Артуро Перес-Реверте - Тайный меридиан
– Странно, что он не указал действительные координаты «Деи Глории», – сказала Танжер. – Вряд ли такой ребенок мог отдавать себе отчет во всех этих хитросплетениях.
– Да не был он таким уж ребенком. Я же тебе говорил: они уходили в море совсем мальчишками, а проведя года четыре в море, они становились совсем взрослыми. Настоящими мужчинами. И настоящими моряками.
Она кивнула головой – он ее убедил.
– И все-таки, – продолжала она, – странно, что он ничего не сказал… Он учился в мореходном училище и не мог не знать, что указывает долготу не по меридиану Кадиса… И все-таки промолчал, обманул расследователей. В протоколе нет ни малейших признаков неуверенности.
Действительно, так. Они изучили все документы, рапорт о гибели корабля, официальный отчет и нигде не нашли ни малейших противоречий. Юнга ни разу не изменил своих показаний. А в качестве доказательства в деле фигурировал листок бумаги, найденный в его кармане.
– Хороший был мальчик, – задумчиво произнесла Танжер. – Верный человечек.
– Похоже, что так.
– И очень умный. Он упоминает о мысе, который находился на северо-востоке, но не называет его. Ас этими его координатами все и решили, что это был мыс Тиньосо. И он удержался, не поправил их. Так и не сказал, какой мыс имел в виду.
Кой снова посмотрел в иллюминатор.
– Наверное, – сказал он, – таким образом он продолжал бороться.
Солнце было уже высоко, туман рассеялся. Темная береговая линия теперь вырисовывалась четко, ясно обозначился белый маяк Пунта-Чапа в восточной стороне залива Портман; тут некогда был Портус-Магнус, в залив, заросший ныне илом, задолго до рождения младенца Иисуса входили корабли с изображением глаза на носу и забирали груз слитков серебра, которое добывали в рудниках, расположенных в горах над римской дорогой.
– Интересно, что стало с этим мальчиком.
Она имела в виду: после исчезновения из госпиталя. Тут у Танжер тоже была своя теория, а на долю Коя, как у них повелось, оставалось заполнение лакун. Вкратце дело обстояло так к началу февраля 1767 года у иезуитов еще хватало и денег, и сильных связей, в том числе и в морском ведомстве Они вполне могли за взятку обеспечить исчезновение юнги: для этого необходима была лишь запряженная карета и подорожная. Иезуиты обязательно должны были забрать его из госпиталя до следующего допроса, и сделали это, благополучно увезли юнгу куда-то далеко в первую же ночь, которую он провел на берегу. Поначалу в госпитальной книге было записано: «Исчез, не получив на то позволения» – по меньшей мере странно, если речь идет о юном моряке, которого военно-морские власти привлекли к расследованию обстоятельств гибели «Деи Глории». Позже неизвестная рука исправила запись:
«Выписан из госпиталя в соответствии с правилами». Затем след его теряется.
И очень просто, думал Кой, слушая Танжер. Все сходилось, и нетрудно представить себе – ночь, пустые коридоры госпиталя, мерцает огонек свечи. Часовые или сторожа, чье зрение резко ухудшилось после получения золотых, доверенный человек, по самые глаза закутанный в плащ, мальчик, которого выводят надежные люди. Пустые улицы, монастырь иезуитов, тайный конклав… Допрос серьезный, жесткий, резкий… Разгладившиеся морщины иезуитов высшего ранга, когда выясняется, что тайна осталась тайной. Может быть, даже похлопывание по плечу, одобрительное «молодец, мальчуган». И снова темнота ночи, знак «все спокойно», поданный своим человеком, спрятавшимся в тени на углу. Запряженная карета, городские ворота, чистое поле и небо, искрящееся звездами. И дремлющий в карете пятнадцатилетний моряк, который с детских лет привык и не к такой качке… Его долгий сон охраняют призраки погибших товарищей. И грустная улыбка капитана.
Элескано.
– Но есть и кое-что еще, – сказала под конец Танжер. – Даже не знаю, как сказать: интересное, любопытное… Ты помнишь, что юнгу звали Мигель Палау? Он был племянником арматора «Деи Глории»
Луиса Форнета Палау. Конечно, возможно, что это просто совпадение, – она подняла палец, словно призывая с особым вниманием выслушать то, что она собирается сказать, а потом достала что-то из ящика стола, на котором были разложены карты, – но вот посмотри. Когда я выясняла имена и даты, в Висо-дель-Маркес я обнаружила флотские документы, относящиеся к намного более поздним датам, и встретила там упоминание о барке «Мулата», который вступил в бой с неопознанным английским бригом. Бриг сделал попытку захватить это судно, но барк отлично оборонялся и сумел уйти от погони… А знаешь, как звали испанского капитана? В рапорте сказано: М. Палау. Так же, как нашего юнгу.
