Бурсак в седле - Поволяев Валерий Дмитриевич

Ответ Калмыкова удовлетворил. Более того, в «продолжение темы», как принято говорить в таких случаях, он издал свой собственный приказ, в котором велел всем казакам, способным носить оружие, явиться в пункты станичной охраны, созданные повсеместно, в каждой обжитой точке Дальнего Востока, и отметиться в специальном журнале. Это было похоже на всеобщую и полную мобилизацию.

Калмыков стал готовиться к очередному этапу борьбы с партизанами. Делал это основательно, как запорожский кошевой перед походом на турецкого султана, чтобы никаких промашек не было.

Сведения о готовящемся походе поступили к партизанскому командиру Шевченко — приготовления были масштабными, не заметить их было нельзя.

Бывший вахмистр постарел, осунулся, глаза у него потухли, словно он был чем-то болен.

Поглядев на стаю ворон, вившихся над недалекой рекой, Шевченко покачал головой: никогда такого не было, чтобы вороны не боялись воды — всегда опасались ее, всегда с истошными криками шарахались в сторону, а тут бесстрашно пикируют прямо в свинцовую рябь, выпихивают что-то из воды…

Шевченко понял — расклевывают глушеную рыбу, дерут ее на куски, питаются на дармовщинку, словно в столовой Красного Креста, и есть рыбу они будут долго, не успокоятся, пока не добьют, или пока стая зубаток не перехватает всех за скрюченные серые лапки, не утащит в холодную глубину.

— Отойдем-ка в сторонку, — сказал Шевченко, одной рукой обнял за плечи Антона, другой — Аню Помазкову, увлек на зеленую, поросшую шелковистым волосцом каменный выступ, — посидим-ка…

Первым, кряхтя, старчески поскрипывал костями, опустился на выступ, словно бы специально излаженный для душевных бесед. Рядом сел Антон, с наслаждением вытянул гудевшие ноги — он только что вернулся из разведки; по другую сторону от командира примостилась Аня.

Шевченко огляделся:

— Хорошо-то как, — молвил он добродушно, — погодка такая, что только на Амуре либо Уссури сидеть, сетку в воду закидывать, рыбеху на уху ловить, ах-ха, — Шевченко потянулся. Ловцом он был заядлым, партизаны это знали.

Неподалеку на пенек вскочил маленький полосатый зверек — бурундук, покосился на людей умными темными глазенками, цокнул призывно.

Шевченко одобрительно хмыкнул и, сдвинув маузер на живот, залез в боковой карман казачьего френча, сшитого на английский манер, с крупными накладными карманами на боку и на груди, достал оттуда полдесятка кедровых орешков, кинул бурундуку.

Тот запрыгал, обрадованно зацокал, боком, как-то по-вороньи, подгребся к орехам, ухватил один и, зажав двумя лапками, ловко расколол его. Потом короткими цепким движением подхватил второй орех. Командир партизанского отряда рассмеялся:

— Во, циркач!

Аня рассмеялась следом. Товарищ Антон на происходящее никак не среагировал — сердито поглядывал вдаль, морщился, думая о чем-то своем, неприятном. Шевченко подкинул бурундуку еще орехов:

— Щелкай!

Тот радостно принялся за работу — только костяная шелуха полетела в разные стороны. Шевченко похвалил зверька:

— Деловой парень! — Сдвинул маузер на старое место, прикрыл им карман. — Я вот о чем хотел поговорить с вами, товарищи…

— Об атамане Калмыкове, — предположила Аня.

— Верно. Об атамане Калмыкове, который с большим войском направляется, чтобы уничтожить нас. В операции будут участвовать не только казаки, но и пехота и артиллерия. Иностранцы тоже решили малость размяться, японцы и французы. В общем, собираются накинуть на нас частую сетку на большой территории. — Шевченко ухватил пальцами валявшуюся под ногами ветку, нарисовал на песчаной плешине круг. — Если мы уберем Маленького Ваньку, никакой операции не будет. Товарищей своих от беды убережем.

Шевченко замолчал.

— Понятно, Гавриил Матвеевич. — Ожил, зашевелился товарищ Антон. — Только атаман — рыба очень хитрая. Сколько мы ни метали невод — ни разу не попался, все время дырку находил.

— Надо сделать так, чтобы в этот раз не нашел, — назидательно произнес Шевченко, — иначе потери будут ни с чем не сравнимы.

— Будем искать, — проговорил Антон напористо, добавил, рубанув рукой воздух. — И найдем. Будьте уверены!

— Вот это дело! — похвалил Шевченко командира разведывательной группы, повернулся к Ане: — Как, Анечка, ты готова?

