Кемаль Тахир - Глубокое ущелье
Обзор книги Кемаль Тахир - Глубокое ущелье
Kemal Tahir
DEVLET ANA
Roman Ankara 1967
ГЛУБОКОЕ УЩЕЛЬЕ
Кемаль Тахир
«Мы — османцы, в каждом из нас — много разных людей».
Назым-паша (дед Назыма Хикмета)Роман
Перевод с турецкого Р. Фиша
Издательство «Прогресс»
Москва 1971
Часть первая
I
Увидев у лестницы, ведущей на крытую террасу, вместо красавицы хозяйки смуглого парня, рыцарь ордена Святого Иоанна Нотиус Гладиус криво усмехнулся. «Любовника своего послала, шельма! Ишь, рубаха-то чистая, ясное дело — спит с ним...»
Рыцарь разозлился: слишком уж парень был красив да ладен.
«Холопское отродье обычно боится воинов, а этот и глазом не моргнет... Не потому ли, что вылез из ее постели, собака?..»
Юноша, подтянутый, статный — чувствовалось, что он горд только что обретенной физической силой,— склонился в поклоне, сложив на груди руки. Красный пояс, туго стягивавший талию, отчего широкие плечи его казались еще шире, узкие, в обтяжку штаны и мягкие сапожки с короткими голенищами делали его похожим на стройного, ловкого канатоходца.
Рыцарь Нотиус Гладиус насупил брови.
— Чего тебе?
— Сестра велела послужить вам. Приказывайте.
— Сестра? — Опершись локтем о стол, рыцарь подался вперед, погрозил пальцем.— Если соврал, уши обрежу!..
Голос звучал угрожающе, злобно.
Доброжелательная улыбка слетела с лица юноши.
— Да, сестра. Что прикажете?
— Сестра твоя не глуха ли? — Он подождал ответа.— Я спросил, как ее звать,— словно не слышала. Я спросил, видна ли отсюда граница бейлика Эртогрула? Не удостоив ответом, улизнула...
— Простите великодушно, она у нас молчальница. А звать ее Лией...
— Что это за имя?
— Лилия.
— Лилия...— Рыцарь осклабился.— Плохо назвали... Надо бы получше... Отчего отец не назвал ее Сметаной?
Парень кинул на него испуганный взгляд.
Рыцарь был низкоросл, толст, но плотно сбит. Одной рукой он держался за меч, другая лежала на кинжале. В каждом его движении сквозила настороженность человека, которого всюду подстерегает опасность. Пышные длинные, до плеч, волосы походили на гриву хищника.
— Неужто не догадался отец, что будет она Сметаной? А мать-то куда глядела? Сметана... Куда больше подходит... Сладка, не насытишься! — Он подмигнул.— Похоже, сам знаешь, пробовал ведь.— Он вздохнул.— Значит, сестра? Поглядим... А тебя как звать? Не Плющом ли?
— Нет, Мавро...
— Ну, скажи-ка, Мавро, видна ли отсюда граница владений Эртогрула?
Мавро задумался. Почти всех путников, забредавших в их караван-сарай, тянуло выйти на террасу. А глянув вниз, в пропасть, иные даже падали без чувств. Вот и этот согнулся, словно его ножом в живот пырнули, хмыкнул и попятился от каменной ограды.
— О чем задумался? Видна ли, говорю, граница?
— Видна, если вот сюда забраться...— И Мавро вскочил на ограду.
Рыцарь вытаращил глаза, воздев руки, застыл как изваяние. Наконец из глотки его вырвался крик:
— Слезай! Слезай, накажи тебя господь! Свихнулся, что ли, нечестивец, слезаай!..
Мавро невозмутимо балансировал на гребне ограды, отпугивая вьющихся у его плеч голубей, он словно бросал вызов смерти. Он улыбался. «Вот тебе за сметану! Ну как? Угадал мой отец иль нет?»
Нотиус Гладиус с детства боялся высоты и, если во сне видел пропасти, просыпался с диким воплем, словно его режут, и долго еще не мог прийти в себя.
— Слезай, говорят тебе! Слезай, собака! — кричал он, пытаясь подняться с места.
Насладившись смятением гостя, Мавро спрыгнул на террасу.
— Не разглядел... Сегодня болото курится...
— А если бы камень сорвался? — Рыцарь не мог унять невольную дрожь.
— Не сорвется! Кладка армянских мастеров... «Каждую жилку в камне знают каменотесы-армяне»,— так говаривал отец, да утешится душа его в раю.
— Эх ты, безмозглый грек! Один сорвался, гляди вон!
— Бывает, не господь ведь строил, а рабы его.
