Юрий Андреев - Багряная летопись
Помимо частей, долженствующих весьма бдительно нести непосредственно сторожевую службу с выставлением охранения во все стороны и с установлением связи с соседями, приказываю не забывать назначать в каждом пункте ночлега особые дежурные части, силой не менее одной трети численности всего гарнизона; эти дежурные части должны располагаться сосредоточенно, быть в полной готовности стать в ружье в каждую данную минуту, должны тщательно изучить весь район ночлега, чтобы по тревоге, хотя бы в полной темноте, без суеты и потери времени занять заранее намеченные боевые места. Остовом для позиции дежурных частей должны служить части сторожевого охранения на каждом данном угрожаемом участке при условии заблаговременного расположения в важнейших местах засветло нацеленных пулеметов.
В темноте, как общее правило, ни артиллерия, ни кавалерия действовать не должны; весь успех ночных боев должен основываться на заблаговременном извещении дежурной части, спокойном занятии позиций и выдержанном с близких дистанций ружейном и пулеметном огне.
Важность правильного несения службы сторожевого охранения при ночлегах в сфере влияния противника настолько ясна, что, казалось бы, не должна вызывать особых указаний, однако практика показывает, что некоторые части в этом отношении допускают преступную небрежность. Предупреждаю, что впредь обнаружение каких-либо погрешностей в этом деле, особенно когда результатом явится боевая неудача, повлечет за собой самые суровые кары, причем в провинившихся частях все виновные, начиная с командиров и комиссаров, будут расстреляны…»
(Центральный Государственный архив Советской Армии, ф. 254, оп. 4, д. 122, лл. 118–119)1 июля 1919 года
Москва
«Фрунзе… Фрунзе… Яркий человек Фрунзе. Талантливый человек… Смелый…» Ленин положил бланки с наклеенными лентами слов на край стола и подошел к большой карте. «Южный Урал… Туркестан… Западная Сибирь… Бежит, бежит Колчак, а белоказаки повисли бешеным псом над Уральском — Оренбургом… Сложный район… Сложные задачи… А впереди вся Сибирь… Кто же, кто же сможет из них, кто из них именно здесь наиболее пригоден?»
Слегка покачиваясь, заложив руки за спину, он смотрел на огненно-красную опояску фронтов, отмеченную на карте, и чередой проходили перед его внутренним взором новые красные полководцы и военачальники, один ярче другого. «Нет, все-таки Фрунзе крепче. Упорней. Самостоятельней. Большевик. Крупный, одаренный полководец».
Ленин прошелся по кабинету, остановился у окна. Яркое солнышко заливало двор, со звонким щебетом прыгали по брусчатке воробьи… «Фрунзе, Михаил Васильевич. Какие у него глаза! Запомнились в 1906 году на Стокгольмском съезде. Совсем юноша был, а как рассказывал тогда об ивановских боевиках, об ивановском Совете рабочих депутатов!.. О первом в истории Совете!.. А в 1917 году ведь именно по этим глазам узнал я его: выступает коренастый, широкогрудый мужчина, объявлено — «Михайлов». Какой же это, думаю, Михайлов? Ведь это Арсений! Тот самый ясноглазый боевик, которого дважды за эти годы приговаривали к смертной казни!..»
Ленин слегка усмехнулся: «Глаза ясные, а взор твердый, неподатливый! Я шлю ему телеграмму месяца полтора тому назад: знаете ли об отчаянных просьбах оренбуржцев о помощи? А он: силы нужны на главном направлении, что же касается «потока оренбургских слезниц» — так и написал! — то это объясняется прежде всего неумением оренбуржцев использовать свои средства…» Ильич юмористически покачал головой: представил, как сердито писал свои ответ Фрунзе. Да, такой военачальник предпочитал и предпочтет остро, умело и неожиданно для врага действовать, нежели низвергать «поток слезниц».
— Владимир Ильич, к вам товарищи Гусев и Склянский. — В дверях стояла Фотиева.
Ленин глянул на часы:
— Очень хорошо! Они точны. Просите их, Лидия Александровна. — Он прошел вперед, остановился у стола.
В кабинет вошли заместитель председателя РВС республики Склянский и член РВС Гусев — энергичные, подтянутые люди в расцвете сил.
— Здравствуйте, Владимир Ильич! Как наглядно у вас карта размечена. — Гусев бережно пожал протянутую руку Ленина.
— Это он хочет доказать, что у него великолепные навыки штабной работы, не так ли? — Ленин лукаво глянул на Склянского: поддержит ли шутку?
— И верно, — широко улыбнулся Склянский. — Но все же умеет он мыслить стратегически, Владимир Ильич, умеет!