И даже по его возрасту все сходится: пятнадцать лет в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году, тридцать два – в тысяча семьсот восемьдесят четвертом…
Она протянула Кою фотокопию, и он прочел:
Донесение о бое между барком «Мулата» под командованием капитана М. Палау и английским бригом вблизи острова Аоркадос…
– Если это тот же Палау, – сказала Танжер, – то и на этот раз он не сдался, верно?
Сим доводится до сведения морских властей порта Ибиса, что, делая переход из Валенсии в Ибису, в проливе Фреус вблизи островов Форментера, Неграс и Аоркадос испанский восьмипушечный барк «Мулата» подвергся нападению английского двенадцатипушечного брига, который подошел к барку на близкое расстояние, введя его в заблуждение тем, что шел под французским флагом, и попытался захватить его. Несмотря на большое различие в вооружении, обе стороны открыли сильный огонь, и англичане сделали попытку взять барк на абордаж, трое из них прыгнули на борт «Мулаты», но все трое были убиты и сброшены в море. Затем оба судна разошлись, и жестокий бой длился около получаса, после чего «Мулата», невзирая на противный ветер, сумела уйти от неприятеля, сделав чрезвычайно рискованный маневр и имея всего четыре сажени под килем возле рифа Баркета; этим мастерским маневром «Мулата» ушла от англичанина, который не осмелился повторить ее действия из-за противного ветра и опасности напороться на риф.
«Мулата» вошла в порт Ибисы, имея на борту четырех убитых и одиннадцать раненых; иного ущерба она не претерпела…
Кой отдал копию рапорта Танжер и улыбнулся.
Много лет назад на паруснике с гораздо меньшей осадкой он проходил в том же месте. Четыре сажени – это немного больше, чем шесть метров, а дальше по обе стороны рифа глубина резко сокращается. Он прекрасно помнил, как видел это страшное дно сквозь прозрачную морскую воду. Барк, вооруженный пушками, имел осадку не менее трех метров, а встречный ветер не позволял идти прямым курсом, так что был ли этот М. Палау тем самым Мигелем Палау или нет, но нервы у капитана «Мулаты» были железные.
– Возможно, это просто совпадение. Мало ли однофамильцев…
– Возможно, – ответила Танжер, задумчиво перечитывая копию рапорта, прежде чем положить ее обратно в ящик стола, – но мне нравится думать, что это был он.
Она немного помолчала и повернулась к иллюминатору, разглядывая линию берега, которая уже совсем очистилась от тумана; солнце уже высветило своими лучами темные скалы мыса Негрете.
– ..Мне хочется думать, что юнга вернулся в море и остался таким же мужественным человеком.
Восемь дней они уже прочесывали «Патфайндером» новый район поисков, полоса за полосой, курсом строго норд – зюйд и зюйд – норд, начав с восточной стороны прямоугольника, идя по глубинам от 80 до 18 метров. Этот район был больше открыт ветрам, чем залив Масаррон, здесь часто поднималось волнение, которое мешало работе, задерживало ее, да и рельеф дна был хуже: песок и скалы, так что Кою и Пилото много раз приходилось совершать погружения – из-за слишком большой глубины они не могли не быть краткими, – но проверять, что именно вызывает неясные показания локатора, было необходимо. Однажды они нашли старинный якорь, так называемый адмиралтейский, но в XVIII веке такого типа якорей еще не делали. За это время они очень издергались и устали; в безветренные ночи вставали на якорную стоянку у мыса Негрете, когда же поднимались восточные ветры, заходили в маленький порт на мысе Палое. Метеорологические прогнозы сообщали о формировании области низкого давления над Атлантическим океаном; если она не переместится на северо-восток Европы, то меньше чем через неделю окажется в Средиземноморье, а это означало, что им придется прервать поиски на неопределенное время. От этого у них сдавали нервы, они стали раздражительны, Пилото вообще иногда целыми днями не произносил ни слова, а Танжер с маниакальным упорством не отрывалась от индикатора кругового обзора, но вид у нее был мрачный, словно каждый закончившийся безрезультатно день вырывал еще один клок из ее надежды. Однажды Кой просмотрел блокнот, в котором она вела записи, и увидел, что целые страницы в нем заполнены непонятными каракулями, нелепыми кривыми и крестиками, нарисованными вкривь и вкось. А еще там был чудовищно искаженный женский профиль, так резко прочерченный, что карандаш кое-где прорвал бумагу. Профиль женщины, кричащей в пустоту.
