Иван Клула - Екатерина Медичи
Но в последней беседе она твердо заявила своему зятю, что у него есть только один выход – подчиниться королю и перейти в католичество. Кажется, она даже воспользовалась тогда особым аргументом, способным убедить Беарнца: она ему пообещала, что больше не будет противиться его разводу с Маргаритой де Валуа.
В октябре 1586 года Маргарита покинула Карла и уехала в Ибуа – овернский замок, подаренный ей матерью. Она отправилась туда со своим любовником – одним из своих конюших, Жаном, сеньором д'Обиаком – простым дворянином с великолепной выправкой. Как только Екатерина узнала эту скандальную новость, она потребовала, чтобы сын остановил принцессу, не дав ей опозорить королевскую семью. Необходимо было немедленно прекратить «эту невыносимую муку». Ненавидевшего сестру Генриха III не надо было ни о чем просить. Он приказал правителю Верхней Оверни де Канийяку схватить королеву Наваррскую и заключить ее в крепость Юссон, окруженную тройными [371] крепостными стенами. По его приказу в официальных документах должно было быть выражено его презрение: «Я желаю называть ее только «сестрой», без «милая и любимая» – уберите это». Он приказал повесить д'Обиака: «И пусть это произойдет в присутствии этой несчастной во дворе замка Юссона». Но Канийяк не осмелился этого сделать. Он отправил дворянина в Париж. Прево резиденции короля, который его сопровождал, казнил его без суда в Эгперсе.
Новость об аресте преступницы была передана Екатерине во время встреч в Сен-Брисе, и она тут же использовала ее в переговорах: если король Наваррский обратится в католичество, она заключит Маргариту в монастырь, а когда брак будет расторгнут, устроит союз Беарнца со своей внучкой Христиной Лотарингский. Но Генрих III не поддержал ее затею: «Не следует, чтобы он ждал, что мы будем к ней бесчеловечно относиться, ни того, чтобы он развелся и тут же женился на другой. Я хотел бы, чтобы ее отправили туда, где он сможет ее видеть, когда захочет иметь детей. Следует сделать так, чтобы он принял решение не жениться на другой, пока она жива, и что, если он забудет об этом или решит поступить иначе, его потомство будет считаться сомнительным, а в моем лице он найдет своего злейшего врага».
Обещание официально освободить короля Наваррского от супружеских уз, практически уже давно разорванных, не стало для него решающим аргументом, чтобы взамен пообещать обращение в католичество. Участники переговоров разъехались, пообещав друг другу встретиться позже вместе с делегатами протестантских церквей: перемирие было продлено еще на два с половиной месяца без всяких условий. Это был ничтожный результат. Но, по крайней мере, диалог был возобновлен. Он продолжался после окончания встреч в Сен-Брисе.
В январе 1587 года король предложил одногодичное или двухлетнее перемирие, чтобы можно было созвать Генеральные штаты, но взамен требовал обращения короля Наваррского. Он обещал ему содержание в 100000 турских ливров, «сколько обычно дают французскому наследному принцу». [372] Беарнец не отказался, но ответ дал не сразу. Он назначал встречи Екатерине, на которые сам не являлся. Через виконта де Тюренна он представил план общих с королем действий для уничтожения Лиги. Екатерина, наконец, поняла, что он ее просто обманывает, чтобы дождаться подхода немецких рейтар: 7 марта 1587 года она прекратила встречи в Ниоре с виконтом де Тюренном.
К этому времени она лишилась своего козыря – обещания развода с Маргаритой. В середине февраля правитель Юссона и тюремщик ее дочери де Канийяк сговорился с несколькими руководителями Лиги – Пьером д'Эпинаком, архиепископом Лионским, де Мандело, королевским наместником в Лионе, и де Ранданом, правителем Оверни. Он пообещал им освободить королеву Наваррскую. Впрочем, она покорила его своей красотой и подкупила звонкой монетой. Поэтому в одно прекрасное утро Канийяк приказал вывести своих швейцарцев из города и передал Юссон Маргарите. Из тюрьмы крепость превратилась в место удовольствий: даже не имея больших средств, королева Наваррская жила там спокойно, писала свои мемуары и занималась любовью с мужчинами, которых она выбирала по своему вкусу, нимало не заботясь об их происхождении.