Безрассудство парня поначалу удивило рыцаря, но тут же закралось подозрение. «А может, терраса вовсе и не висит над пропастью? Нет ли с той стороны ограды выступа?» При этой мысли огонь гнева опалил его лицо. Если там есть куда поставить ногу, он изрешетит этого парня. Рыцарь подбежал к ограде, заглянул. И обмер.
Отвесные скалы уходили вниз, в бездонный колодец. В глубине облака, отражаясь в воде, колыхались белым туманом, чудилось: именно здесь разверзлась пасть ада. Прикрывая ладонью рот, рыцарь глухо спросил:
— Сколько до дна?
— Триста шестнадцать кулачей.
— Мерил кто?
— Мой отец... Поспорил однажды с купцом из тавризского каравана, развернули тюк ткани и стали мерить.
Рыцарь не слушал. С трудом оторвав взгляд от пропасти, поглядел вдаль.
Долина, насколько хватал глаз, была покрыта тростником. Апрельский ветер волновал, казалось, не тростник на болоте, а самую землю, не застывшую еще со времен творения. Все в этом забытом богом краю дышало безнадежностью, хаосом и запустением, точно на земле еще не родилось ни единое живое существо. Нотиус Гладиус, очевидно, остался доволен тем, что узрел по ту сторону пропасти. Когда он обернулся, брови его сошлись на переносице, зубы блеснули в оскале.
Прошло уже пятнадцать дней с тех пор, как, высадившись в порту Гемлик, он ступил на землю Анатолии. Миновал Изник, Бурсу, побывал в Инегёле, Кютахье, Караджахисаре и добрался наконец сюда, чтобы повидаться с генуэзским монахом Бенито. Он обитал в одной из пещер на границе удела Эртогрула. То, что рыцарь видел по дороге, и то, что рассказал ему монах Бенито, не оставляло никакого сомнения — это край непуганых дураков. Да, именно здесь туркмены и византийцы столетиями соперничали друг с другом в глупости.
Взявшись за эфес меча, рыцарь провел ладонью по усам, встал на цыпочки, чуть приподняв свое короткое, плотное тело. «Да будет навеки покрыт позором благословенный меч Святого Иоанна, если за какие-нибудь полгода я не приберу к рукам эту страну дураков. Да будет проклята королевская кровь, что течет в моих жилах!»
Он жадно втянул в себя запах кебаба, шедший из кухни, облизнул губы. Нотиус понял главное: Эртогрулу, который получил удел Битинья, пользуясь продажностью и бесчестием греков, здесь опереться не на кого.
Плевым делом будет уничтожить эту старую развалину, этого туркмена — помогут несколько владетельных князей Византии. А занять освободившееся после него место и того легче. Первой его ступенью станет титул герцога Гладиуса Уникуса, второй — титул князя Битиньи. Как привести к покорности византийских удельных властителей, он уже давно рассчитал. Для этого достаточно собрать несколько сот наемных католиков и столько же тюркских воинов. «А за княжеством — да сбудется воля господа нашего Иисуса Христа! — ждет нас корона незадачливого императора Византии».
— Как обозначена граница удела на болоте? Что б ты увидел, если бы не туман?
— Крепость Иненю.
— Она принадлежит Эртогрулу?
— Нет, Эртогрул-бей в крепостях не сидит... «Конская спина да острая сабля — вот наша крепость!» — смеются туркмены... В крепости Иненю сидит воевода сельджукского султана, а над ним воеводой — бей Эскишехирского санджака.
Пытаясь разглядеть, что скрывается за свинцовыми тучами, слившимися на горизонте с болотным тростником, рыцарь задумался, словно главнокомандующий на поле брани. Злобно пробормотал:
— Не сидит в крепостях... глупый кочевник!
— Эртогрул-бей не кочевник... Когда-то был, а теперь давно осел на земле...
— На яйлу-то подымается каждый год?
— Подымается... Попробуй высиди здесь летом! От комаров спасения нет. Но, сколько мы себя помним, он сидит на земле. Отец мой покойный рассказывал, что еще отец Эртогрул-бея перепоясался на службу сельджукскому султану в Конье, да и сам Эртогрул-бей служил понемногу. Я сказал «служба» — понимай, служба мечом, вроде был он субаши. Увидел, дела пошли плохо, налоги уже не текут в казну рекой, ну и попросил себе этот пограничный удел. Мой отец покойный...
— Мавро! — крикнули из дома.
Рыцарь мгновенно обернулся, схватился за меч — глаза сощурены, рот в хищном оскале. Чуть пригнувшись, глянул на дверь. Потом выругался сквозь зубы и с силой бросил в ножны до половины вытянутый меч. Подошел к столу, плюхнулся на место, взял чашу с вином и стал жадно пить, не спуская глаз с темного провала двери и ограды в том месте, где сорвался камень.
