Артур Кёстлер - Гладиаторы
Поток беглецов не иссякал, стал обычным делом; по вечерам люди узнавали, сколько за день прибавилось новичков, и заключали пари, что назавтра объявится знахарь, чьи пациенты мерли, как мухи, или проститутка, поссорившаяся с хозяйкой, у которой снимала угол. На марше это была толпа, больше похожая на процессию в День Минервы, чем на отряд гладиаторов. Раньше им легко удавалось покрывать за день по тридцать миль, теперь же они едва преодолевали двенадцать.
Настало время разбить постоянный лагерь. Подходящее местечко нашлось к западу от Асерре: то был островок на болотах в долине Клания.
Островок был заброшенным клочком суши, окруженным с трех сторон камышом. Ночью над ним медленно всходила луна, исполосованная стеблями. Единственным звуком, нарушавшим ночную тишь, было лягушачье кваканье; иногда над густой желтой водой реки бесшумно скользила ночная птица. Ткань палаток впитывала тяжкое сырое дыхание болота, и на рассвете многие, завернувшись в одеяла, выползали наружу, чтобы урвать немного сна не в духоте. По утрам люди с трудом передвигали ноги, но на солнце пот, покрывший за ночь тела, быстро высыхал.
Многих била лихорадка. Ведьма Цинтия продавала недужным травы и горькие отвары. Все ее боялись, но никто не отказывался от ее услуг. Умерших сжигали на кострах, сложенных из сухого тростника.
Но по вечерам в лагере обязательно происходило что-нибудь любопытное.
Потянуло прохладой, над камышом повис рыжий туман. Утолив голод и жажду, люди сидели на берегу, свесив ноги в воду и наблюдая за плывущими по течению былинками. Некоторые удили рыбу. Здоровяки, служившие прежде в трактире Фанния, выстроились в две шеренги и соревновались в метании камней, соблюдая серьезность и строго следуя правилам ими же изобретенной игры.
Несколько молодых людей обоих полов внимали лютнистке, устроившись в тростнике. Она, откинув голову и зажмурив глаза с накрашенными веками, хрипло повторяла припев заунывной песни.
Желавшим уединиться попарно достаточно было зайти недалеко в камыш, чтобы шум лагеря превратился в плохо различимый шелест. Откуда-то раздавалось ржание пасущегося табуна.
Вокруг новичков, пришедших в лагерь за минувший день, собралось немало народу. В этот раз новичками оказались старик с негнущейся ногой и молодой парень с сильной шеей и глазами навыкате. Старик был сдержан и неразговорчив, парень слишком напуган, чтобы произнести хоть слово. Сломать лед никак не удавалось, пришлось кликнуть Каста. Вертлявый Каст явился на зов со стайкой прихлебателей. Эту компанию, окрещенную «гиенами», все побаивались, и не зря.
– Они пришли из виноградников под Себетом, – сообщил кто-то. – Убежали, не выдержав скудной кормежки. За помол зерна для каши с них же требовали платы.
– Вдруг это вранье? – пролязгал Каст. – Вдруг они решили, что здесь их станут кормить за красивые глаза? Только лишних ртов нам не хватало!
Старик ничего не сказал, парень не сводил с Каста испуганный взгляд. У него были толстые мокрые губы и маленькие серьги в обоих ушах. Зрители уже посмеивались, предвкушая развлечение.
– Зачем пожаловали? – обратился Каст к старику. – Наверняка вбили себе в головы, что мы воруем овец, насилуем девушек, вообще безобразничаем почем зря. Кстати, как тебя звать?
– Вибий, – сказал старик. – А это мой сын.
– А твое имя? – спросил Каст у парня.
– Вибий, – ответил тот негромко и от смущения стал теребить серьгу.
Раздался дружный смех. Каст смеялся со всеми; у него был красивый девичий рот, облезлый нос, белая незагорелая полоска кожи под ожерельем на шее.
– Вибий, – повторил он. – Просто и без затей, в честь папаши. То ли дело я: разрешите представиться, Каст Ретиарий Тирон.
Это заявление не могло не произвести впечатления. Парень смотрел на него восхищенно.
– Обычное дело, – продолжал Каст. – У всякого знатного человека по три имени.
– Так ты знатен? – пролепетал парень под гогот зрителей.
– Бывшие гладиаторы – это здешняя аристократия, – объяснил Каст. – Ну, а новички, вроде вас, – презренная чернь.
– Ты тоже гладиатор? – осведомился парень почтительно.
– А как же!
Вибий Младший поразмыслил, пожевал губами.
– Тот человек в звериной шкуре – тоже из аристократов?
– Конечно, Вибий, – ответил Каст, – ведь все гладиаторы – люди знатные, отпрыски крупных вельмож. Спартак – так зовут молодца в шкурах – потомок фракийского княжеского рода.
Зеваки покатились со смеху.
Мимо семенил Зосим, наставник и ритор.
