Алекс Ратерфорд - Владыка мира
Лицо принца вытянулось от гнева, но он промолчал, и Сулейман-бек продолжил:
– Первый заговорил снова: «Верно. Кроме того, Салим поставит на все высокие места своих людей. Он ведь неизбежно предпочтет тех, кто следовал за ним в его изменническом восстании, тем из нас, кто остался верен его отцу. Нам еще повезет, если нас не постигнет участь Абуль Фазла…» Затем вошли другие командиры, и эти двое прервали свой разговор, перейдя на другие темы. Но я уверен, что точно передал тебе суть их слов.
Салим какое-то время молчал, безуспешно стараясь справиться с нахлынувшими на него чувствами. Больше всего во время пребывания в Аллахабаде он боялся, что отец может выдвинуть своим преемником одного из внуков, обойдя его самого, но такие мысли сосредоточились вокруг Хуррама, поскольку Акбар ему явно благоволил; впрочем, эту вероятность можно пока откинуть, поскольку Хуррам слишком мал. Теперь же выбор падишаха мог пасть на Хусрава. Он был уже почти взрослым, и по возвращении Салим сам заметил, что его старший сын собирает вокруг себя союзников, молодых людей почти одного с ним возраста.
Наконец принц спросил:
– Действительно ли нынче первый раз, когда ты слышал, что эти безмозглые предатели говорят о такой возможности?
– Так прямо – в первый. – Сулейман-бек выглядел встревоженным. – Но я слышал, как другие выражают сомнения относительно своей собственной судьбы, если ты окажешься у власти. Только им, естественно, очень важно знать, насколько глубоки были твои разногласия с отцом и насколько крепко вы с ним помирились. А отсюда уже недалеко и до мыслей о других претендентах.
– Я не допущу этого! – завопил Салим.
Кипя гневом, он схватил попавшееся под руку украшенное драгоценными камнями блюдо с низкого столика и с силой швырнул его в стену, отчего несколько камешков бирюзы и рубинов отлетели, а на самом блюде осталась вмятина.
– Остынь, – попросил Сулейман-бек. – Люди всегда будут искать для себя лучшей жизни. Такова человеческая натура. Ты должен уметь повлиять на них. Убеди больше людей в своих собственных достоинствах и докажи, что годишься в правители.
– Возможно, ты прав, – ответил Салим, его гнев уже немного утих. – Но как это сделать после такого долгого отсутствия?
– Попытайся показать, что ты никого не обойдешь вниманием.
– Может быть, взять сыновей сановников моего отца на должности моих советников…
– В таком случае стоит опасаться, что они станут наушничать и вносить раздоры.
– Возможно, и так, но, по правде говоря, скрывать нам почти что и нечего. Чем я был занят со времени своего возвращения? Только и делал, что, как всегда, терпеливо ожидал, пока отец обратится ко мне с каким-нибудь незначительным поручением. Я не выказывал своего разочарования и лишь с тобой делился своими переживаниями о том, что падишах все еще не предоставил мне больше полномочий или не отдал под мое начало какое-нибудь войско…
– Твоего отца можно понять. Как он мог назначить тебя командовать многочисленной армией, если еще не полностью уверен в твоих намерениях?
– Полагаю, что могу поставить себя на его место, – ответил Салим почти с улыбкой, но, помолчав, снова нахмурил брови. – Ты ведь не думаешь, что мой отец когда-либо собирался лишить меня наследства в пользу кого-либо из внуков, верно?
– По правде говоря, не знаю… Хоть ему сейчас уже за шестьдесят, он по-прежнему умен и скрытен, хорошо чувствует побуждения и стремления других людей, никогда не раскрывая своих собственных. Возможно, он решил негласно осуществить свое намерение сделать наследником престола Хусрава, зная, что слухи об этом наверняка просочатся. Тем самым он сможет влиять на тебя, чтобы ты продолжал соответствовать его пожеланиям и действительно изменил свой образ жизни.
– Это было бы очень похоже на него – такой расчетливый маневр вполне в его духе, – снова воскликнул Салим, топнув пяткой в толстый ковер, покрывающий пол, а затем добавил более спокойно: – Моему отцу все так же нет дела до того, что я чувствую. Хотя и до других членов семьи ему тоже нет дела. Когда Хусрав прознает про намерения падишаха сделать его своим наследником, он будет питать напрасные надежды.
– Тогда что ты собираешься предпринять?
