KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2

Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Хаджи-Мурат Мугуев, "Буйный Терек. Книга 2" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Весь Дагестан, вся Чечня, Моздокская степь, Кизлярские плавни, Ногайская равнина — все было залито, исхлестано потоками дождя. Иногда он ослабевал, синее небо и брызги горячего солнца на час-другой озаряли мокрую, взбаламученную землю, затем снова гремел гром, сверкала в тучах молния, грохотало в горах, и нескончаемые потоки били и кромсали землю. Она уже досыта напиталась влагой и больше не принимала ее. Мутные потоки бежали отовсюду, урча и сверкая. Горные реки вздулись и, сметая все, что попадалось на их пути, низвергались в долины. Терек вышел из берегов. На четвертый день беспрерывных дождей он изменил свой путь и ринулся на станицы, ломая мосты, унося в мутных, буйных волнах обломки лодок, плотов, береговых строений, трупы животных.

Койсу, недавно такая тихая, мирная обмелевшая речушка, сейчас с грохотом и ревом катила свои воды, смывая все, что не успели убрать люди. Арбы, доски, сено, бревна — все мчалось вниз, в долины. В грохоте и пене, заполняя ущелья, сделав непроходимыми дороги и броды, неслись в яростном беге горные реки по кручам вниз.

Четыре дня буйствовали дожди; четыре дня ливней и гроз превратили высохшую землю в болото. Затем дождь прекратился. Горы опять подернулись голубой туманной дымкой, ушли тучи, солнце, щедрое южное солнце выкатилось из-за гор и обожгло землю. Подул легкий ветерок, зашумели деревья, забормотала листва, вода быстро уходила, испарялась.

А еще через двое суток степь заискрилась, запестрела, зацвела. Благодатные дожди вернули ее к жизни. Красные огромные маки, белые ромашки, желтые лютики поднялись из изумрудной травы и цветным ковром покрыли землю. Темно-зеленая листва затянула леса, высокий камыш с рыжими метелками зашуршал, заходил над водой. Плавни наполнились болотной птицей, фазаны с фырканьем взлетали в подлесках Кизляра.


— Имам! Скажи, как ты узнал, что засухе конец, что будут дожди? — спросил Шамиль, глядя на бурные потоки, залившие аул, долину, горы. — Это же чудо!

Гази-Магомед поднял глаза. Шамиль, который всего на четыре года был моложе его, в эту минуту казался растерянным юношей, смущенно стоявшим перед зрелым и опытным мужем.

— Чудес нет, Шамиль, их не должно быть и в нашей жизни, — после долгого молчания сказал Гази-Магомед. — Просто я знал, верил, что должен наступить когда-нибудь конец засухе, ничего беспредельного не бывает, а она тянулась уже свыше пятидесяти дней. И потом, — он как-то мягко и добродушно улыбнулся, — ты помнишь, я сказал, что народу надо обещать то, чего он ждет, чего ему не хватает. Я это и сделал.


И на русской стороне, и за Тереком, в горских землях, аулах, горах, городах и станицах люди молились богу, вознося благодарения, твердя о чуде. Священники читали проповеди о милости божьей, муллы возносили хвалу аллаху, мюриды горячо и вдохновенно напоминали всем о пророчестве имама, славу и святость которого укрепил промчавшийся над землей ливень.

Глава 3

Над аулом разнеслись частые удары железа по чугунному кагану, висевшему на кожаном ремне.

С площади послышался громкий, протяжный и отчетливый голос будуна[4]:

— Правоверные! Дети истинной веры, жители аула! Сходитесь к околице, к дороге, ведущей на Унцукуль. Идите все, идите старые и малые, мужчины и женщины! Идите все. Будет, по воле аллаха, суд над нечестивыми, проклятыми в своем грехе и поступках, Джебраимом, сыном почтенного Мустафы-Кебира, и грязной шлюхой, потерявшей совесть и стыд, Патимат-Кизы, жены почтенного Саадуллы. Все, все идите, и да поможет аллах суду и правде.

Шамиль вопросительно глядел на Гази-Магомеда. Имам сидел над какой-то бумагой, испещренной арабскими буквами. Время от времени он поднимал голову и о чем-то долго и напряженно думал. Он, казалось, совсем не замечал своего озабоченного друга.

Наконец Шамиль не выдержал и, улучив момент, когда возле Гази-Магомеда никого не было, осторожно напомнил:

— Гази, на площади уже собрался народ. Кадий[5] и старшины готовы начать суд над преступниками, нарушившими шариат и законы, данные нам пророком. Все ждут твоего появления.

Гази-Магомед свернул в трубку бумагу с арабскими письменами.

