Евгений Бажанов - По законам Дикого поля
– Тополь, – предложил Васек. – Назови его Тополь. Стройный, ноги длинные.
– Тополь, Тополек, – пожалуй, годится, согласился зверолов. – Хорошо. Пусть будет Тополь.
Несколько дней Вожа приучал коня к своим, лишь ему свойственным командам обычным голосом и тайными посвистами. Скормил коню не одну буханку хлеба и сладкую морковку. Щелкал кнутом над конской головой, стрелял из пистолета. Приучал невозмутимо воспринимать вспышку огня, грохот и пороховую гарь. Водил по овражным кручам и по бревну.
Собранными в поле травами Вожа помогал Прасковье лечить Васька.
А вечерами поредевшая семья табунщика и зверолов собирались за столом. Гостя не тревожили. Надежды терзаемыми ожиданием и тревогой переселенцами подавлялись с, казалось, молчаливой отрешенностью от текущей жизни. Лишь однажды Прасковья спросила о родителях и семье зверолова.
– Когда мне было лет десять, моя мать пропала. Ее похитили или убили во время набега племена с реки Кубани. Так говорили взрослые. За тысячу верст пришли с Кубани на северное порубежье Дикого поля. Мы жили близ крепости Пенза. Много народу в селах и крепостях побили… Малых и старых подушили, пожгли, остальных увели с собой. Что стало с матерью, не знаю. Говорили, что вроде погибла, да никто могилы не видел. Другие говорили, что ее угнали. Отец – священник, был проповедником среди язычников. И я при нем ездил. Другой родни не имелось… Помер через год от цинги. Мне от родителей осталось только вот, – Вожа достал из нагрудного кармана платок, на котором было вязью вышито крестное имя будущего зверолова и проводника: «Никита Старков». Никифор Старков – таково полное имя зверолова. Он бережно сложил и спрятал единственную семейную реликвию.
– Как жил такой малой? – Прасковья сокрушенно покачала головой.
– Подобрал меня охотник. С ним и скитался по лесам и долам Дикого поля пять лет. Выучился промыслам. Дальше сам промышлял. Мать дала мне жизнь и этот платок, отец обучил грамоте, старый охотник научил ремеслу, без которого пропал бы. Живу как Бог надоумил. Прежде по Большому Черемшану охотился, медведя промышлял, куницу, бобра, белку… Ныне там людно стало. Теперь промышляю на притоках Сока, Самары и Большого Иргиза. По рекам зимовья поставил. Поле – мой большой дом. Когда платят, вожу торговые караваны. Сирым помогаю найти земли пригодные. Тем живу.
Калачевы быстро привыкли к новым жильцам. Жизнь шла заведенным порядком. Летом день год кормит. Все работали. Только взгляд зверолова их смущал. Острый, временами будто за руку брал или в плечо толкал, не прикасаясь. Взгляд не подзывал, а почти ощутимо притягивал.
Заставляло креститься и пугающее поведение зверолова во время грозы. Когда все прятались иод крышу, он выходил на крыльцо, подставлял лицо ветру и струям дождя. А если раскаты грома и разрывы молнии сотрясали округу, его глаза и лицо выражали необычное возбуждение, даже блаженный восторг, точно он попадал в родную стихию. Его ноздри вздувались, жадно втягивали обострившиеся запахи омытых и растревоженных трав и деревьев. В эти минуты Вожа не слышал зова окружающих, стоя погруженный в какие-то ему лишь неведомые чувства.
Днем Вожа обучал коня, охотился в поле, вечером работал в усадьбе.
На равнинах Дикого поля, помимо одичавших домашних лошадей, паслись косяки диких тарпанов[17] – невысоких лошадок серой мышистой окраски с черной полосой вдоль спины, с причудливой черной стоячей гривой и хвостом. Долина реки Сок – северная граница обитания тарпанов в заволжских долах. По берегам Самары, Иргиза и обоих Узеней их водилось особенно много. Даже один из притоков Таволжанки, впадающей в Самару, звероловы и переселенцы назвали Тарпановкой.
Тарпан – лошадка хоть и небольшая, но плотного телосложения, необычайно резвая и выносливая. Только сайгаки могли бежать быстрее. Даже иные птицы не успевали в лете за их стремительным и грациозным бегом-полетом. К тому же тарпаны осторожны, чутки и на близкое расстояние охотников не подпускали. Из районов обитания их могли вытеснить только стада домашних животных.
Вожа целый день караулил в засаде, пока косяк тарпанов не подошел к нему на расстояние выстрела.
Шкуры двух тарпанов Вожа обработал во дворе усадьбы. Из шкур он сшил жилами, вынутыми из ног тех же тарпанов, несколько разновеликих мешков. После того он разжег гнилушки, которые медленно тлели, и поставил сырые мешки на дым на несколько дней, пока кожа не стала жесткой.