— Да? Это очень приятно, редкое умение!
— А как же: яркий денек, жаркий луч на карте он и то заставил служить своим целям — какая, дескать, карта отчетливая, какой, значит, я вояка прирожденный!
Гусев и Ленин от души расхохотались, Склянский присоединился к ним.
— Отлично, отлично подмечено. — Все еще смеясь, Владимир Ильич жестом руки пригласил Гусева и Склянского сесть. Лицо его посерьезнело. — Итак, товарищи военные большевики, я пригласил вас, чтобы узнать ваше мнение по ряду вопросов.
Первый: что вы думаете сейчас о положении под Уральском?
— Беспокойное положение, — подумав, ответил Склянский.
— Прочтите, пожалуйста. Получено только что.
Ленин протянул им телеграфные бланки и ушел за письменный стол. Гусев и Склянский углубились и чтение:
«На № 490/с. Операциям противника на Уральском фронте, в частности и районе Николаевска, мной уделялось и уделяется самое серьезное внимание ввиду очевидной опасности соединения колчаковско-деникинского фронта на Волге. К сожалению, до сих пор в моем распоряжении на этом участке были лишь слабые части, совершенно неподготовленные, часто плохо вооруженные. Все остальное было направлено в дни колчаковского наступления на Самару против него и до сих пор занято на уфимском направлении. Уже месяц тому назад мной была намечена переброска с уфимского направления одной дивизии на Уральско-Оренбургский фронт, что быстро позволило бы ликвидировать и этот участок, но, согласно распоряжениям высшего командования, у меня сразу одна за другой были отняты две дивизии — 2-я и 31-я, из которых первая уже переброшена частью на Петроград, частью на Царицын, а вторая перебрасывается под Воронеж.
Это, во-первых, приостановило быстрое и решающее завершение Уфимской операции, а во-вторых, не дало возможности своевременно подкрепить Уральско-Оренбургский фронт. Пришлось ограничиться затыканием дыр за счет вновь формируемых, совершенно небоеспособных частей, что приводило к ряду частичных успехов противника. Ныне я получил разрешение использовать силы 25-й дивизии, которая и перебрасывается самым спешным порядком с напряжением всех сил и средств из-под Уфы в район Богатое — Бузулук для нанесения удара с севера, хотя в данный момент, а именно при полной неустойчивости 9-й и 10-й армий и при слабой обеспеченности восточного участка своего фронта (Стерлитамак, Оренбург), одной 25-й дивизии далеко не может считаться достаточным для ликвидации Уральско-Оренбургского фронта.
Тем не менее позволяю выразить надежду, что не позже, чем через 10–14 дней, Уральск и весь север области будут очищены от белогвардейщины, в частности обратное занятие нами Николаевска считаю обеспеченным в ближайшее время. Использованию местных средств мешает крайний недостаток оружия; так, несмотря на настойчивые просьбы, я до сих пор не получил пулеметов и только вчера получил партию винтовок далеко не в достаточном числе. Прошу верить, что Реввоенсовет Южгруппы работает в чрезвычайно трудной обстановке, часто при очевидном непонимании главным военным командованием проделанной им работы, исполнял и исполняет свой долг перед революцией.
Командующий Южной группы М. Фрунзе».— Ну что? — живо спросил Ленин. — Вот вам еще копия двух его приказов по разгрому южной группы казачьих армий Колчака. Почитайте-ка. — А сам продолжал работу.
Поскрипывало его быстрое перо, шелестели листы приказов Фрунзе. Склянский, дочитав последний лист, задумался. Гусев достал записную книжечку, стал что-то в нее заносить.
— Я думаю, на Фрунзе можно положиться, — коротко сказал Склянский. — Дельно, очень дельно.
— Да? — откликнулся Ленин. — Это же зрелый полководец и самый настоящий, наш-нашенский большевик! Вы посмотрите, какие военачальники вырастают в партии. А? — Ленин встал. — Товарищ Гусев, вот вы довольно долго работали в Реввоенсовете Восточного фронта. Прошу вас откровенно и всесторонне охарактеризовать Фрунзе.
Гусев снял пенсне, задумался. Большой лоб его сморщился.
— Сделать это мне непросто, потому что мы с Михаилом Васильевичем не всегда гладили друг друга по шерстке. А рука у него, надо сказать, крутая и тяжелая…
— А вы попробуйте, попробуйте, — лукаво поощрил его Ленин. — Честь и хвала вам, если сможете быть объективным. И товарищ Склянский вам кое-что подскажет. А в случае чего и я немного помогу: все-таки лет пятнадцать его знаю. Нуте-с, и без приукрашивания!
