симеон охотно ответил, что семья князя в добром здравии пребывает в Рославле и ждет не дождется возвращения мужа и отца на родину. Точно так же охотно, не испытывая и капли ревности, Вяземский ответил и об Ульяне — она в добром здравии. Князь Юрий кивнул и тут же отвлекся на дела, связанные с предстоящим походом.
Глава шестая. Юрий Святославич мстит…
Однажды, перед самым походом в Смоленск, тесть и зять беседовали меж собой особенно доверительно. Юрий Святославич сказал:
— Коль сяду с Божией и твоей, отец, помощью на смоленский престол, первым делом прикажу казнить князя Романа Брянского — прихвостня Витовтова… — Взъерошил усы, и без того в растопырку, и с яростью, злобно, добавил: — Ненавижу этого Романа из Брянска! Ненавижу его приспешников!
Олег Иванович смолчал, зная, что сейчас ему не охладить Юрия, слишком долго он страдает, насильно отторгнутый от престола и отлученный от родины.
Смоленск осадили в августе 1401 года. В городе шли распри между доброхотами Юрия и сторонниками Витовтова наместника. Олег Иванович через послов предупредил наместника и его сторонников:
"Если не отворите града и не примете господина вашего Юрия Святославича, то буду стоять долго и предам вас мечу и огню. Выбирайте: жизнь или смерть".
Озлобившиеся на засилье литовцев горожане поднялись на тех, кто противился приходу на свою отчину князя Юрия, и ворота были отворены. Под звон колоколов Юрий Святославич въехал в родной город. Был он в раззолоченном кафтане и алой мантии, в сверкавшей драгоценными каменьями шапке с золотым крестом на макушке. Сидел на вороном коне торжественный, борода расчесана, а усы, как их ни приглаживал слуга загодя, топорщились грозно. Встречали его приветственными криками, кланялись ему. В передних рядах — священники в парадных ризах, бояре, городские старцы (так звали здесь купцов)… Рядом с князем Юрием — его тесть князь Олег Рязанский, шурин Родослав, Симеон Вяземский… Отряд за отрядом втягивались в главные массивные ворота многочисленные рати.
