Борис Кокушкин - Рабыня Малуша и другие истории
– Что-то случилось:
– Нет, нет. Ложись, – ответила та.
Дни катились за днями, седьмица за седьмицей… Малуша уже втянулась в однообразную и тяжелую работу, ей доверяли выходить с Меланьей в трапезную, расставлять мисы с варевом и убирать пустую посуду.
В один из дней, когда князья, бояре и прочий кормящийся у княгини люд, насытившись, разошлись, Ольга подозвала ключницу и спросила:
– Что-то я не вижу Праскены. Здорова ли она?
Меланья молчала, опустив голову.
– Ну! – грозно прикрикнула на нее княгиня.
Старая женщина вздрогнула, как от удара, и, не поднимая головы, тихо ответила:
– Трудно ей носить тяжелые подносы с варевом. Непраздна она…
– И кто же этот сластолюбец? – в гневе спросила Ольга.
Меланья дрожала от страха, зная грозный характер правительницы.
– Язык проглотила? – уже закричала княгиня.
– Княжич Святослав, – еле слышно пробормотала ключница.
– Та-а-ак! – стала остывать Ольга. – Добро, иди.
Через неплотно прикрытую дверь девушки слышали, как кричала княгиня и сидели в уголке, притихшие, словно мышки. Праскена молча плакала.
– Ой, что теперь будет? – Малуша поглаживала подругу по спине. – Что будет-то?
– Не знаю, – сквозь слезы отвечала Праскена и зарыдала уже в полный голос.
Вошедшая Меланья, какая-то согнутая, даже ставшая меньше ростом и постаревшая, села рядом с ними, зажав натруженные, все во вздувшихся венах руки между колен.
После долгого молчания она тяжело вздохнула и со стоном проговорила:
– Вот она бабья доля рабыни… И отказать нельзя, и сама же оказываешься виноватой… Я вот тоже была молоденькой да и с лица не дурной. Тоже приглянулась князю Игорю. Снасильничал…
Девушки замерли, слушая тяжкие воспоминания ключницы.
– И что? – тихо спросила Праскена.
– От тяжелой работы скинула ребеночка…
Видно воспоминания сильно расстроили женщину. Она встала и, не глядя на Малушу и Праскену, бросила:
– Посуду вымойте, в трапезной приберитесь…
Старчески шаркая ногами, она ушла в свою каморку, плотно закрыв за собою дверцу. А через тонкую дверь изредка стали слышаться тяжелые всхлипывания пожилой женщины.
Несколько дней ничего особенного не происходило и уже казалось, что все само собой успокоится и ничего плохого для Праскены не произойдет.
Меланья и Малуша, понимая состояние Праскены, старались сделать за нее самую тяжелую работу. Но несчастную девушку это не успокаивало: все чаще она тихонько плакала, несмотря на доброжелательное отношение товарок.
Княгиня Ольга тоже больше не интересовалась беременной рабыней и, казалось, что она все оставит по-прежнему и никакое наказание Праскену не коснется.
Тем неожиданней стало решение правительницы убрать несчастную с княжеского двора.
Но в один из дней, когда утро только занималось и напротив Горы проявился противоположный берег Днепра, после окончания утренней трапезы, к женщинам вошел тиун и передал распоряжение княгини увести Праскену в дальнее селище к матери.
– Когда ее забирают? – спросила Меланья.
– Лошадь уже запрягают, – ответил тот. – Так что пусть собирается.
Меланья молча кивнула головой и сказала Праскене:
– Собирайся, девонька. Такая уж, видно, у тебя судьбина.
Праскена медленно осела на пол и зарыдала.
– Ну, что ты, что ты! – Меланья погладила девушку по голове. – Слезами горю не поможешь. – Такая уж судьбина у нас, рабынь.
Малуша стояла в стороне, замерев от горя и бессилия. По ее щекам текли слезы.
– Помоги мне собрать ее, – обратилась к ней ключница.
Малуша заметалась, не зная, что делать.
– Не суетись, – остановила ее Меланья. – Вон постиранные ее вещи положи в сундучок. Приготовь пару коржей хлеба, вяленого мяса. Налей в кухоль сыта…
Едва женщины успели собрать вещи и еду Праскене, как сзади терема показалась телега. Рядом верхом на лошади сидел тиун.
– Ну, готовы? – спросил он. – Шевелитесь, до тьмы надо успеть добраться до места.
Малуша и Меланья помогли Праскене подняться. Несчастная девушка уткнулась в грудь ключнице и зарыдала пуще прежнего.
– Ну, ну, – успокаивала та ее. – Везде люди живут, не пропадешь…
Малуша тоже прижалась к подружке и тихо плакала, обливая сарафан Праскены слезами.
– Долго вы там? – осерчал тиун.
– Ну, иди, иди, – отпустила Меланья несчастную. – Иди и не отчаивайся. Все наладится.
