Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Двигаясь форсированным маршем, отряд генерал-лейтенанта Фредерика Робертса торопился с севера к Кандагару. С юга к осажденному Аюб-ханом городу, где отчаянно отбивался генерал Примроуз, спешила дивизия генерала Файра. Готовилась к походу резервная Бомбейская дивизия.
1 сентября 1880 года отборные полки Робертса добились успеха в столкновении с гератскими войсками. Афганцы не сумели пополнить потери в людях и вооружении, понесенные в ходе Майвандской битвы. Аюб-хан был вынужден снять осаду и отступить.
Успех Робертса вызвал невиданную со времен борьбы с Наполеоном бурю восторга на Британских островах. За один день сэр Фредерик превратился в национального героя, чье имя упоминалось наравне с именами адмирала Нельсона и герцога Веллингтона. Его благодарили королева и обе палаты парламента. Робертс стал баронетом, кавалером Большого креста рыцарской степени ордена Бани, был награжден двумя шпагами «за храбрость», получил кучу почетных званий и степеней, а также увесистое материальное добавление в виде двенадцати с половиной тысяч фунтов стерлингов.
Вдобавок к уже имевшейся медали за афганские кампании 1879–1880 годов была учреждена особая медаль «От Кабула до Кандагара. 1880 г.»; ее окрестили «Звездой Робертса». Королева Виктория была столь любезна, что наградила обеими медалями даже лошадь сэра Фредерика — Вонолеля, а одной из них — его дога Бобби…
Казалось, нелегко было вынести этот водопад почета, излившийся на смертного. И тем не менее генерал остался недоволен. Ну, может быть, слово «недоволен» звучит слишком сильно; скажем — раздосадован. Раздосадован размерами дарованной суммы. Нет-нет, не надо думать о храбром полководце как о корыстолюбце. Дело в том, что его коллега — генерал Уолсли, действуя в Африке, получил вдвое больше за короткую кампанию в Ашанти, которая, по словам одного из мудрых обозревателей, привела только «к захвату зонтика правителя Ашанти». Это был вопрос престижа. У любого возникло бы вполне обоснованное чувство обиды…
Правда, какая-то газетенка вдруг ни с того ни с сего сопоставила все, что писали раньше о шаткости положения и слабости Аюб-хана, неподготовленности и плохой оснащенности его сброда, с лавиной наград и бурей восторгов по поводу победы над ним. Как все это понимать и чему верить? — вопрошал автор статьи, но его голос не был услышан среди всеобщего ликования нации.
Кандагарский властитель — вали Шер Али-хан… Случайная, ничтожная фигура, волею могущественных соседей вознесенная на некоторую высоту. Те же силы сняли марионетку со сцены. В конце 1880 года патрон и «крестный отец» вали полковник Сент-Джон недвусмысленно намекнул ему, что настала пора проситься на покой. Шер Али-хан покорно повиновался.
15 декабря 1880 года хозяева отправили несостоявшегося эмира в Британскую Индию. Шпалерами были выстроены англо-индийские войска, и церемониальный салют должен был придать респектабельность высылке Шер Али-хана. В Афганистане его отъезд остался незамеченным.
Однако как же поступить с Кандагаром? Он теперь без правителя, даже номинального, подставного; временно контроль осуществляется британской военной администрацией. А дальше?
…Члены палаты лордов далеко не всегда жаловали парламент своим посещением. Но в понедельник 10 января 1881 года на заседание палаты явились почти все. То был довольно ординарный случай: ожидалась «мэйдн спич» — первая речь нового пэра. Но не чья-нибудь, а бывшего вице-короля Индии, графа Литтона, поэта Оуэна Мередита.
Помещение палаты освещали неяркие лучи зимнего солнца. Пробиваясь сквозь витражи из красного стекла, они бросали багровый отсвет на безукоризненный темный костюм графа. Пэры любовались его красивым лицом, волнистыми волосами, статной фигурой, изысканностью манер. Строгая и в то же время образная речь. Да и тема вполне соответствовала настроениям высшей аристократии: величие Британской империи.
«Великий Могол» говорил о своей политике в Индии и соседних землях. Оправдывал то, что было сделано. Отстаивал то, что еще можно было отстоять: ведь эти трусливые виги во главе с Гладстоном готовы отказаться от всех приобретений в Афганистане. Он требовал сохранить власть Англии над Кандагаром, призывал соединить его железной дорогой с долиной Инда, чтобы направить торговлю Центральной и Средней Азии в порты Калькутту и Карачи, «а отсюда, — разъяснял Литтон, — в Ливерпуль и Лондон».
