Даниил Мордовцев - Ирод
Мало того. Когда, вслед за ним, вспыхнула великая война между восточною и западною половинами римской державы, во главе которых стояли: первой — Брут и Кассий, убийцы Цезаря, второй — мстители его великой тени, Антоний и крутолобый юноша Октавиан. Ирод с таким искусством играл свою роль, что очарованные им Брут и Кассий, угадывая в нем крупные таланты и воина, и администратора, немедленно доверили ему начальство над сильными отрядами конницы и пехоты, и, кроме того, Кассий обещал даже, по окончании войны, поставить его царем над Иудеей.
Об этом обещании проведал Малих. Страстный по натуре, горячий иудейский патриот, Малих состоял начальником иерусалимского гарнизона и, видя преобладание в стране семейства всемогущего идумея, давно питал глубокую ненависть к Антипатру и его сыновьям, в особенности к даровитому и счастливому Ироду. Теперь же, проведав, что последнего ожидает царский венец, Малих решил в душе извести все семейство Антипатра, а потом, пользуясь слабостью и бездарностью Гиркана, самому захватить венец Давида и Соломона.
Но как извести такую силу, которая в состоянии уничтожить его самого? Открытая борьба невозможна. Это значит сдвинуть с места Елеонскую гору. Надо извести ненавистных идумеев хитростью, ловушкой, как изводят иногда львов заиорданской пустыни, сильной отравой, добываемой в каменистой Аравии. Пузырек с такой отравой доставила ему когда-то одна старая арабка, сына которой он освободил из темницы.
Случай для приведения в исполнение преступного замысла представился скоро. По случаю возвращения Антипатра из Тира, куда он отвозил подать, собранную с Иудеи для Кассия, Гиркан давал в своем дворце обед в честь Антипатра. Для Малиха это было на руку; пусть старый идумей подохнет на глазах первосвященника, у него во дворце... И Антипатр подохнет и... старый Гиркан в подозрении... А он, Малих, чист, как солнце.
Малих знал, что главный виночерпий Гиркана, Рамех, тоже ненавидит идумеев. Он и обратился к Рамеху. Он заговорил о самом больном месте двора Гиркана, о том, что идумей захватили всю власть в свои руки и скоро захватят и дворец.
— Уже дело к тому идет, — добавил лукавый иудей.
— Как? — удивился и испугался Рамех.
— Так! Ирод думает взять себе в жены Мариамму, а Аристовула отправят в Рим заложником, да там и порешат с ним. На этом обеде и состоится сватовство Мариаммы.
— Но ведь она еще крошка, — возразил Рамех, — ей всего десять лет. Она еще играет в куклы.
— Это ничего, добрый Рамех, девочки от кукол прямо переходят к собственным детям — те же куклы. Теперь пока состоится обручение, а года через два-три и брак.
— Но как же так? Ирод уже женат на такой же, как сам, идумейке Дориде, и у них уже есть сынишка Антипатр?
— Что ж, закон не запрещает иудею иметь две или три жены, а идумею и подавно, — сказал Малих.
Рамех был поражен. Ему особенно жаль было и противно думать, что общая любимица, крошка Мариамма, достанется кровожадному идумею и, притом, в качестве сподручной жены.
— Этому не бывать! — горячо сказал он. — Я их всех опою таким зельем, что они в несколько месяцев переколеют. У меня есть такое снадобье из Египта.
— А у меня, мой друг, есть снадобье получше, — улыбнулся Малих, — оно изгоняет из человека нечистого духа в несколько минут. Этого снадобья я и дам тебе. Им только следует помазать чуть-чуть края чаши, из которой будут пить, и смерть выпита.
— Отличное снадобье, — одобрил Рамех.
— Да, но чтобы на тебя не пало подозрение, я и об этом подумал, — сказал Малих. — Видишь ли, у идумеев есть обычай, что если они чествуют особенно дорогого и почетного гостя, то вино разливает в чаши не виночерпий, а младшая в семье дочь. Это и должна сделать Мариамма. Антипатру же будет особенно лестно, что для чествования его будет соблюден его родной обычай.
— Умно, очень умно придумано, — обрадовался виночерпий, — лучше этого не мог бы придумать и сам премудрый Соломон.
На этом и порешили.
Антипатр явился на пир очень оживленный. В обхождении с ним Кассия, когда в Тире он отпускал его в Иудею, проглядывало большое расположение к нему и к его «равному по доблестям отцу — сыну Ироду», как выразился могущественный римлянин. Кассий прозрачно намекнул ему, что Азия обширна и богата и что недалеко то время, когда римские орлы, за дружбу Антипатра к Риму, принесут в своих могучих когтях царские венцы на голову Антипатра и всех сыновей его.
В обширном покое пиршеств дворца Гиркана Антипатр нашел уже раби Семаию и раби Авталиона со всем синедрионом, а также Малиха и других сановников Иерусалима.
