Борис Кокушкин - Рабыня Малуша и другие истории
Малуша с удивлением смотрела на видневшиеся впереди три горы, на которых лес был частью вырублен или выжжен, а на порубах золотом отсвечивала золотистая стерня и темнели редкие жилища людей.
Наконец впереди зазолотились крыши княжеских теремов. Ниже, окружая Гору кольцом, теснились темные дворища бояр и воевод, а внутри этих дворищ были видны хижины служилых людей – ремесленников, холопов, рабов.
У самого подножья Горы, уходя к Днепру, тесно, словно ласточкины гнезда, лепились хибарки и землянки простого люда – чади. Здесь же, среди этого селища, на небольшой площадке стояло деревянное изваяние Волоса, вокруг которого грудилась и суетилась людская толпа.
– Чего это там? – спросила Малуша отца. – Молятся никак?
– Да нет, – усмехнулся тот. – Им не до Волоса сейчас. Это большой торг.
Дорога пошла в гору, словно змея ползучая, к единственным воротам в частоколе на Горе. Вот уже копыта лошадей застучали по деревянному настилу подъемного моста…
При виде грозных вооруженных людей у ворот девушка съежилась и теснее прижалась к отцу.
– Не пужайся, – успокоил Корж дочку. – Никто тебя здесь не обидит.
Кто-то из стражников, разглядев прячущуюся за щитом девушку, крикнул:
– Гляньте, люди добрые! Еще в поход не пошли, а этот ратник уже полонянку волочет!
Стоявшие рядом с ним гридни захохотали, отчего совершенно смутили девушку.
На широком дворе было разбросано несколько строений, возле одного из них сгрудились гридни в полном облачении. Увидев приехавших, один из них отделился и подошел к всадникам. Это был тысяцкий Любомир.
Приехавшие сошли с коней и остановились в растерянности, не зная, как поступить далее. Обращаясь к ним, Любомир распорядился:
– Располагайтесь в гридне, места всем хватит.
Тепло поздоровавшись с Коржем и Малушей, он сказал:
– Ты, Корж, располагайся со своими, а Малушу я поведу представлять княгине. Пошли, красавица!
Малуша растерянно посмотрела на отца, но тот слегка подтолкнул ее, усмехнувшись:
– Иди, иди, я здесь, рядышком…
Девушка медленно пошла за тысяцким, постоянно оглядываясь на отца. Они поднялись по ступеням княжеского терема, и, войдя в него, Любомир придержал Малушу:
– Погодь здесь, я упрежу княгиню.
Он прошел дальше в покои и поднялся по лестнице в светелку Ольги. Через некоторое время он появился в дверях и сказал:
– Поднимайся наверх.
У Малуши от страха заколотилось сердце и стало сухо во рту.
– Давай, давай, не робей, – подбодрил тысяцкий девушку.
Когда они поднялись на второй этаж, он приоткрыл дверь, из которой только что вышел, и слегка подтолкнул Малушу внутрь.
Помещение, в котором она оказалась, было довольно большим, со многими окнами, пропускающими много света. Возле одного из окон стояла княгиня, одетая в красное платно, которое девушка никогда не видела, с узорочьем на шее. На ногах ее были надеты такие же красные черевьи[35].
Малуша опустила глаза и поклонилась княгине в пояс.
Внимательно оглядев девушку, Ольга произнесла:
– Хороша собой, но молода больно.
– Она осталась без матери и вела все хозяйство у Коржа, – заступился за девушку Любомир.
– Кликни ключницу, – приказала княгиня тысяцкому.
Когда тот вышел, княгиня спросила:
– Тебе сколь годков, унотка?
– Пятнадцатый, – еле выдавила из себя девушка.
– Что умеешь делать?
– Стряпаю, шью, вышиваю, полощу платно…
– Хворости какие есть?
Малуша удивленно посмотрела на княгиню и отрицательно помотала головой.
– Ну, да. В таком возрасте какие хворости могут быть, – в раздумье проговорила Ольга.
В этот момент в помещение вошла ключница Меланья и низко поклонилась.
– Ты скорбела, что твои девки не очень расторопны, – обратилась к ней княгиня. – Вот тебе помощница. Пристрой ее к делу.
– Слушаю, – поклонилась ключница и внимательно оглядела девушку.
– Идите, – отпустила их Ольга.
Выйдя от княгини, женщины едва не столкнулись с княжичем Святославом. Тот остановил их и, обращаясь к Меланье, спросил:
– Кто такая?
– Княгиня прислала новую помощницу, – ответила та.
– Как зовут? – обратился княжич к девушке.
– Мала, Малуша, – пробормотала та.
Святослав взял Малушу за подбородок, приподнял ее голову и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом повернулся и пошел к матери.
