Дмитрий Колосов - Император вынимает меч
— Слушать меня в оба уха! Пусть каждый знает, что вне зависимости от того, как его зовут и откуда он родом, здесь больше нет рабов и свободных! Все бы — солдаты, все вы — братья! Все вы должны исполнять приказы, все вы должны стоять друг за друга горой! Волон равен в строю гражданину и, если проявит доблесть, будет равен ему не только в строю. И квириту не стоит заноситься перед рабом, ибо покуда он еще не доказал своего права на свободу от Ганнибала. Скоро мы пойдем в бой, и я хочу, чтобы все вы дрались как львы, чтобы самые испытанные триарии могли позавидовать вашей доблести, вашему упорству, вашему напору! Помните, что во многом от вас зависит будущее Рима! Помните!
Консулу повезло. Судьба даровала ему шанс испытать новобранцев против врага, не столь серьезного, как Ганнибал. Капуанцы, решившие, что негоже доверять войну одним карфагенянам, также возжелали победных лавров. Против римлян они выступать опасались и решили напасть на своих соседей из Кум — города, издавна соперничавшего с Капуей. Как раз намечалось торжественное жертвоприношение неподалеку от Кум, на которое обыкновенно сходились зеваки со всей Кампании. Лучшего момента застать соседей, врасплох нельзя было и придумать. Изображая из себя мирных паломников, капуанские вояки толпами стали собираться у священной рощи, но предупрежденные об опасности жители Кум благоразумно затворили ворота. Тогда капуанцы решили сделать хорошую мину при плохой игре. Они принесли положенные жертвы и устроили пир, делая вид, что больше им ничего и не нужно. Гракх этим воспользовался.
Глубокой ночью к капуанскому лагерю подошли легионы. Они двигались так тихо, сколь это было возможно при перемещении многотысячной массы вооруженных людей. Лишь изредка ржал коня или звякало железо. Но, право, не стоило так беспокоиться! Упившиеся капуанцы спали мертвецким сном. Римляне без сопротивления проникли в лагерь и устроили кровавую баню. Почти никто не сопротивлялся. Капуанцы в одном исподнем перескакивали через вал и исчезали в ночи. Большая часть сумела спастись бегством, но многие были убиты или захвачены в плен. Новобранцы проверили свою выучку, а Ганнибал убедился в том, что давно знал: капуанцы — никчемный союзник.
Среди солдат Гракха царило ликование, но консул, хотя и был доволен, не разделял всеобщего восторга. Скептицизм полководца передавался и офицерам.
— Какой же это враг? — с усмешкой спрашивал Тит Ганурий. — Их можно было испугать одним лишь криком. Вот подождем битвы с карфагенянами, и тогда станет ясно, чего вы, говнюки, стоите! Подождем!
Ждать пришлось долго. Лишь по весне римляне и карфагеняне возобновили войну. Покуда Ганнибал безрезультатно маневрировал между Нолой, Путеолами и Неаполем, надеясь навязать сражение Мариеллу или Фабию, Гракх повел свои легионы под Беневент, куда подступил с войском карфагенянин Ганнон. Был этот самый Ганнон сыном Бомилькара и некогда отличился в битве при Треббии. Ганнибал считал его одним из лучших своих генералов и дал под команду корпус, набранный из италиков, поднявших оружие против Рима. Под началом Ганнона были бруттии, луканы, а также двенадцать сот нумидийских всадников.
— Это — достойное испытание! — решил Гракх. Он вновь собрал воинов и объявил:
— Завтра мы будем сражаться! Судьба каждого в его руках! Завтра каждый из вас докажет право быть свободным. Каждый, кто принесет голову врага, больше не раб! Каждый, кто струсит и уклонится от боя, будет распят! Так решил сенат, так говорю я! У вас есть выбор: свобода или позорная смерть!
Ночью мало кто спал. Одни, как это свойственно неопытным солдатам, лихорадочно готовили к бою оружие и доспехи, другие, заранее обо всем позаботившиеся, просто вспоминали о прожитых годах, невольно обращаясь к тому, что будет завтра.
Бримир сидел у костра вместе с Клеоном. Булочник старательно начищал до блеска свой меч, а галл наблюдал за тем, что делает товарищ, под нос рассуждая.
— В общем, моя жизнь, если выбросить последние десять лет, была не столь уж и плоха. Галлия — прекрасная страна. Если бы ты видел, какие у нас чудесные леса и реки. А озера! Эти озера, прозрачные, словно дыхание дев. А сколько там рыбы! А сколько в наших лесах всякой дичи: могучих кабанов и гордых оленей, свирепых волков и просто зайцев! И не счесть! Я был хорошим охотником, меня уважали за это. Я выходил с рогатиной против медведя… Я завалил трех медведей! — горячо прибавил Бримир. На самом деле медведь был один, да и тот недоросток, но сейчас галлу вдруг показалось, что он и впрямь одолел трех здоровущих шатунов. — А девушки! Знаешь, какие у нас девушки!
