Кемаль Тахир - Глубокое ущелье
Приближалась полночь. Липкая жара окутала долину Сёгюта. Псы, надеявшиеся вместе со своими хозяевами провести ночь на прохладных горных яйлах, злились, ни с того ни с сего разражаясь лаем. Осман-бей и старейшины племени кайи внимательно слушали письмо, составленное муллою Яхши для отправки султану в Конью. В письме излагались события последних дней, говорилось о разбойных действиях Караджахисара, об опасности, которую представляет он для удела, и высказывалась просьба прислать, если понадобится, достаточно катапульт с небольшим отрядом воинов, чтобы осадить крепость.
Пока писалось письмо от имени удельного бея, шейх Эдебали со своей стороны сообщил обо всем шейху ахи в Конье и просил без промедления озаботиться первым делом назначением достойного бея в Эскишехирский санджак.
Когда письма уложили в кожаные торбочки и запечатали воском, Осман-бей обратился к Каплану Чавушу и попросил его вместе с Кедигёзом отправиться гонцом в Конью. Ехать быстро, делая за день по два перехода, передать письма кому следует, немедля получить ответ и столь же быстро вернуться в Сёгют. До возвращения дочь его, Аслыхан, может жить у него, Османа, на женской половине или, если он пожелает, у Баджибей.
Каплан Чавуш не заставил просить себя дважды: тут же поднялся, оделся бейским гонцом и ускакал вместе с Кедигёзом по караванной дороге в ночную тьму.
Оставив чинить повозку в Сёгюте, путники из Ярхисара отправились верхами в пещеру монаха Бенито. Только кормилица выбрала не коня, а мула — седла она не любила — и потому мрачно восседала среди сундуков с подарками. Слева и справа старую женщину сопровождали на лошадях слуги, чтобы в нужный момент ее поддержать.
Орхан с Лотос ускакали вперед. Орхан отдал девушке своего Карадумана, а себе взял одного из боевых коней, на которых ездил отец. Мавро и Керим глядели им вслед и посмеивались. Опять Орхан вырядился, будто на праздник, опоясался дорогим оружием. Юноша искал случая остаться наедине с Лотос. Он то и дело косился на девушку, но, стоило ей повернуть голову и взглянуть на него, отводил глаза.
Керим сказал:
— Наш Орхан-бей, как услышал от Аслыхан, что Лотос-ханым хочет взять за себя властитель Биледжика сеньор Руманос, так голову потерял и языка лишился...
Мавро, думавший о чем-то своем, процедил:
— С чего бы это?
— Вчера, когда встретились они посреди Карасу, понял я: с первого взгляда влюбился он.
— Так они вроде не впервые виделись.
— Мало чего было раньше. В ее годы девушки быстро меняются. В прошлый год, когда они приезжали, мы на яйле были. За два года выросла Лотос-ханым, такой красавицей стала — не приведи аллах!
— Ну и что?
— Орхан-бей умолял Аслыхан: разузнай, говорит, отдаст ли отец ее замуж, согласится ли она?
— Если согласится, не удивлюсь, хоть властитель Биледжика уже слаб стал, зубов нет и лицо в морщинах...
— Чего ты хочешь? Ему за пятьдесят...
— Подумаешь. Отец мой покойный говорил: «Молодые, они любят мужчин в возрасте. Погляди на твою бестолковую матушку, сынок Мавро...» И правда, моя мать была на пятнадцать лет моложе отца.
— Ну и что?
— Да ничего, приятель. Семнадцать лет прожили. Всех других мужчин моя матушка и за людей не считала. А умерла — любовь свою на тот свет забрала.
— Не каждая женщина на твою мать похожа. Лотос-ханым — тринадцать, а властителю Руманосу — все пятьдесят. Через семнадцать лет ханым тридцать будет, а ему — под семьдесят... Тогда и вовсе не подойдут они друг другу...
— Еще как подойдут, мужчины старятся позже женщин. Отец мой покойный говорил: «У бабы, считай, каждый год за два...»
— А если попадется не стареющая, да еще и распутная?
— Тогда плохи твои дела, приятель! Сраму не оберешься... Пошли господь такую беду соседу, а не нам...
Они умолкли. Поглядели на ехавших впереди Лотос и Орхана. Девушка то и дело качала головой, пожимала плечами.
Орхан-бей без конца задавал вопросы:
— Значит, вы с самого начала решили остановиться в Биледжике? — Он умолк, ожидая ответа, Лотос покачала головой.— В Армянском ущелье властитель Руманос дважды про вас спрашивал. Если бы наши женщины не отправились в Биледжик, он непременно поехал бы за вами в Сёгют. Любопытно, чего это он вздумал? — Девушка опять пожала плечами, с трудом сдерживая улыбку.— Ведь до сих пор вы никогда не останавливались в Биледжике, всегда у нас. Что стряслось в этот год?
— Поздно выехали... Матушка-кормилица решила: не успеем добраться до Сёгюта. Она, сами знаете, всего у нас боится. А тут сказали, Чудароглу в округе балует. Спешили засветло добраться..
