Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн
– Мне очень жаль говорить об этом, доктор Стратерн, но именно ваш дядя весьма способствовал распространению этого вымысла. Лорд Арлингтон добился-таки своего, и сэр Грэнвилл написал новый, фальшивый отчет о вскрытии, который и стал официальным.
– А взамен, разумеется, получил выгодную должность при дворе, – кивает Эдвард.
– Похоже на то, – подводит итог доктор Сайденхем, – что все эти убийства имели целью во что бы то ни стало скрыть, что принцесса была отравлена.
– Кто-то решил устранить всех, кто знает правду, – соглашается Анна.
Они многозначительно обмениваются взглядами: все трое вполне отдают себе отчет в том, что это означает для каждого из них: все они теперь – потенциальные жертвы.
Эдвард лезет рукой в карман.
– Есть еще кое-что, чего мы никак не можем понять, сэр. Мы были бы очень признательны, выслушав ваше мнение об этом.
Он протягивает врачу листок писчей бумаги, и тот внимательно изучает нарисованные на нем символы.
– Моего отца, да и других тоже, не только убили, их еще изуродовали одним и тем же способом, – говорит Анна – У всех на правой руке отрублены пальцы, причем количество их соответствует той последовательности, в какой их убивали. Мой отец был первым, и у него отсутствовал один палец, а у сэра Грэнвилла, который был последним...
– У него уже не было четырех, – заканчивает за нее Эдвард. – А на груди у всех были вырезаны вот эти знаки.
– Буква «X» в квадрате – это знак, принятый у фармацевтов, – говорит Анна.
– Да, я это знаю. Он заменяет латинское слово «menses», то есть месяц.
– А что вы скажете о других?
– Вот эти два, видите, – он указывает на них Анне, – выглядят очень похоже на астрологические символы, означающие созвездия Козерога и Льва.
Он передает ей листок.
Она впервые видит все символы вместе. Всего их двенадцать: на теле каждой жертвы убийца оставил три знака. Значит, если доктор Сайденхем прав, они расшифровали еще только три знака из двенадцати: два астрологических, означающих созвездие Льва и созвездие Козерога, а также букву «X», заключенную в квадрат, что у фармацевтов заменяет слово «месяц». То есть нет, латинское слово «menses». Некоторые другие символы, теперь она видит это, вообще не похожи на символы. Это обыкновенные буквы.
– Доктор Стратерн, мне кажется, вот этот знак на теле сэра Генри не крест, а буква «Т». А вот этот на теле моего отца – буква «Р». И у нас получается какое-то слово, точнее, начало слова. «Р-О-Т-I». Совершенно очевидно теперь, что это латинское слово «potio», что значит «яд».
Эдвард кивает, соглашаясь с ее догадкой, но потом озадаченно вскидывает голову.
– Однако если убийца пытается скрыть правду, зачем тогда сам намекает на то, как была убита принцесса?
– Тот, кто совершил эти гнусные деяния, по-видимому, не отличается здравым умом, – говорит Анна, – И я начинаю подозревать, что это не мужчина.
– Не мужчина? – усмехается Эдвард.
– Это мадам Северен, – продолжает Анна, – Когда я только приступила к лечению Луизы де Керуаль, поведение ее мне показалось очень странным: она боялась, что мадемуазель будет отравлена.
– Еще бы ей не бояться. Один раз она уже видела, как умерла ее госпожа.
– Но она сама проверяла мои лекарства, и я убедилась, что с ядами она обращаться умеет.
Анна умолкает на минуту, словно вспоминая кое-что еще.
– А помните, как на балу я потеряла сознание? Раньше я думала, что это от лауданума. Но ведь ни прежде, ни потом он на меня так не действовал. И еще я припоминаю, что вино показалось мне странно горьковатым.
– Вы думаете, она подсыпала туда яду? – спрашивает Эдвард.
– Не знаю наверняка, но у нее была такая возможность, – качает головой Анна, – С той самой минуты, как я с ней познакомилась, я сразу поняла, что ей доверять нельзя, во всем ее облике есть нечто зловещее. Да вы ведь и сами говорили, что у сэра Грэнвилла в тот вечер была женщина.
– Возможно, сообщница, но только не убийца. Если бы вы видели, что стало с моим бедным дядюшкой, ни за что бы не поверили, что на такое способна женщина.
– Вы идете против заповедей своей науки, – напоминает ему Анна. – К сэру Грэнвиллу пришла какая-то женщина, а потом он был найден мертвым. Какой напрашивается вывод? Во всяком случае, нельзя недооценивать точку зрения, согласно которой женщина тоже может быть убийцей. Я бы не стала сбрасывать мадам Северен со счетов.