Скоро придворные служители внесли сосуды с вином и другие угощения. Перед каждым гостем поставили по золотой чаше для вина, которые расставлял главный виночерпий Рамех.
Вслед за тем Рамех удалился к служителям, а вместо него вышла Мариамма. От удовольствия, что она будет играть на пиру такую почетную роль, девочка вся раскраснелась.
— Вот мой новый виночерпий, — с умилением и нежностью сказал Гиркан, любуясь своей восхитительной внучкой.
Антипатр понял любезность хозяина и весело сказал:
— Идумея должна гордиться, что в моем лице она вся присутствует на царском пиру. Слава новому, прелестному виночерпию!
Раби Семаия ласково подозвал к себе девочку.
— Чистое, непорочное дитя! — сказал он, возлагая руки на золотистую головку Мариаммы. — В твоем образе ангелы на небесах служат Всеблагому Богу. Ты их заменишь для нас грешных. Да будет же над тобой благословение Всевышнего.
— Аминь! — разом проговорили члены синедриона.
Малих незаметно переглянулся с Рамехом, немым взором спрашивая, тот ли кубок поставил он перед Антипатром. Тот понял немой вопрос и отвечал едва заметным наклонением головы, скорее глазами.
Слуги между тем перед каждым гостем поставили обильные яства.
Гиркан встал и, воздеянием рук призывая на пир и на пирующих благословение Божие, сказал торжественно, как первосвященник.
— Примите и ядите — это суть яства, предлагаемые вам от чистого моего сердца.
Мариамма тем временем разлила вино по чашам.
— Пейте от чаш ваших, вино это да веселит сердца ваши!.. — снова возгласил Гиркан.
— Аминь! — отвечали ему разом все гости.
Малих и Рамех, казалось, не глядели на Антипатра, а между тем жадно следили за каждым его движением. Вот он взял небольшой хлебец, разломил его, часть положил на прежнее место, а другую, держа в левой руке, правою потянулся к овечьим почкам с красным перцем и стал есть с видимым удовольствием... «Как он долго жует!» — казалось, говорил взор Малиха Рамеху... Еще взял почку, еще... Что-то говорит раби Авталиону... Что ж он не пьет?.. Но вот раби Авталион потянулся к своей чаше — пьет и ставит чашу на стол. А Антипатр все не пьет! И это после перцу! Все пьют, а он не пьет.
Мариамма, словно золотистый мотылек, порхает вдоль стола, заглядывает в чаши гостей и подливает вина, где хоть немного уже отпито. Подходит и к Антипатру, но его чаша и не тронута.
И все еще не пьет!.. Рамех чуть заметно пожимает плечами...
Мариамма проходит мимо Гиркана. Дедушка ловит ее и гладит золотистые волосы девочки. Она со смехом увертывается и целует деда в бороду...
Но вот Антипатр потянулся к чаше... Пьет, долго пьет, не отрывая губ от смертоносных краев чаши...
У Малиха сердце перестает биться... Рамех бледен, несмотря на свои смуглые щеки...
Вдруг что-то стукнуло...
Что это? У Антипатра чаша выпала из рук, и вино окрасило, словно кровью, его белую с золотом мантию
Голова Антипатра опрокинулась, и он весь судорожно вытянулся...
— Так скоро упился, — заметил раби Авталион, стараясь поддержать его.
— Это по-римски, засыпать за пиром от пресыщения, — ехидно заметил один из членов синедриона.
— Но он и одной чаши не выпил, — тревожно заметил Гиркан.
— Смотрите, он посинел, — сказал раби Семаия, — с ним удар, поражение мозга кровью сердца.
Гиркан окончательно растерялся.
— Что же с ним? О, Боже! Что с ним?
— Он умер, — сказал Авталион, прикладывая руку к сердцу Антипатра.
— Смерть грешников люта, — как бы про себя заметил Семаия.
— Не пустить ли ему кровь? — подсказал Малих, к которому только теперь воротился дар слова.
— Поздно! Он умер! — окончательно заявил раби Авталион.
— Мама! Мама! Он умер! — испуганно закричала Мариамма, которая только теперь поняла, что случилось, и стремглав убежала во внутренние покои.
«Это ему за Ирода, за попрание синедриона», — подумал про себя Семаия.
«Каков Гиркан!» — тоже подумал Авталион.
VIII
Внезапная смерть Антипатра для всех оставалась загадкою. Говорили, что он просто умер от удара. Члены синедриона подозревали в этом деле Гиркана: орудием своей мести за унижение, в синедрионе, со стороны сына этого Антипатра, Ирода, первосвященник, по их мнению, избрал свою невинную внучку Мариамму. Никто не подозревал Малиха, который так искренне, по-видимому, оплакивал «великого человека», когда сообщал Фазаелю подробности о смерти его отца.