— Готова, Гавриил Матвеевич. С Калмыковым у меня свои счеты.

— Я знаю, — Шевченко оперся ладонями о колени. Поднялся. — Готовь группу прикрытия, Антон. Пора действовать.

Группа прикрытия состояла из пяти человек. Знакомый нам уже дядька Енисей — старый охотник, похожий на городского лихача-извозчика с окладистой разбойной бородой и пронзительными полуприщуренными глазами; родной брат боевика Семена, погибшего год с лишним назад в Хабаровске, — Лев, человек молодой, романтичный, с прыщавым лицом и плотно сжатым тонкогубым ртом, и трое молодых людей, державшихся вместе, пришедших в отряд издалека с призейских сопок. Сидор Юрченко, Исачкин, который отзывался только на фамилию, на имя не отзывался, словно бы его у него и не было, парень малоразговорчивый, работящий и сильный, и Максим Крединцер — неунывающий, всегда бывший в собранном состоянии, будто пружина, с доброжелательной улыбкой на худощавом лице — потомок запорожских казаков-переселенцев. Максим был заводилой в этой тройке, ребята подчинялись ему беспрекословно.

Перед отправкой Шевченко специально собрал пятерку прикрытия, выстроил на лесной тропе. Прошелся вдоль строя. Следом за ним, не отставая ни на шаг, двигался, словно привязанный, Антон — неприметный, крепко сбитый, с тяжелыми серьезными глазами.

В отряде лишь недавно узнали, что в семье у Антона два года назад случилась беда — все погибли в спаленном доме. С тех пор Антон куковал в этой жизни один, ни на кого не рассчитывал, только на себя, и если он погибнет, то на этом род Антона и закончится.

Антон был наряжен в штатский кургузый пиджачишко, на боку у него висел американский «кольт» в желтой кожаной кобуре, ремень был перехвачен через плечо узкой японской портупеей.

Остановившись перед Максимом Крединцером, Шевченко тронул его за пуговицу, пришитую черными нитками к выгоревшей белесой ткани рабочей куртки — материал был прочный; в тайге выдерживала только крепкая материя, так называемая чертова кожа.

— Ну, как настроение, Максим?

— Отличное настроение, товарищ командир!

— Как, говоришь, называется село, из которого прибыла ваша троица?

— Деревня Новоивановка.

— А почему «Ново», почему не просто «Ивановка»?

— Деревня с таким названием уже есть на Зее, товарищ командир, поэтому отцы наши и назвали ее Новоивановкой.

— Объяснение принято, — Шевченко перешел к следующему новоивановцу — рядом с Крединцером стоял Юрченко.

— Ну что, Сидор, к выполнению боевого задания готов?

— Так точно!

— А ты, товарищ? — Шевченко переместился к Исачкину.

Тот в ответ промолчал. Шевченко, сдвинув фуражку на нос, поскреб пальцем затылок и рассмеялся.

— Извини, я и забыл, что ты отзываешься, лишь когда прозвучит твоя фамилия… Ну как, товарищ Исачкин, готов идти в Хабаровск?

— Готов, — глухо, в себя, проговорил Исачкин.

— И задание боевое, революционное, выполнить готов?

— Готов, — прежним глухим, совершено лишенным выражения голосом, проговорил Исачкин.

Бесхитростный разговор этот Шевченко затеял специально; в разговоре важны были не слова, даже не смысл их, а интонация, некие мелкие движения голоса, извинения, из которых можно было понять, как чувствует себя человек. Если бы голос подрагивал, менялся, выдавал смятенное состояние души, Шевченко тут же отстранил бы этого человека от задания произвел бы замену, но никто из ребят не тушевался, голоса у всех были спокойные, и Шевченко группой прикрытия остался доволен.

— Мужики, — проговорил он негромко, — вы идете на задание трудное и опасное, скрывать не буду. Но если вам удастся выполнить его, вы спасете жизни многим нашим товарищам. Маленького Ваньку надо убрать во что бы то ни стало. Шевченко покашлял в кулак, вновь прошелся вдоль строя. — Командиром группы прикрытия будет дядька Енисей, — он ткнул пальцем в старого бородатого охотника, — слушаться его приказываю, как тятьку с мамкой, вместе взятых; общее руководство будет осуществлять товарищ Антон, — он повернулся в плотному, невысокому Антону, перетянутому ремнями, — человек опытный, хорошо знающий врага и его повадки. Вот и все, — Шевченко остановился, вздохнул и развел руки в стороны. — Партизанская бригада будет ждать вашего возвращения.