Освобождение Маргариты Екатерина восприняла как подвох. Она об этом узнала в тот момент, когда, потеряв надежду, возвращалась в Париж. Со всех сторон горизонт был затянут черными тучами. За семь с половиной месяцев, пока королева отсутствовала, положение короля значительно ухудшилось. В октябре 1586 года на собрании в аббатстве Урском около Нуайона руководители Лиги решили потребовать от короля выполнения эдикта об объединении – пункт за пунктом. Участники дали клятву не повиноваться суверену, если он заключит соглашение с еретиками. Зимой Гиз атаковал герцога де Буйона, захватил Рокруа и Рокур и осадил Седан и Жамец. Эти города были базой для беглых протестантов, угрожавших Лотарингии. В Пикардии Омаль захватил Дулленс и Ле Кротуа. Попытка захвата лигистами Булони провалилась: этот порт очень хотел заполучить Филипп II, чтобы использовать его в качестве места [373] остановки и отступления во время большой морской экспедиции в Англию.
Ободренные возвращением Майенна в столицу, парижские лигисты решили захватить власть в городе. Их план предусматривал взятие Бастилии, Арсенала, Городской ратуши, Шатле и Тампля. Четыре тысячи аркебузиров должны были перекрыть подходы к Лувру. Король чудом раскрыл этот заговор. Он немедленно собрал все свободные войска, расставил охрану у всех застав и на мостах Сен-Клу и Шарантон, доверил командование преданным офицерам. Майенну пришлось поспешно покинуть Париж. Но Генрих III не на шутку встревожился.
Самые фанатичные члены Лиги не считали себя побежденными. Они разъехались по провинциям, чтобы организовать нечто вроде федерации верных Лиге муниципалитетов, и хотели, чтобы принцы руководили только военными операциями: принимать решения и контролировать финансы должны Генеральные католические штаты. Предполагалось на деньги городов Парижа, Руана, Лиона, Орлеана, Амьена, Бове и Перонна собрать армию в 20000 пехотинцев и 4000 всадников. Затем просить короля назначить ее главнокомандующего, но если он откажется, тогда войсками будет командовать один из принцев Лиги. В случае, если Генрих III умрет, не оставив детей, будут созваны Генеральные штаты и их попросят избрать королем кардинала Бурбонского, чтобы не допустить на престол еретика «принца Беарнского». Назначение нового короля станет прелюдией к восстановлению монархии и сословий «по древним фундаментальным законам»: здесь речь шла об организации федеральной структуры с правительствами на местах – в каждом городе это будет совет из шести человек, постоянно поддерживающих связь с Парижем. В результате Парижская коммуна возьмет на себя нечто вроде президентства над коммунами Франции.
Такую революционную обстановку застала Екатерина в столице, когда вернулась туда в конце марта 1587 года. В течение восьми месяцев, пока она тщетно колесила по дорогам Пуату, ее преследовали неудачи. Повсюду она видела [374] разбой, не имевший отношения к религиозному конфликту: страну грабили солдаты всех партий, воровство денег из королевского казначейства стало обычным повседневным делом. На местах ей было бесконечно трудно получить деньги для себя и своих советников и заставить выплачивать 7500 экю каждый месяц по требованию короля Наваррского для продления перемирия.
Екатерина пришла к неутешительному выводу: она поняла причины проволочек своего зятя. В январе 1587 года он заключил договор с Яном-Казимиром. За 150000 флоринов, часть из которых дала королева Английская, он обеспечил себе крупную армию наемников, которыми командовал прусский бургграф [23]Фабиан де Дона. В феврале Екатерина получила подробные сведения о составе этих войск: 12000 рейтар, 8000 ландскнехтов, 6000 швейцарцев и 5000 французских пехотинцев, усиленных 22 артиллерийскими орудиями. Готовилась еще одна армия из 6000 рейтар, «чтобы освежить других».
Но тревогу вызывало не только это казавшееся неминуемым вторжение: 1 марта в Париже узнали новость, взбудоражившую умы. 18 февраля в Фотерингей по приказу Елизаветы Английской была казнена Мария Стюарт. В январе король направил Бельевра ко двору в Лондон, чтобы просить о помиловании королевы Шотландской, приговоренной к смерти 26 октября 1586 года Верховным судом за предательство. Узнав о провале этой миссии, Екатерина была потрясена. «Господин де Бельевр, я крайне огорчена, что вы не смогли ничего сделать для этой бедной королевы Шотландской. Такого еще никогда не бывало, чтобы одна королева судила другую, отдавшуюся под ее защиту, как она это сделала, когда бежала из Шотландии. Вы можете сказать, что небо, земля и бездна восстали против этого королевства: я даже не знаю, на что можно надеяться. Должно быть, Господь сильно разгневался, а мы были слишком злыми, что на нас обрушились такие несчастья и нет никакой надежды из этого выйти, если он не сделает этого умышленно. Я [375] уповаю только на то, что он хочет показать свое могущество и хочет, чтобы мы знали, что он один может нас спасти».