Ему щедро аплодировали: в палате лордов правительство либералов не пользовалось особыми симпатиями. Биконсфилд с глубоким удовлетворением писал своей приятельнице леди Брэдфорд, что его питомец становится «хозяином положения» и сможет рассчитываться с политическими оппонентами полновесными ударами.
Радость нового пэра от успешного дебюта в Вестминстерском дворце была вскоре омрачена печальным известием из Африки. 27 февраля 1881 года погиб его ближайший советник, сердечный друг и собеседник, теоретик и знаток военного искусства — Джордж Колли. Верховный комиссар Юго-Восточной Африки, губернатор и главнокомандующий, генерал-майор Колли погиб как простой солдат во время ночной атаки буров при Маджубе ровно через семь месяцев после проклятого сражения у Майванда…
Майванд, Майванд! Это именно он поставил под сомнение возможность сохранить господство Британской империи над Южным Афганистаном. В глубине души Литтон хорошо понимал, что его речь в палате лордов, как бы высоко она ни расценивалась, не окажет ни малейшего влияния на политику находящихся у власти либералов.
Ему не помогла и авторитетная поддержка: когда 8 и 9 марта 1881 года в парламенте развернулись дебаты по кандагарскому вопросу, экс-премьер граф Биконсфилд произнес патетическую речь во славу активной имперской политики и решительно высказался в пользу предложения Литтона — удержать Кандагар со всей округой, присоединив их к британским колониальным владениям.
Статс-секретарь по делам Индии лорд Гартингтон то краснел, то бледнел, читая речи консерваторов:
— Они ничего не желают знать! А ведь там творится нечто невообразимое: нападения, бунты, мятежи… Нам удастся закрепиться в Южном Афганистане, только если мы выселим или уничтожим всех его жителей, заменив их своей армией.
Мартовское выступление престарелого Биконсфилда оказалось последним в его жизни. 19 апреля он умер. По совпадению в том же месяце англо-индийские войска покинули Кандагар. Смерть лидера консерваторов явилась в каком-то смысле символом смены методов британской политики по отношению к Афганистану, смены вынужденной, вызванной героическим сопротивлением афганского народа. Вместо военного вторжения — военно-политическое давление, дипломатический нажим.
Возвращаясь в Индию, английские генералы передали контроль над Кандагаром и значительную часть своего вооружения Абдуррахман-хану, зарекомендовавшему себя наилучшим образом. Он получил и крупную денежную субсидию. В ряде столкновений войска Абдуррахман-хана одержали верх над ослабленной сражениями с англичанами армией Аюб-хана и овладели Гератом. Аюб-хан бежал в Иран и умер на чужбине после тридцати трех лет изгнания.
Майвандская колонна в Кабуле.
Но его подвиг и его заслуги перед родиной не были забыты. К одной из площадей Кабула ведет улица, названная Майвандской, а на самой площади установлен обелиск в память знаменитой победы — Майвандская колонна. Прославляющие успех афганского оружия памятники воздвигнуты также в Майванде и Кандагаре. Об этой победе до наших дней рассказывают легенды, пишут баллады и поэмы, повести и романы.
А вот старший брат Аюб-хана — Мухаммад Якуб-хан, правивший страной менее года, не остался в народной памяти. Ему не простили Гандамака и соглашательской политики. Якуб-хан пережил брата на девять лет и тоже кончил дни в изгнании.
Абдуррахман-хан, воссевший на престол в результате совершенно неожиданного поворота судьбы, сумел объединить под своим владычеством Афганистан. Он правил страной около двадцати лет. Это был свирепый правитель. Он любил повторять, оправдывая свои зверства: «Дикими лошадьми не правят шелковыми вожжами». Жизнь, полная случайностей, приучила его быть готовым ко всему. У дворца постоянно стояла наготове пара резвых коней. К их седлам были приторочены мешки с деньгами, оружием и запасом продовольствия.
Период царствования Абдуррахман-хана насыщен народными восстаниями. Все они жестоко подавлялись. Но, как ни странно, именно он оказался одним из немногих эмиров в истории Афганистана, спокойно скончавшихся на своем ложе…
Общие итоги трагических событий, нашедших отражение в этой книге, нам поможет подвести одно из ее главных действующих лиц.
Граф Литтон был искренне возмущен политикой правительства либералов на Востоке. Он потерял интерес к происходящему в парламенте, редко показывался в своем лондонском доме на Гросвенор-сквер, 12, в Вест-Энде, и лишь по важным причинам покидал усадьбу Небуорс-парк в Хартфордшире.