— Шамиль, после суда напиши ответ Аслан-хану. Этот нечестивец призывает нас к измене святому делу газавата. Первым, кого мы накажем за измену вере, будет он. Что же касается виновных в бесчестье и грехе блудодеев, пусть народ сам решит их судьбу. Ты и Гамзат-бек идите к собравшимся на площади и замените меня на некоторое время, потом я подойду. — И Гази-Магомед, склонив голову набок, продолжал писать.

Шамиль и Гамзат-бек, пристегнув шашки, пошли на площадь выполнять приказание имама.

Мюриды, сидевшие на корточках у входа, вскочили и по знаку Гамзата молча последовали за ними.

Во дворе, на улице и на площади уже копошились люди, слышался топот спешивших к околице, доносились отдельные голоса. А над возбужденным аулом все еще звенел голос будуна:

— Идите все, и да исполнится закон по воле бога.

На улице царила тамаша[6].

Женщины в покрывалах, малые дети, босоногие, в рваных рубашонках; пешие и конные горцы, старики и степенные старшины в длинных, хорошего сукна черкесках шли к тому месту у дороги, где должен был состояться суд над преступной парой прелюбодеев, застигнутых свидетелями на месте.


На большом валуне сидел мулла, держа в руках развернутый коран. Трое стариков судей расположились на другом плоском камне. Рядом с ними стоял, переступая с ноги на ногу и поминутно вздыхая, невысокий сухой человек с полуседой бородой. Это был Мустафа-Кебир, отец прелюбодея Джебраима, которого сейчас должен был судить народ.

Любопытные жители других селений, случайно попавшие в аул, останавливались, отводили в сторону арбы и, ослабив налыгачи или вовсе выпрягая быков из ярма, тоже поспешили к месту суда и молча, сосредоточенно ожидали начала. Это дело было интересно всем, касалось всех, так как подобные истории случались и в горах, и на плоскости, и каждый считал себя вправе быть и зрителем, и судьей.

Толпа все росла.

Гамзат-бек, Шамиль и мюриды, отдав салам, приблизились к сидевшим на камнях старикам. Еще раз до них донесся призывный голос будуна. Шум, возгласы, шаги, скрип арб, рев ослов и звон бившихся о стремена шашек слились в общий гомон.

С гор веяло прохладой. Солнце поднималось над хребтами то черных, то белоснежных дагестанских гор. Зеленые леса, обрамлявшие подножия, пыль, клубившаяся на дороге, и знакомый кизячий запах от разожженных очагов были столь обычными и мирными, что Шамиль, чуть прищурясь, окинул взором людей, сосредоточенно и деловито ожидавших начала суда.

— Пора, начнемте, правоверные, во имя аллаха, — сказал Гамзат. Как доверенный имама, по каким-то причинам не пожелавшего присутствовать на суде, он обратился к людям. — Важные дела и молитвы отвлекают имама от мирских дел. Он поручает вам разрешить это богопротивное дело согласно законам шариата и воле выбранных вами людей. Решайте без злобы, без мести, без мягкости, а как велит закон, как говорит шариат.

Гамзат-бек снял папаху и поклонился народу и судьям, затем, поправив шашку, молодцевато и твердо шагнул к старикам и сел позади них.

Шамиль с мюридами остался в толпе, внимательно разглядывая находившихся поблизости людей.

Все были молчаливы, сумрачно-сосредоточенны, и только со стороны, где расположились женщины, слышались проклятия, оскорбительные, бранные слова в адрес Патимат-Кизы.

— Половина из них такие же шлюхи, как Патимат, — еле слышно шепнул на ухо Шамилю Юнус, молодой и озорной чеченец из Гойты.

Мюриды, стоявшие за ними с серьезными, нахмуренными лицами, в душе соглашались с Юнусом.

— Нет бога, кроме бога, и Магомет пророк его, — вставая с места, громко произнес мулла.

— Ля илльляхи иль алла! — ответила толпа, кто громко, кто вполголоса, кто шепотом.

— Итак, начинаем суд, правоверные. Судить будем мы, цудахарцы, и весь народ по правде, по закону наших гор, которые осенила истинная вера пророка, — поднимая над головой священную книгу, продолжал мулла. — Все вы знаете дело, по которому собрались сюда?

— Все, все знаем, — донеслось отовсюду.

— Тогда пусть выходит сюда почтенный Саадулла и расскажет, что знает, — обращаясь к народу, предложил мулла.

Из толпы вынырнул сумрачный, с хмурым лицом и растерянным взглядом человек в рваной черкеске и суконных чувяках на босу ногу. Держась одной рукой за широкий простой кинжал, он неловко приблизился к судьям.

— Говори! — коротко сказал мулла.

Толпа, затаив дыхание, напряженно слушала.

— Что говорить, — так же коротко ответил Саадулла. — Я всегда был занят работой и войной с русскими. И когда мне соседи сказали, что женщина, которая пришла в мой дом из рода Джавада аль-Хуссейна, — протянул он с невыразимым презрением, — ведет себя как сука, как блудливая кошка, я не поверил.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*