– Но как это можно доказать? – спрашивает Эдвард.
– Мне приходит в голову только один способ. На все наши вопросы может ответить только сам лорд Арлингтон.
– Но вы же сами сказали, что связываться с этим человеком опасно.
– Но если этого не сделать, мы никогда не докопаемся до истины.
– Я согласен с Анной, – вмешивается доктор Сайденхем. – Вы должны с ним поговорить. Кстати, мне пришло на ум, что есть еще одна причина поступить именно так. В слове «potio» пять букв, на руке пять пальцев. Я думаю, убийца намеревается нанести еще один удар.
– Но как можно обвинять лорда Арлингтона в заговоре с целью скрыть факт убийства сестры короля? Мы рискуем тем, что нас всех посадят за решетку, – говорит Эдвард.
– Я думаю, есть какой-нибудь способ найти к нему подход, – говорит доктор Сайденхем, вертя в руке бумагу доктора Брискоу, – Однако ни на минуту не забывайте о том, что вы подвергаете себя величайшему риску.
Глава 41
– Сэр Грэнвилл убит?
Холодный взгляд Арлингтона скользит от Эдварда к Анне и обратно.
– Прошлой ночью, – твердо отвечает ему Эдвард. – В своей постели.
Они разговаривают в пышном кабинете министра. Это воплощение представлений государственного чиновника о том, что такое роскошь: стены отделаны красным деревом, толстые французские ковры на полу, в которых утопают ступни ног, такие мягкие, что ступать по ним – одно удовольствие. Окна в кабинете задрапированы плотными шторами, и свет дают только две свечи, которые вносит секретарь всесильного министра. В огромном камине тлеют красные уголья.
Анна внимательно наблюдает за лицом Арлингтона. Она знает, что он искусный лицедей, но всех своих чувств не может утаить даже этот человек. Под бесстрастной маской она отчетливо видит настороженную подозрительность, неуверенность и даже страх. Похоже, он действительно ничего не знал о гибели сэра Грэнвилла, но видно, что эта новость не явилась для него полной неожиданностью.
– Мой отец, мистер Осборн, сэр Генри, а теперь вот сэр Грэнвилл, – говорит Анна. – Как по-вашему, лорд Арлингтон, что у всех этих людей могло быть общего?
– Понятия не имею, – равнодушно отвечает он.
Он поправляет бархатный воротник расшитого золотом халата, потом подносит ладонь к парику, видимо, надетому в спешке, и поправляет и его.
– Мне, конечно, грустно слышать о том, что случилось с вашим дядюшкой, доктор Стратерн, но ни один человек, господа, какое бы важное дело у него ни было, не имеет права беспокоить меня в этот поздний час. И только из уважения к покойному я позволил себе прервать мое уединение, которое для меня свято, и встретиться с вами. А теперь самое время пожелать друг другу доброй ночи.
Он делает шаг в сторону двери, ведущей к его личным покоям, но Эдвард преграждает ему путь. Чтобы добраться до министра, доктору Стратерну уже пришлось угрожать секретарю Арлингтона физической расправой, и теперь он готов без малейших колебаний применить аналогичный способ убеждения даже к высшему чиновнику государства, как бы ни было это безрассудно.
– Все убитые присутствовали во дворце Сент-Клод в ту ночь, когда умерла принцесса Генриетта Анна, – говорит Эдвард. – Кстати, вы сами там были тоже.
– Интересно, откуда вы это знаете?
Министр кривит губы так, словно в рот ему попало что-то кислое.
– Я тоже там был, милорд.
Арлингтон снова переводит взгляд с Эдварда на Анну и обратно, словно пытаясь понять, что в точности им известно, и размышляя, что им ответить.
– Одно мое слово, – он кивает головой на дверь, ведущую в кабинет секретаря, – и вас обоих прямиком отсюда отправят в Тауэр.
– Мы об этом прекрасно знаем, сэр, – говорит Эдвард. – Но сначала, почему бы вам не уделить нам несколько минут вашего драгоценного времени?
Арлингтон скептически качает головой.
– А мне-то от этого какая польза?
– Это может спасти вам жизнь.
Министр смотрит на него с недоверчивой усмешкой, словно ему совершенно все равно, что они собираются ему сообщить, но, в конце концов, решает-таки их выслушать. Продиктовано ли его решение личным интересом или политической целесообразностью, Анна решить не может.
– Ну хорошо, – сердито бросает он наконец и, протянув большой палец к горящей свече, ногтем делает на ней отметину, на полдюйма ниже пламени, – Пока свеча не догорит до сих пор, у вас есть время.