— Моя мать родом из Акарнании. Там тоже красивые девушки, — вдруг сказал, не поднимая головы, Клеон.
— Так ты оттуда, из… — Бримир не запомнил причудливого названия упомянутой приятелем страны, но понял, что это далеко, дальше, чем милая его сердцу Галлия.
— Нет, я родился и вырос в Риме. Моя мать родом из Акарнании. Разбойники захватили ее и продали сюда. Здесь родился я. Хозяин оказался добр и не стал меня продавать, а вырастил в своем доме. Я помогал ему, а, когда подрос, он продал меня булочнику. Я никогда не был в Акарнании, но мать рассказывала, что там красивые девушки. Она и сама была редкой красавицей.
— А где она сейчас?
— Наверно там же, у прошлого хозяина. Я давно не видел ее.
Клеон помолчал, а потом негромко промолвил:
— Вот если завтра мне повезет, и я стану свободным, то после войны накоплю денег, выкуплю мать, и мы вернемся на родину. — Клеон вздохнул, сейчас он был похож на громадного беззащитного ребенка, и у Бримира вдруг защемило сердце.
«Какой же он воин? — подумал галл. — Он силен и даже могуч, но не сила определяет воина. Нужны умение, злость, решимость, упорство. Разве у него есть все это? Разве…».
Бримир вдруг понял, что Клеон не переживет завтра. Такое ясное, отчетливое чувство, словно голос, донесшийся из незримой вышины. Не будет! — отчетливо вымолвил голос. Проглотив горький комок, Галл потупил взор.
Клеон, удивленный молчанием приятеля, посмотрел на него. Бримир заставил себя улыбнуться.
— Любая девка обрадуется такому парню! — Галл выпалил это и засмеялся, блестя ровными белыми зубами. — Мы вернемся! Непременно вернемся! — решительно прибавил Бримир, и в этот миг поймал на себе внимательный взгляд сидевшего неподалеку центуриона Ганурия. Тот неторопливо водил бруском по лезвию меча и слушал разговоры солдат. Когда Бримир посмотрел на центуриона, тот не отвел глаза, а напротив, подмигнул новобранцу. Обычно говорливый, сегодня вечером центурион был тих, словно чего-то ждал, что-то предчувствовал. Ждал…
Рано поутру Гракх вывел в поле свои легионы, неприятели также не стали уклоняться от битвы. Их было больше, Ганнон посчитал, что его воинство, пусть не выдающееся отвагой и опытом, сумеет совладать со вчерашними рабами. Полководцы вели битву без стратегических изысков или уловок. Ни засад, ни обходных маневров, ни неожиданных перемещений. Просто два строя — лоб в лоб. В центре пехота, по флангам всадники, и там, и там немногочисленные.
Сразу стало ясно, что конница ничего не решит, исход боя определяла пехота: не мастерством, а натиском и яростью. Римлянин против бруттийца, раб против луканца, бруттиец против раба, луканец против римлянина. Лоб в лоб, глаза в глаза, меч в меч, шит в щит. Пунийские офицеры воодушевляли солдат, напоминая о награде, римским центурионам не нужно было подгонять своих бойцов.
— Свобода! — ревели рабы.
— Свобода! — ревели те, кто были свободны.
Поле устлали трупы. Карфагеняне начали пятиться. И тут случилось то, чего не ожидали ни Гракх, ни его офицеры. Рабы принялись рубить головы сраженным врагам и с ликующими воплями покидать поле боя. Они спешили к лагерю, чтобы писцы могли записать их имя — сотни имен отважных, заслуживших право на волю.
В римском войске началась сумятица, карфагеняне приободрились. Когда Гракху донесли о происходящем, он тут же погнал коня к манипулам.
— Свобода! — закричал он, надрывая глотку. — Свобода! Вы доказали, что достойны ее! Разите пучеглазых! Не выходите из боя!
Ревя от ярости и восторга, легионеры утроили натиск. Они сражались плечом к плечу: вчерашние беглецы из-под Канн и вчерашние рабы. Плечом к плечу! Клеон, дальше Ганурий, дальше Бримир. Акарнанин, природный римлянин, галл. Рабовладелец и два бывших раба, повелитель и недавние слуги. Они бились плечом к плечу, соревнуясь в отваге. Ганурий был опытней остальных, но Бримир превосходил его силой и быстротой. Он сразил двоих врагов и даже успел выйти из строя с вражеской головой, но, заслышав крик консула, вернулся. Он скинул мешавший в бою доспех и с дикими криками разил пятившихся перед бешеным варваром карфагенян. Рядом сражался Ганурий, который отбивал по несколько выпадов врага, потом улучал момент и вгонял клинок в грудь или живот бруттийца. Клеон, так ничему и не научившийся, бросил шит и орудовал мечом двумя руками, опуская его с такой силой, что от вражеских щитов летели ошметки кожи и дерева.
