Евгений Бажанов - По законам Дикого поля
Южнее реки Самара лес встречался преимущественно по долинам рек. Среди степи тянулись кудрявые зеленые полосы шириной от сотни саженей до двух десятков верст по обе стороны от речных берегов.
Урема[21] отличалась сказочной населенностью зверя и птицы. Узкая полоска леса под своей сенью собирала и всегдашних обитателей лесов, и жителей степей. В пойменной, затопляемой весенними паводками части леса небо подпирали деревья-великаны, под которыми сравнительно мало подроста и кустарника. На нагорной возвышенной стороне уремы заросли гуще и почти непроходимы, особенно на склонах рек и оврагов.
Звероловы въехали в урему по тонкой извилистой звериной троне. Начало тропы приметить не просто. Спугнули стадо диких кабанов, с треском ломанувшихся прочь. Спешились и повели коней за узду, свободной рукой раздвигая густые заросли, за которыми ничего не видно в трех шагах. Идти по тропе трудно, но если сбился с тропы, то завязнешь в буреломе; пеший потеряет времени в пять раз больше, а конный вообще не пройдет. Но вот лес стал редеть, пошла настоящая урема с небольшими лужайками среди чащи.
– Сок, – показал Вожа на блеснувший впереди изгиб реки. Река шириной в двадцать-тридцать саженей имела пологие берега, но текла в коридоре леса и густого кустарника. В наиболее узких местах гигантские деревья почти смыкали ветви, в других несколько расступались, будто специально давая взгляду рассмотреть живописную картину.
Вожа привел Васька на одно из своих зимовий.
– Мое зимовье, – сказал Вожа возле небольшой избушки с одним маленьким оконцем, в которое не смог бы пролезть и ребенок. Оконце затянуто рыбьим пузырем.
Зимовье стояло у реки, но так, что с реки его не видно. В кустах лежал долбленый челн. За избушкой росла дикая вишня. Топор зверолова проредил заросли вокруг нее, и благодарное дерево широко раскинуло густую крону, усыпанную множеством мелких плодов. У крыльца крошечный пятачок еще зеленых бобов и грядка пожухлого, заросшего сорняком лука, показывавшего, что хозяин здесь редкий гость. Других насаждений не было.
Около зимовья деловито гудели дикие пчелы. В могучем осокоре на разных уровнях поместилось сразу три борти[22]. Зверолов имел в лесу свои бортные ухожаи[23]. Бортничество не стало главным делом зверолова, но и мимо дармового природного меда он не проходил…
Васек не удержался – попробовал зеленый плод яблони:
– Кислое.
– Подрастут, будем парить в печи.
Из кустов выскочил крупный серый пес. Такой тощий, что ребра выпирали, точно шкура сидела на костях. На радостях собака чуть не свалила хозяина.
– Волчок, – Вожа приласкал собаку, похожую на волка. Ласково потрепал по шее и жмурящейся от блаженства морде. – Совсем отощал без меня. На охоту пойдем, подправишься.
Васек зашел в зимовье, а за ним проследовал и Вожа. В полутемном зимовье Васек увидел полати. На земляном полу вместо привычной деревенской печи каменка – свод, сложенный из камней без извести и цемента. На этот свод клали камни беспорядочно и много, чтобы дым выходил из печи беспрепятственно, а тепло удерживалось большой массой камня достаточно долго.
Затем паренек повернул голову и отшатнулся в сторону. В углу на шесте сидел, взметнув огромные крылья, степной орел. Хищный крючконосый клюв разинут. Глаза блестят, показалось, горят красным огнем. Но птица не шевелилась. Искусно изготовленное чучело едва вмещалось в избенке. В другом углу «спал» филин.
В центре зимовья стоял стол на вкопанных в землю ножках, два стула – долбленые чурбаки, к потолку на веревках подвязаны два мешка. Один Вожа спустил на стол. Достал горсть лесных орехов, угостил Васька.
– Бери, Васек, это межевой запас на черный день. Как только орех нальется, пойдем лещину[24] лущить. Два мешка соберем – нам на всю зиму хватит.
Звероловы на территории от Волги до Камчатки приходили в зимовье для промысла пушного зверя в середине осени. В Диком поле в зимовье часто и летовали. Большинству звероловов возвращаться было некуда. Время появления обжитых деревень только подступало.
Если в приглянувшемся месте зимовья не стояло, то избушка рубилась в течение недели. В январе основной промысел кончался. Но если рядом не имелось селенья, что бывало часто, то звероловы, отдаленные от другого мира сотнями верст и глубокими снегами, жили в зимовьях до ранней весны. И только после этого отправлялись в селенья, в крепости, на ярмарки. Вожа жил в зимовьях постоянно.