Праскена забралась на телегу, куда была брошена охапка сена.
– Ha-ко вот, княгиня передала, – тиун нагнулся к ней с коня и передал небольшой узелок. – Тут резаны, пригодятся на первое время…
Княгиня Ольга нервничала. Она беспрестанно ходила вдоль окон Людной палаты и изредка останавливалась возле доспехов покойного мужа.
«Господи, – думала она про себя, – ни одной родственной души рядом, ни одного надежного человека. Каждый думает только о себе, о своем благополучии. Григорий? И этот думает только о своем, – крестить всех россиян, не соображая, что не так просто переломить вековое верование в идолов, так и до бунта недалеко. И это при том, что все время приходится ждать набегов то печенегов, то хазар, то византийцев, то мадьяр… Да и свои князья волками глядят, – каждый хочет стать независимым от Киева.
Вон доносили, что при покойном Всеславе некоторые князья тайно собирались и о чем-то сговаривались. Не Всеслава ли хотели поставить во главе княжества? Но, слава Богу, его уже нет…
Соперницы за спиной только и ждут, когда оступлюсь. Ну, ладно, Прекрасу я надежно упрятала, она не страшна. А вот тихоня Милана… Не напрасно говорится: в тихом омуте черти водятся. Не зря же она строит глазки боярам да князьям. Или это молодая плоть играет?
Нет, надо приблизить к себе кого-нибудь из верных и надежных людей. Из знатных? Нет, каждый из них велеречив и покорен, а в мыслях только и думает, как бы возвыситься над другими. А может быть, из простолюдинов? Так они веса не имеют…»
Увидев проходящего по двору старого истопника, тащившего охапку дров на кухню, она крикнула ему:
– Пришли ко мне ключницу.
Тот молча кивнул головой и поспешил исполнить приказание княгини.
Вскоре в Людную палату вошла запыхавшаяся Меланья.
– Звала, матушка? – спросила она.
– Отправили Праскену?
– Да, еще третьего дня. А обратно привезли двух молодых девчонок мне в помощь.
– А какова Малуша? Таровата ли? Исполнительна? Замечена ли в чем предрассудном?
– Чистая, непорочная душа. Светлая, добрая, – готова последним пожертвовать для других, – подумав, ответила ключница. – Хотела бы я иметь такую дщерь. А уж услужлива…
– Пришли ее ко мне, – распорядилась княгиня. – Будет у меня в услужении.
– Как прикажешь, матушка, – поклонилась Меланья. – Когда прислать?
– А вот как отобедаем, так пусть и приходит ко мне.
Ключница поклонилась и вышла. И уже в своем хозяйстве сказала Малуше:
– Княгиня распорядилась быть тебе при ней. Будь осторожна, девонька: у княгини нрав крутенек.
– Ой, что же будет-то? – испугалась та.
– Хитрить да ловчить ты не приучена. Так что все будет хорошо. Приблизила тебя княгиня, теперь и мной станешь распоряжаться.
– Как это? – недоуменно вскинулась Малуша.
– Ты же будешь ближе к княгине.
– Распоряжаться! – воскликнула девушка. – Я вас считаю навроде матушки. Родная-то погибла…
– Спасибо тебе, девочка, – растрогалась старушка. – И ты стала мне, как дочка. Своих-то детей мне не пришлось завести.
Женщины обнялись, смачивая слезами одежду друг друга. Наконец Меланья отстранилась и ласково проговорила:
– Что мы с тобой прощаемся, словно расстаемся навсегда? Чай станешь захаживать-то к старушке? Не забудешь?
– Да кто же от матери отказывается? – изумилась Малуша.
– Ну и ладно, ну и хорошо. Давай я тебе помогу причесаться, а то неловко появляться перед княгиней растрепой. Она ужасть как не любит беспорядок…
Когда обед и все приготовления были закончены, ключница погладила девушку по голове и слегка подтолкнула к выходу:
– Ну, иди, дочка. Храни тебя Бог!
Забот в услужении у княгини было немало: нужно было следить за одеждой, время от времени вытаскивать ее из сундуков и проветривать, стирать, прибирать постель ко сну и убирать после сна, причесывать хозяйку, выполнять разные поручения…
Малушу работой было не запугать. Поначалу от непривычки она уставала, но потом втянулась и спокойно вставала засветло, едва ли не с первыми петухами.
Время от времени она забегала к старой ключнице хоть не на долгое время, чтобы поддержать старушку или просто поболтать. И каждый раз Меланья угощала новоявленную дочку чем-нибудь вкусненьким.
В один из тихих, спокойных дней, когда не предвиделось никаких срочных дел, княгиня Ольга сидела в одной из комнат на первом этаже, негромко беседуя со священником Григорием. Малуша в дальнем уголке протирала скамьи и подоконники.
