Сири Джеймс - Тайные дневники Шарлотты Бронте
— Моя семья обитает в хауортском пасторате на тех же условиях, — кивнула я, — так что прекрасно вас понимаю. И все же, все же! Просто небо и земля! Какой великолепный дом!
— Беллы владеют и другими домами, поменьше, — сказал Алан. — Дядя скупил множество земель в округе, которые до сих пор сдаются в аренду фермерам.
— Папа был на двенадцать лет старше мамы, — добавила Мэри-Энн. — Над ней подшучивали, что она вышла замуж за старика ради денег, но они любили друг друга всем сердцем. Она почитала нашего отца до самой его смерти.
Когда мы остановились перед входом и выбрались из экипажа, множество людей — домочадцев и слуг, — а также четыре восторженных пса разных размеров и форм высыпали из главной двери особняка на дорожку. Нас с Артуром поприветствовали и представили хозяевам среди бесчисленных возгласов, объятий и поцелуев.
Алан Белл, старший сын тридцати лет, был священником; Джеймс Белл, двадцати восьми лет, был директором школы; Артур Белл, двадцати шести лет, надеялся стать хирургом; все трое явно получили университетское образование и казались истинными джентльменами по рождению и воспитанию. Даже младший сын Уильям, которому исполнилось всего пятнадцать, был очаровательным пареньком, обещавшим последовать по стопам братьев. Две замужние дочери не смогли к нам присоединиться, зато присутствовала двадцатилетняя Гарриет Люсинда Белл — прелестная девушка с такими же приятными и дружелюбными манерами, как у ее сестры Мэри-Энн. Мне одновременно представили так много незнакомцев, что голова пошла кругом, но я сразу почувствовала: все кузены Артура — умные, добрые и развитые люди, которые придутся мне по душе.
Управляла этим счастливым и бойким выводком миссис Гарриет Белл, вдова доктора Белла, а также тетя и приемная мать Артура и Алана Николлсов. Миссис Белл любезно протянула мне руки со словами:
— Вы не поверите, с каким нетерпением я ожидала этого момента.
Поразительно красивая женщина с элегантно уложенными темными волосами, облаченная в темно-синее шелковое платье, сшитое по последней моде, она держала себя с изяществом и простотой английской матроны: воплощенная доброта и благонравная утонченность. Ее акцент, как ни странно, также казался скорее английским, чем ирландским.
— Много дней я гоняла слуг, готовясь к вашему приезду. Артур! Мы разместим вас в зеленой комнате на первом этаже — там отличный камин и, на мой взгляд, лучший вид. Надеюсь, вам понравится.
— Комната замечательно нам подойдет, — заверил Артур. — Спасибо, тетя.
Он поцеловал ее, и мы проследовали в дом.
Просторная прихожая с высокими потолками была выложена мрамором. Мне удалось заглянуть в соседнюю столовую, не менее огромную и высокую. В элегантной гостиной, обшитой дубовыми панелями и красиво и удобно обставленной, нам тотчас подали английский чай. Все расселись по разнообразным креслам и диванам и начали есть, пить и весело щебетать.
Потягивая чай, я разглядывала великолепный интерьер и новые лица. Всё — и все — настолько превосходило мои самые фантастические ожидания, что я с трудом воспринимала происходящее. Я столько слышала об ирландской неряшливости, но по прибытии в страну не увидела ни одного ее проявления. А сейчас передо мной был образец английской утонченности и гармонии.
Внимая беседе, я узнавала обрывочные сведения о Беллах: миссис Белл и ее дочери играют на фортепиано и обожают шить и трудиться в саду; все домочадцы читают запоем и страстно любят животных.
— За прошедшие годы в нашем доме перебывало не менее тридцати псов, — сообщила миссис Белл, отставив чашку, — но лучший из них — мой дорогой крошка Фейри.
Все закатили глаза, когда миссис Белл тоскливо произнесла:
— Он был всего лишь крошечным клубком шерсти, всецело преданным мне, и так обрадовался встрече со мной, когда я вернулась из свадебного путешествия, что…
— …бедняжка умер от непомерного восторга, — закончили собравшиеся en masse,[77] дружно захохотав.
— Если бы вы знали моего крошку Фейри, — с достоинством добавила миссис Белл, — вы бы не стали смеяться.
Разговор перешел на животных. Домочадцы и гости с теплом и энтузиазмом перечисляли достоинства своих излюбленных питомцев. Когда настала моя очередь, я рассказала о нашем драгоценном Флосси. Артур признался, что больше всех любил огромного коричневого пса неизвестной породы, которого нашел в свои десять лет и упросил оставить при себе. Все это было крайне занимательно и проливало свет на любовь моего мужа к животным, чем я всегда восхищалась.