Похожие зимовья Вожа имел на одном из притоков Большого Черемшана, на Соку, на Самаре и Большом Иргизе. На Иргизе – реке, пограничной с киргизской стороной, вокруг зимовья Вожа поставил частокол с бойницами. Здесь даже зимой шалили воровские шайки кочевников и воровской люд из России. Остальные зимовья как простая изба.
Долгие зимние вечера зверолов коротал, прикармливая лесных зверюшек и раненных птиц. Они словно услышали приход большого друга. Первой появилась белка, серая с рыжеватым отливом. Белка схватила орех из протянутой ладони и юркнула в рукав рубахи, но рубаха не шуба, что-то ей там не понравилось – и через мгновенье она оказалась на лавке.
Зато в открытую дверь бесшумно впорхнул жгуче черный большущий ворон и зычно ошеломил человеческой речью:
– Здравствуй! Ворону угощенье!
Оба зверолова, и зрелый и малый, такому явлению умилились. Никто разговаривать птицу не учил. Вожа подобрал полуоглушенного ворона с помятыми правильными перьями на снегу в самую стужу после боевой птичьей потасовки. Ворон прожил в зимовье до весны, восстановил силы, но улетать не собирался. То ли ему здесь оказалось сытнее и теплее, то ли интереснее слушать человека и поражать способностью выговаривать фразы.
– Пойдем покажу байбака[25], – предложил Вожа названому брату.
Во дворе Вожа познакомил Васька еще с одним приятелем, который вылезал на свист.
Вечером Вожа налил в плошку кумыса и поставил у порога. Утром гость все же пожаловал. Васек увидел чрезвычайно пушистую кошку.
– Дикая полевая кошка, – сказал Вожа. – В степи среди зарослей чилиги и шиповника полно водится. Там их волки не достают и добычи хватает. Приваживаю от мышей и крыс. В холода в зимовье жила. Летом совсем одичала. Пушистик, иди сюда.
Кошка пила кумыс крошечными глотками, слизывала с поверхности, от удовольствия жмурила глаза, но стоило сделать шаг в ее направлении – убегала в кусты и возвращалась только когда люди отступали на значительное расстояние.
Новые события и встречи восхищали мальчишку, хоть и росшего среди приволья деревенской природы, но впервые летовавшего с настоящим охотником-промышленником, а по другому – звероловом-промышленником. Охотники этой поры предпочитали называть себя не промысловиками, а промышленниками, что в общем одно и то же, но более употребимое шло от более ходового слова промышлять. Называли они себя так не без гордости. Считали зверование и службу проводниками стоящей, главной работой. И, действительно, были уважаемы. К ним часто обращались за советом и помощью. Мальчишки, попавшие в науку к охотнику-промышленнику, редко сходили с охотничьей тропы.
Оставив кожаные мешки с кумысом и провиантом в зимовье, звероловы пошли на разведку по реке в долбленке, прихватив берестяные ведра, веревки и рыболовные снасти.
Лес обступал реку плотной стеной и слева и справа. Иногда плыли в сплошном зеленом туннеле из веток деревьев. Гигантские осокори в три-четыре обхвата возвышались над всем. Не уступали им могучие березы, изредка встречавшиеся в чаще, и липы. Чуть ниже – могучие дубы, стройные осины, кудрявые вязы. Еще ниже – ракита, боярышник, лещина, другой кустарник и много подроста деревьев. И так до самой земли. У каждой группы деревьев свой уровень.
Нижние ветви деревьев свисали в воду. Зеленоватая вода играла ветвями. А вот двухсотлетний огромный осокорь, подмытый вешними водами, упал и перегородил более половины реки. Долбленка с усилием прошла образовавшуюся быстрину. Лес казался угрюмым, а река, текущая в густой тени, глубокой и таинственной.
Верст десять звероловы прошли вверх по Соку на гребях[26]. Пока поднимались, лес был оживлен. Время весеннего гнездования и брачных песен кончилось, но птицы оживлены, и то тут, то там слышались голоса рябчиков, лесных голубей, дроздов, размеренно вела счет кукушка: ку-ку-ку, стучал дятел.
С ветки на ветку, далеко, точно птица, летала белка-летяга. В отличие от обычной белки у нее тонкие кожаные перепонки с двух боков; от передних лап к задним перепонки распластывались точно два крыла.
Легкая долбленка тихо скользила по воде и почти в упор вышла на лося, вышедшего на водопой. Лесной великан вздрогнул и гулко, скачками, ушел в чащу.
На реке темные омуты сменялись песчаными перекатами. На одном Вожа показал глазами на рыбу, вставшую на перекате. Васек, упарившийся от духоты и весельной работы, с удовольствием сиганул в воду. Он поймал рубахой двух рыбин.
