Дмитрий Львов - Ноктюрн для водосточной трубы
Обзор книги Дмитрий Львов - Ноктюрн для водосточной трубы
Дмитрий Петрович Львов
Ноктюрн для водосточной трубы
1
Георгий Александрович Шатуров, поднявшись из подземного перехода, прошёл сквозь душный вокзал, плечом раздвигая спёртую дымку ожидания, толкнул стеклянную, окантованную стальными полосами дверь и встал на высоком крыльце, оглядывая заснеженную площадь и глубоко вдыхая зимний воздух. На лице его, красивом лице тридцативосьмилетнего мужчины отражалась в эту минуту некоторая нерешительность, по причине, впрочем, весьма понятной. Ну, посудите сами: только что пробило полночь, а город, лежащий перед ним, покинутый лет двадцать назад, был совершенно незнаком ныне. И к тому же нашего героя никто не встречал. Следует отметить ещё одно обстоятельство: ночь, с которой начинается повествование, была ночью на 31 декабря…
Что же заставило Георгия Александровича прибыть в Живописногорск (таково название города) в столь неудобное время? Отвечу кратко: не ведаю! Знаю лишь, что на третье января был заказан для него билет на самолёт и номер в респектабельной гостинице, но всё это вдруг поломалось, и была беготня по Энскому вокзалу, и поиск дежурного администратора, и тяжёлая с ним беседа, а после — плацкартный вагон с боковым местом у туалета, и храп соседа, и много других неприятностей, включая обед в вагоне — ресторане. Но зачем? По какой причине? Судить не берусь, и чтобы хоть как-то мотивировать поступок своего героя, прибегаю к словосочетанию "душевный порыв", или "внутренний голос", если хотите. Именно под его влиянием и прибыл Георгий Александрович в Живописногорск не третьего января, а натурально тридцатого декабря, пребывая в данную минуту на высоких ступенях вокзала.
И в минуту эту его окликнули.
— Змей! — услышал он и машинально оглянулся на старую школьную кличку.
А, оглянувшись, увидел мужчину, большого, круглолицего, с изрядной уже лысиной. Мужчина приближался быстрым шагом, улыбаясь и размахивая сорванной с головы шапкой. Двигался он, слегка переваливаясь, как ходят только очень сильные люди, и скорее по походке, не по лицу, узнал Георгий Александрович одноклассника своего Петьку Коростелева, по прозвищу, естественно, "Коростель".
Узнал и шагнул навстречу.
Они могли бы сказать: "А ты почти не изменился!" или "Вот это встреча!", или что-нибудь этакое, как-никак двадцать лет разлуки.
И Коростелев воскликнул:
— А ты, брат, того… не изменился! — и добавил, улыбаясь все шире, — Вот это встреча!
И Шатуров заметил:
— Тесен мир…
Кстати, о происхождении прозвища "Змей". Георгий Победоносец, как известно, убивает дракона, в просторечии именуемого змеем. Отсюда и прозвище со всеми производными, как-то: "Змеюка", "Подколодный", "Семибатюшный" и, не без влияния В.В. Маяковского, "Двадцатижалый". Последнее Жорке Шатурову втайне даже нравилось, но употреблялось приятелями реже всего.
— Ты как здесь? В командировке? Уже уезжаешь? — в рваной своей манере продолжил Коростелев.
— Скорее наоборот. Я только что приехал.
— С ума сошел? Тридцатое же декабря. Новый год на носу. А гостиница? Или адресок есть?
— Увы, ни адреса, ни гостиницы.
— Ага, нет… Конечно. Откуда быть-то, — кромсал предложения друг детства. Георгий Александрович с интересом наблюдал за его экзерсисами. Успокоился наш герой уже совершенно, ибо с легкостью человека проницательного уяснил для себя дальнейший ход событий. Одно лишь его удивляло: неужели внутренний голос, которому он привык доверять вслепую, опустился на сей раз до того, чтобы подтолкнуть к банальной встрече со школьным приятелем, да еще не из самых близких?
— Вот что, — Петр между тем принял решение, — в гостиницах делать нечего. Мы тут позавчера одного из Питера устраивали — намучались. Двинем ко мне! Новый год на даче. С женой познакомлю, а также с ее родителями. Могучие люди. Да ты не дрейфь! — он вытащил из кармана связку ключей. — На машине домчим быстро!
Георгий Александрович поморщился. При других вариантах он, безусловно, отказался бы от предложения, но других вариантов не предвиделось, и потому гримаска раздражения естественным образом трансформировалась в красивую белозубую улыбку.
— Уговорил, речистый. Где твой Мерседес?
— На стоянке. Третий слева…
Мерседес оказался видавшими виды Жигулями шестой модели, в народе тепло именуемой "шохой". И уже через полчаса, оставив за собой спящий город, домчались школьные приятели до района дач. В машине было тепло и тянуло в сон. Первый приступ из серии "А помнишь?" закончился, Георгий подремывал, а Петр, чтобы не уснуть, свистел: "Как молоды мы были…"
Громко свистел и фальшиво.
Наконец вкатили они в большой, рассчитанный на две машины гараж и Петр провозгласил радостно:
— С приездом! Милости прошу к нашему шалашу!
Следуя за школьным приятелем, наш герой приблизился ко входу в сей двухэтажный шалаш и по высокому крыльцу взошел в большую прихожую с длинной, делающей честь хлебосольным хозяевам вешалкой.
Сняв пальто и шапку, гость оказался в сшитом на заказ (и отлично сшитом!) костюме-тройке, хозяин же в обычной, ничем не примечательной пиджачной паре. Теплые тапочки мягко облекли их ноги, а домотканая дорожка привела в большую комнату. Был тут в наличии весь дачный набор: камин явно декоративного назначения, стол кувертов на двадцать, большой раскидистый диван и иная гарнитурная мелочь. Была здесь также лестница на второй этаж. Винтовая лестница с точеными балясинами.
Машина, положим, имелась и у Георгия Александровича, машиной ныне мало кого удивишь, но дача… Его, по холостяцкому житью, наш герой так и не обзавелся, да признаться, и в мыслях, не держал, втайне посмеиваясь над знакомыми дачниками. Нынче же смеяться ему не хотелось: так добротно и красиво было все вокруг, дышало покоем и уютом. Единственным чужеродным телом среди полного великолепия являлся приятель его Коростель, в неуклюжем костюме, с глупой улыбкой собственника на круглом лице.
Дисгармония была столь ощутима, что Георгий не выдержал:
— Кучеряво живешь, — проговорил он, оборотясь к Петру.
— О чем ты? — не понял тот, в ответ же на указующий жест пожал плечами. — А, это… Это — пенки. Не бери в голову, — и улыбка, на мгновение исчезнувшая с лица, вновь взошла еще шире прежней. — Чертовски я рад тебя видеть…
Георгий неопределенно кивнул головой.
— Жить будешь наверху, — продолжал между тем хозяин. — На первом этаже у нас кабинет и спальня родителей. Ванная и сортир на обоих. Есть будешь? А пить? Тогда спать. Пошли.
И они поднялись на второй этаж.