В то время как кожи сохли, Вожа принялся делать епанчи по русскому обыкновению. Перещипанную шерсть толщиной в палец разложил по рогоже[18] и обливал ее из тагана[19] горячей водой и топтал изо всей силы, бил и катал валиком, снова поливал кипятком и снова топтал и катал. До тех пор, пока шерсть слеглась очень крепко. Образовалось толстое покрывало, не продуваемое ветром, не пропускающее коротких проливных дождей, спасающее от стужи и солнечных ожогов. Теперь из куска войлока легко кроить плащ, который набрасывался на плечи и стягивался на груди тесемкой, пришитой к верхнему краю.
Вожа изготовил два плаща – для себя и приемного брата, названого брата. Он зашел в избу и накрыл Васька плащом, как одеялом. В военном походе и на охоте епанч длиной до колен незаменимая вещь. Епанч одновременно и постель, и одеяло, и шатер над головой в зимнюю пургу. Обычно на походной ночевке звероловы в сыром месте рубили ветки деревьев или кустарника или резали ножом охапки травы, стелили на них епанч и им же укрывались. По образцу этой древнерусской одежды позднее наловчились делать и бурки, более удлиненные и широкие войлочные плащи, бытовавшие у нескольких народов. Бурки носили предпочтительно в степных районах, где не было лесов и передвигались только верхами на лошадях.
Паренек был несказанно рад подарку, столь редкому в жизни бездомного сироты. Он быстро набирался сил.
Вместе с сыновьями табунщика Вожа мастерил пики и стрелы, ковал наконечники для стрел. Главный мастер тут Вожа. Позже показал уменье клейменый каторжник из числа овражных людей. Остальные – старательные подмастерья.
– Зачем нужен лук? – спрашивали зверолова садчик и овражные люди. – У вас замечательное ружье и пистолет.
Вожа каждый раз терпеливо отвечал:
– Ружье и пистолет больше для войны, чем для охоты.
Годится для боя большого зверя – медведя, лося… Лук для птицы и пушного зверька. Ружье в лесной чаще таскать надоедливо, лук легонький. Порох недешев, патроны дороги. Стрела своя. Полусотни каленых стрел надолго хватит.
Вначале изготовили три лука. Один поменьше, – для Васька. Два других, с тугой тетивой, – для Вожи и Дружины. Приглядевшись к приемам зверолова, смастерили для себя луки и овражные люди.
В минуты отдыха Вожа смастерил свирель[20] и наигрывал мелодии старые, известные каждому пастуху и крестьянину, и новые, может быть, рождавшиеся в эти самые мгновенья. Свирель являлась любимым инструментом не только у пастухов и звероловов, но и у крестьян. Они знали, какое дерево лучше для изготовления сапелки, дудки и свирели, от чего зависит голос.
В дохристианские времена на Руси придумали оригинальную письменность и крючковую нотную грамоту. Но простой народ играл на слух, и по памяти исполнялось много несен и наигрышей. С принятием христианства пришли новая письменность и традиции. А в народной глубинке сохранялись традиции, идущие от седой старины. Таковы мелодии, исполняемые звероловом. В Диком поле и в Сибири они имели наибольшее хождение.
Табунщики часто останавливались послушать знакомое с детства и неведомое. Очень уж ладно играл зверолов. В медвежьих углах еще не знали завезенного Петром I табаку и крепких напитков. Лучшим отдыхом считалось затянуть песню да еще заиграть на дудке или свирели.
Более других полюбилась игра зверолова Прасковье. Она присаживалась на крылечко и, расчувствовавшись, просила поиграть еще. Похваливала и расспрашивала.
– Что играешь?
– А что на душу придет, – отвечал зверолов. – В поле людей по нескольку месяцев не вижу. Словом перекинуться не с кем. Поиграешь – и сил прибавляется, на душе веселей.
Своей игрой зверолов заразил и братьев Калачевых. Особенно Дружина резал свирель за свирелью, отыскивая лучший звук.
Через несколько дней Вожа объявил, что готов к большой охоте. Затянулась рана и у его названого брата. Васек был еще слаб и пошатывался при ходьбе по двору, но выразил желание тронуться в путь.
Вожа забрал мальчишку с собой.
Калачевы подарили обоим звероловам по рубашке, тканой из крапивы, на подмену и благословили. Они еще верили в удачу и возвращение дочерей.
9
В Самарском Заволжье степь часто перемежалась с лесом. Много дубрав. Все песчаные места заросли красными лесами с преобладанием сосны. Встречались сосны в два-три обхвата. А то лес обрывался и шла равнина, на которой лишь отдельные деревья и кустарники.