– Сделаю вид, что не верю слухам, и продолжу вести себя как примерный сын, а втайне начну собирать вокруг себя больше последователей, обещая вознаградить их; и когда я приду к власти, у меня будет достаточно чиновников и умелых воинов. И я хочу, чтобы ты мне в этом помог. Ты более свободен в своих действиях, чем я.
– Можешь быть спокоен, светлейший.
– А я между тем попытаюсь каким-нибудь образом разузнать, что думает Хусрав…
Не теряя времени даром, Салим назначил встречу Хусраву, и через день отец и сын встретились, чтобы поупражняться в стрельбе.
– Я так рад тому, что ты смог присоединиться ко мне сегодня, – сказал Салим, прилаживая стрелу к тетиве своего изогнутого лука.
Он тщательно прицелился в набитое соломой чучело, одетое как человек. Через миг стрела, просвистев в воздухе, вонзилась в соломенное туловище.
– Хороший выстрел, отец, – похвалил Хусрав. Он также выпустил стрелу, положив ее в цель на волосок от стрелы Салима, и, опуская лук, добавил: – Я всегда рад провести время с тобой.
– Это хорошо. Мы так долго были вдали друг от друга… Я не хотел бы, чтобы ты думал, что я забыл про тебя, пока сидел в Аллахабаде.
– Я так не думал.
– Все, что я делал, было для блага династии, для тех, кто придет к власти после меня.
Хусрав улыбнулся.
– Но пока что правит мой дед. И, будь на то воля Всевышнего, его еще не скоро ждут блага рая. Кто знает, что может стать с любым из нас к тому времени?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Салим с невольной резкостью, затем снова поднял свой лук и выстрелил.
– Всего лишь то, что ни один из нас не может знать то, что может произойти за годы его правления. Все мы смертны. И пусть пока мы живы, течение времени меняет нас – и то, как другие нас видят.
Хусрав выпустил новую стрелу. На сей раз она попала точно в древко стрелы Салима, глубоко вонзившись в соломенное чучело. Это просто случайность – или предзнаменование? Задаваясь этим вопросом, Салим невольно вспоминал слова прорицателя из Сикри, который просил его остерегаться своих сыновей. Он взял другую стрелу и пустил ее соломенному человеку в горло.
– Ты правильно говоришь, что наши жизни пребывают в руках божественного провидения, но мы все должны быть согласны с тем, что существует естественный ход вещей, согласно которому сыновья переживают отцов и только тогда получают приличествующее им положение в обществе и самостоятельность. Я уверен, что ни один из нас не желал бы, чтобы было иначе.
Хусрав помолчал и затем только ответил:
– Я не желаю превзойти тебя. Я согласен с тем, что все определено волею Всевышнего.
Затем упражнения в стрельбе продолжились. Словно взаимно условившись оставить в стороне все противоречия, отец и сын повернули разговор к будничным событиям во дворце. Однако в конце стрельб, убирая свой лук в ящик из палисандра и глядя, как Хусрав уходит через внутренний двор, собираясь повидаться с дедом в слоновьих стойлах, Салим знал, что искра самолюбивой устремленности уже зажглась в пылком сердце его старшего сына – с подачи Акбара или сама собой. Следует быть настороже, расширять сеть своих союзников и примирять своих врагов. Прежде всего нужно сделать все, что можно, чтобы произвести хорошее впечатление на отца, даже пусть для этого придется не говорить всего, что думаешь. Это будет нелегко, но ради престола сделаешь все, что угодно.
Акбар и Салим разразились слезами, когда простой деревянный украшенный цветами катафалк нес гроб через ворота крепости Агры к лодке, на которой тот поплывет вдоль берегов Джамны в Дели, чтобы лечь рядом с гробом Хумаюна. Горе от смерти Хамиды объединило их – ей самой это пришлось бы по нраву. Она тихо скончалась на семьдесят восьмом году жизни, проболев всего несколько дней. Недомогание, которое сначала казалось обычной простудой, вскоре обернулось тяжелым недугом.
Акбар и Салим сидели по обе стороны от низкой кровати, на которой она лежала, и прощались с ней. С булькающими хрипами в груди Хамида шепотом напутствовала их любить друг друга точно так же, как она любила их обоих, – если не ради нее, то ради блага династии. Они сцепили ладони в рукопожатии, наклонившись друг к другу над ее сухим телом, как она и просила.
Вскоре после того, как свет полумесяца пролился в окно и мягкий бриз колыхнул легкие занавески, Хамида умерла. Ее последние слова были: «Я иду сквозь звезды, чтобы соединиться с тобой в раю, Хумаюн».