— Чудароглу женщин не крадет! Да еще на землях Биледжика. И к тому же дочь ярхисарского властителя...
— Монгол он, за деньги на все готов... Обычая не блюдет.
Орхан покосился на Лотос. По улыбке понял: разговор ничуть не смущает ее. Откашлялся.
— Слыхал я, порешили вы на сей раз в Биледжике остановиться, потому что...
Лотос широко раскрыла глаза и с замиранием сердца ждала, что скажет он дальше.
— Потому что хочет тебя взять за себя сеньор Руманос. Правду говорят?
— А кто сказал?
— Кто сказал, тот сказал. Так правда ли это?
— Пока не узнаю, кто сказал...
— Верный человек. Отец твой, как говорят, согласился... Наказал глянуть на него... точно ты уже невеста ему... Вот потому-то и заночевали вы вчера в Биледжике. Ну как, глянули? Понравился жених?
Щеки у Лотос порозовели. Но глаза стали насмешливыми.
— Да, глянула!... Хороший человек. Даже очень... Зрелый!
Орхан не понял насмешки. Залился краской. Глухо спросил:
— А годы? Пятьдесят ему, а может, и больше...
— Выглядит он не таким старым. А вот я на Бала-ханым гляжу, ведь и она много моложе... Значит, бывает такое... В тринадцать лет полюбила Бала-ханым вашего отца...
Орхан чуть было не сказал: «Мой отец — дело другое. К тому же ему только тридцать четыре». Но промолчал, стиснул зубы.
— Говорят, многие знатные девушки в наших землях мечтают выйти за сеньора Руманоса,— добавила Лотос многозначительно.
— Сравнила себя с ними! — Орхан до боли стиснул рукоять кинжала.— Тебе всего тринадцать — тридцать семь лет разница! Когда будет двадцать пять, так за шестьдесят...— Он чуть было не сказал «старому черту», но удержался,— ...ему перевалит... Неправ твой отец, что согласился. Ты должна отказать...
— Да как же? По нашей вере грех — идти против воли отца... Великий грех. И потом, есть у нас обычай — давать приданое. А сеньор Руманос не берет за мной ничего... У моего отца земли мало. Откажет он мне в приданое несколько деревень — совсем обеднеет.
— Неужто никто другой без приданого не возьмет?
— Не знаю, пока не объявлялся.— Лицо ее стало печальным.— Да и не надеюсь, что объявится.
Орхан проглотил комок в горле. Помолчал. Глаза его сузились. Казалось, он принял трудное решение.
— Нет у нас такого обычая — брать приданое. Очень даже стыдным считается. Напротив, мы, туркмены, за девушку выкуп даем.
Лотос удивленно заморгала глазами. Потом озорно засмеялась и спросила:
— К слову сказать... За меня какой у вас дадут выкуп?
Орхан не ожидал такого вопроса. Вновь появилась у него какая-то надежда. От радости перехватило дыхание. Не понял, что она, может, только в шутку говорит, и, поскольку еще не умел обманывать, задумался, чтобы ответить поточнее.
— Дадим стадо овец. Голов триста... Коров дойных, буйволов, волов, породистых боевых коней. Дорогое оружие дадим... Килимы, ковры, ткани.
— А земли?
Орхан заволновался. Ответил, подбирая слова:
— У нас землю не дарят... за девушку... потому что земля не принадлежит бею.
— А кому?
— Аллаху.
Лотос знала, что у туркменов все наоборот. Не стала переспрашивать.
— А деньги?
Вопрос Орхану не понравился, и он не счел нужным это скрывать. Лишь когда понял, что Лотос в шутку спрашивает, у него отлегло от сердца.
— Мы, когда берем девушку, о деньгах не спорим. Сколько просят, столько и даем.
— А если нет столько?..
— Найдем, возьмем, отдадим. О деньгах не торгуются у туркменов... когда берут любимую женщину.
Лотос лукаво поглядела на него и притворно вздохнула:
— Ах, если бы я могла стать туркменкой!..
— Отчего же не стать?
— А как быть с верой?
— Для нас различие в вере неважно.
— Ой ли? Сначала неважно, а потом требуете, чтобы жены приняли мусульманство.
— Нет у нас такого... На веру мы не смотрим, когда берем женщину. Глядим, чтоб храбрая была, чтоб сына джигитом могла вырастить.
Совсем близко зафыркал мул, на котором ехала кормилица. Орхан оглянулся, и вдруг ему показалось, что он может упустить благоприятный случай, а другого не представится. И, удивляясь самому себе, торопливо прошептал:
— Скажи «нет» своему отцу! Хорошо, Лотос-ханым? Скажи: «Не выйду за него, в деды он мне годится». Скажи: «Без приданого берет меня Орхан!» — Он остановился.— Пойдешь за меня?.. Я сватов пришлю... На будущий год, как вернемся с яйлы... Подождешь год?