– Правду я говорю, Зосим? – крикнул ему Каст.
– Все, что может быть облачено в слова, – правда, – откликнулся Зосим, взявший за правило не перечить Касту и его приспешникам. – Ведь все, что можно выразить словами, возможно, а возможное в один прекрасный день способно осуществиться.
– Выходит, корова может взять и произвести на свет поросят? – осведомился какой-то шутник под общий хохот.
– Присядь с нами и расскажи что-нибудь занятное, – попросил Зосима Гермий, луканский пастух с лошадиными зубами.
– Лучше я постою, – возразил Зосим. – Прямая спина – разве не благородно звучит?
– Рассказывай! – потребовал пастух, зная, что отказа не будет.
– Ну, так слушайте, – начал Зосим. – Сто лет назад у греков была республика. Прежде чем приступить к своим обязанностям, их консул должен был произнести такую клятву: «Я буду врагом народа и буду всячески пытаться ему навредить».
– Что же отвечали остальные? – спросил Каст.
– Остальные? Народ, хочешь ты сказать? То же самое, что слышно от него сейчас – ибо вы заметили, наверное, что у нас нынче дела обстоят точно так же, разве что наши сенаторы не дают больше такой клятвы во всеуслышанье.
Зеваки притихли. Рассказ их разочаровал.
– Ну да, так оно и есть, – согласился пастух Гермий не очень уверенно. – Было и есть. – Он вздохнул, для чего обнажил большие зубы.
– Зосим, – произнес Каст, – ты нас заморил. Раз не можешь придумать ничего веселее, ступай, куда шел.
– Придется повиноваться, – был ответ. – Господин отсылает меня в наказание за бунтарские взгляды. Честно говоря, я рассчитывал на большее понимание. Не скрою, ты меня расстроил, Каст.
На треугольной опушке были вырыты круглые ямы, в которых разводили дымные костры, чтобы отгонять комаров. У каждой группы был собственный костер, всегда зажигавшийся в одном и том же месте, была и собственная история.
Свой костер был у женщин, свой у бывших слуг злосчастного Фанния, был костер кельтов, костер фракийцев. Кельты и фракийцы были наиболее многочисленны и презирали друг друга. Вожаком кельтов, к которым относился и вертлявый Каст со своими «гиенами», был Крикс. У фракийцев вожаком был Спартак.
Кельты были угрюмы и вспыльчивы; почти все они родились в римском рабстве и о родине знали только понаслышке. Отцы большинства из них были слугами, матери проститутками. Они цветисто клялись, еще цветистее бранились и кидались драться по малейшему поводу; выжившие рыдали, заключив друг друга в объятия.
В отличие от них, фракийцы попали в Италию всего несколько лет назад, захваченные в плен во время кампании Аппия Клавдия. Мрачные и крепко сбитые, с маленькими синими татуировками на лбу и на плечах, они были очень задумчивы, много пили, но не делались во хмелю шумными и драчливыми. Раздобытый неизвестно где огромный рог чинно передавали у их костра из рук в руки; если кто-нибудь позволял себе повысить голос, на него взирали с удивлением и не проявляли интереса к его речам. В их компании из двадцати человек никогда не возникало раздоров, что делало их похожими на слуг из трактира Фанния, с которыми их уже связывала крепкая, хоть и молчаливая дружба. Подобно тому, как ходил у них по рукам рог с вином, ходили по рукам и три женщины. Для них это было привычным делом, ибо женщин в горах всегда недостает.
У них сохранились туманные, похожие на сны воспоминания о родных горах, о тучных стадах, о палатках из черных козьих шкур, о засухе, смертельной и для людей, и для зверей, о неизбывной нужде и о вечной распре между племенами из соседствующих долин: бастарнами, трибаллами и певкинами. Жизнь в горах была трудной. Далеко внизу лежали большие города: Узедома и Томой, Коллатис и Одесс, роскошные и жирующие; над ними, в горах, царствовала бедность, там паслись стада и жили древние обряды. При рождении ребенка поднимался горестный вой, ибо жизнь принесет новорожденному одни страдания; смерть же встречалась радостно, ведь умершего ждет красочное царство безвременья. Были у них и праздники: раз в год из леса появлялись Бромий Гуляка и Бахус Зовущий, для встречи которых объединялись мужчины и женщины. А еще приходилось умиротворять грозного Ареса, как ни обременительно плясать для его услады нагишом, извиваясь, ярко раскрасив лица и тела. Трудна была жизнь в горах: вечно голодные стада, не ведающие иных забот, кроме еды. Но при том в горах было хорошо, жизнь там оставалась правильной, пока в леса не вломились римляне, трубя в трубы, голося и охотясь на двуногую дичь. Натыкаясь на этих безволосых крикунов, горцы убивали их и забирались все выше в скалы; но римляне не прекращали погони. Так продолжалось много лет, пока не были пленены пастухи и их стада, много тысяч людей и еще больше овец.