– Кобель, – вслед ему тихо сказала Меланья и, обращаясь к девушке, добавила:
– Стерегись его, старайся не попадаться на глаза.
Ключница повела Малушу в дальний конец терема, где к нему было пристроено помещение кухни и каморки для прислуги.
В центре достаточно просторной пристройки на каменной кладке догорал костерок, на красных углях в глиняных горнцах что-то варилось, испуская незнакомый Малуше приятный запах. Стройная и красивая девушка, которую, как оказалось, звали Праскена, деревянной ложкой помешивала варево. Огонь поддерживал невзрачный мужичонка с пегой бороденкой и сбитыми лохмами на голове.
Ключница немедля включила Малушу в работу, заставив ее носит воду из родника, протекающего невдалеке, помыть несколько горнцев, корыто, деревянные мисы, ложки. Малуше пришлось еще и вымести сор из трапезной, с дресвой[36] почистить огромный трапезный стол, помыть стоявшие возле него лавки.
Меланья время от времени проверяла ее работу и удовлетворенно кивала головой. Заметив это, Малуша старалась исполнить порученную ей работу с еще большим тщением.
Когда работа в трапезной была закончена и все в ней блистало чистотой, Меланья обратилась к девушке:
– Приглядывай, как я буду выносить и расставлять яства.
Тем временем ключница взяла деревянную ложку и стала пробовать варево из кипящих горнцов.
Через полуоткрытую дверь в трапезную было видно, как в помещение начали заходить и рассаживаться вокруг стола князья, воеводы, бояре…
Ключницу словно подменили – она выпрямилась, стала строже. Шепотом она начала подгонять девушек, уполовником разливающих похлебку в мисы, бросали в них куски мяса и расставляли мисы на огромном серебряном подносе. На другое блюдо устанавливались ковшики с медовым взваром.
Меланья относила поочередно подносы в трапезную, а тем временем девушки готовили новую перемену блюд.
Наконец, после того, как в трапезной загремели отодвигаемые скамьи и из помещения вышли все, кто там был, настало время передохнуть. Усталая Меланья села возле очага, опустив руки на колени. Праскена, старик истопник и Малуша смогли поесть сами, добирая остатки похлебки из горнцев.
Вечером, когда настала пора ложиться спать, Меланья повела Малушу в свою каморку, постелила рядно на сундук и сказала:
– Спать будешь здесь.
А сама села на свою лежанку и долго сидела, массируя натруженные руки.
– Уставать стала, – негромко проговорила она. – Скоро, видно, не смогу таскать тяжеленные подносы. Уронить боюсь…
– А почему Праскена вам не помогает? – спросила девушка.
Помолчав немного, ключница ответила:
– Куда уж ей! Непраздна[37] она… Княжич постарался. Молодой да ранний…
Но Малуша уже не слышала ее. Утомленная за день непривычной работой и новыми впечатлениями, она крепко спала.
Ей казалось, что она только что уснула, как почувствовала, что ее тронули за плечо.
– Вставай, девонька, пора приниматься за работу, – будила ее ключница.
Малуша открыла глаза. В поставце горела лучина, слюдяное окно было совсем темным.
Началась тяжелая и суматошная жизнь в княжьем тереме…
В первом часу[38] после утренней трапезы на втором этаже княжеского терема, в Людной палате, воеводы, бояре, князья и тысяцкие решали вопрос о предстоящем походе на вятичей.
– Говори, князь Ракита, – обратилась Ольга к старейшему князю, участвовавшему еще в походах ее мужа князя Игоря.
Старый князь встал и, обращаясь к княгине, медленно заговорил:
– Вятичи давно упорствуют и не желают платить Киеву дань. Давно пора их образумить. Половцы такоже испокон веков рушат наши рубежи, немало от них исстрадались. Да и хазары нам покоя не дают. Проучить их надобно. Да только опасаюсь я, что надобен поход сразу на всех. Не надорваться бы. Людишек погубим немерено…
– Что предлагаешь? – остановила его Ольга.
– Вятичей не ратать, а дать им куну[39] и тем примучить[40] их. Пошто воев зазря терять?
– А ты что скажешь, черниговский князь Ставр? Ты соседствуешь с вятичами, да и половцы хаживают в твои владения, – с насмешкой спросила княгиня.
Князь Ставр нахмурился, встал и, сдерживая себя, проговорил:
– Дело говорит князь Ракита. Нынешний год у вятичей, да и у нас, выдался неудачный – Хоре[41] осерчал и в червень[42] пожог многие посевы. Куна им ныне аки благо небесное. А печенегов устеречь тяжко, – оне без обозов, скачут, бесам подобно: появились, сволочат[43] и пропадают…