— Конечно, ты любил эту уродливую гончую, Артур, — весело заметил Джеймс, — но, если честно, питал не меньшую нежность ко всем диким тварям, которые бродили по нашим полям. — Повернувшись ко мне, он продолжил: — Однажды, когда Артуру было двенадцать или тринадцать лет, папа велел подрезать ветки в рощице рядом с домом. Артур поднял такой шум, уверяя, что деревья служат приютом для белок, что папа отказался от своей идеи.
Последовал взрыв добродушного поддразнивания, поскольку кузенов Артура забавляла его преданность большим пушистым грызунам. Я благоговейно и изумленно улыбалась, глядя через комнату на мужа, казавшегося более расслабленным и счастливым, чем когда-либо прежде. Меня охватило теплое чувство; внезапно я поняла, как мало сведений имела о своем суженом, когда выходила замуж! Насколько лучше я понимала его теперь, видя, как он общается с теми, кого любит и кто любит его, в доме, где был воспитан. В родной стране он открылся мне в новом свете. Несомненно, он был любимчиком в семье и ощущал себя совершенно непринужденно в этом роскошном доме.
С уколом внезапного стыда я осознала, как жестоко папа — да и я тоже — ошибался насчет Артура. Как долго отец противился моему союзу с мистером Николлсом на том лишь основании, что я уроню себя браком с бедным викарием «низкого происхождения»! Папа сразу бы запел по-другому, увидев великолепный дом и семью, в которой этот достойный викарий был воспитан! Бронте по сравнению с Беллами — как и Бранти рядом с первыми — настолько более скромного происхождения, что не о чем и говорить.
Мне стало ясно: Артур прекрасно понимал это и все же молчал. Даже на борту судна, подслушав жестокие слова молодой женщины, будто я уронила себя подобным браком, и мой жалкий лепет, Артур не попытался ознакомить меня с правдой. Джозеф назвал его скромным, но я догадывалась, что дело не только в скромности. Муж надеялся, что я стану судить о нем непредвзято, без оглядки на происхождение или богатство его родственников.
О! Мне так хотелось остаться с ним наедине и открыть свои чувства: как я благодарна Богу за то, что Он благословил меня преданной любовью такого благородного и скромного человека, как глубока моя любовь, как я всем сердцем надеюсь, что смогу стать достойной его.
Я поднялась, намереваясь подойти к мужу, но внезапно мне стало дурно. Я опустилась обратно в кресло, чтобы не оказаться на полу, и мое тело сотряс долгий мучительный приступ кашля.
— Дорогая Шарлотта, да вы же больны! — воскликнула миссис Белл. — Мне с самого начала не нравился ваш кашель. Артур! Неужели ты таскал эту бедную женщину по всему Уэльсу и Дублину в подобном состоянии?
— Моя простуда усилилась только в последние день или два, — поспешила заверить я. — Артур преданно заботился обо мне и не раз настаивал на моем отдыхе, это мне самой не сиделось на месте.
— Что ж! Вы выглядите крайне усталой, — заявила миссис Белл, протягивая мне руку. — Мы должны незамедлительно уложить вас в постель и угостить отличным горячим супом. Морин!
Появилась румяная служанка.
— Да, мэм?
— Вели кухарке подогреть немного бульона и принеси нашей гостье в зеленую комнату. И позови Агнес.
— Да, мэм, — поклонилась служанка и убежала прочь.
Не успела я оглянуться, как меня раздела вышеупомянутая Агнес, умелая с виду служанка лет пятидесяти, и вскоре я с удобством устроилась в большой мягкой кровати в комнате в три раза больше, чем наша гостиная в пасторате. В широком старом камине ярко пылал торф, немного оживляя старинную, но комфортную обстановку. Румяная служанка доставила на подносе горячий суп и удалилась.
Я съела три ложки, и тут на пороге возник Артур. Он неуверенно приблизился к кровати и встревоженно спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.
Когда я посмотрела на него, мое сердце, полное невысказанных слов, гулко забилось; но едва я открыла рот, как пришла миссис Белл и решительно произнесла:
— Артур, оставь свою молодую жену на мое попечение.
Устроившись в гобеленовом кресле рядом с кроватью, она налила в ложку что-то из аптечного пузырька.
— Я вылечила сотни простуд в этом доме и еще ни разу не уморила пациента. Постель больной не место для новобрачного. Иди навести с кузенами соседей.
