Дмитрий Петров - Перед лицом Родины
— Вот как свела нас судьба, — глядя на Меркулова, проговорил Константин. — Кто бы мог подумать, что так получится? Как в сказке…
Меркулов внимательно рассматривал Константина.
— Ба! — обрадованно хлопнул Сазон ладонью по своему лбу. — Вспомнил. Это ж вы тогда, в тридцатом году, приезжали к нам в станицу с иностранными газетчиками. И тот раз, помните, когда мы сидели с вами, пили водку, глядел я на вас, да и думал, как вы похожи на моего друга детства Прохора Ермакова…
— Садись, Меркулов, — указал на кресло Константин. — Нам надо, дорогой, объясниться, поговорить начистоту… На Прохора Васильевича я ведь похож потому, что я его брат…
— Как, вы — Константин Васильевич? — удивился Сазон. — Да не может того быть!.. Вы же самоубитый! Я сам читал ваше письмо к родителям лет десять, а то, может, и более тому назад, что вы покончили жизнь свою. С того света, что ли, явились?..
— Выходит, так, — скупо улыбнулся Константин. — Но об этом мы еще успеем побеседовать. Как себя чувствуешь, Меркулов?
— Спасибочко, почти совсем поправился. Без дела мне скучно, Константин Васильевич. Домой, в Советский Союз, конечно, не пробьешься сейчас. Я вас хочу просить, поскольку вы меня вылечили, на ноги подняли, переправить меня опять в мой партизанский отряд. Хочу с автоматом свидание поиметь, немцев из него крошить…
— От меня это не зависит, — развел руками Константин. — Надо поговорить с кем следует…
Константин предложил закурить Сазону, закурил и сам. Потом пытливо взглянул на Сазона.
— Расскажи, что у вас там делается… Живы ли мои родные?
Сазон стал рассказывать о его родственниках.
— Значит, родители уже умерли, — вздохнул Константин. — А Прохор пошел далеко… Молодец, Прохор. Многого сумел добиться… И, видимо, не ставил все это он своей целью… Само все ему пришло… По способностям его, по таланту… А я в свои молодые годы из кожи вон лез, чтобы добиться генеральства, почета, уважения, положения. Да ничего у меня не получилось. Не по тому пути пошел…
XIV
Наконец, генерал Кунгоф с женой прибыли в Париж. Немецкие офицеры и французы — должностные лица в Париже, — встретили барона на аэродроме пышно, с почетом. Да иначе и быть не могло. Генерал Кунгоф ведь получал в парижской комендатуре важный пост. С ним надо было считаться…
Особняк бежавшего от немцев в Англию маркиза на авеню Фош, богато отделанный мастерами и художниками из салона Константина, очень понравился Кунгофу, а особенно его жене.
Когда Вера Сергеевна, сопровождаемая молоденьким адъютантом генерала капитаном Гансом Лейсле, обошла все комнаты дома, она в восхищении воскликнула:
— Очаровательно! Видно, что прекрасные мастера все это отделывали. Откуда вы их брали?
— Мы их брали, — ответил капитан, — из лучшей художественной мастерской Парижа графини Сфорца, княгини ди Колонна-Понятовской…
— Боже мой! — воскликнула Вера Сергеевна. — Ведь это ж моя хорошая приятельница. Какое совпадение! Капитан, наведите, пожалуйста, справку о телефоне графини…
— Немедленно же, баронесса, — изогнулся молоденький офицерик, влюбленный во все еще обаятельную, хотя уже и далеко не молодую генеральшу. Несмотря на то что ей было уже под пятьдесят (а может быть, и за), Вера Сергеевна действительно была еще свежа и хороша.
Бывает ведь в жизни так, когда женщины, заботящиеся о своей внешности, еще и в пятьдесят и даже более лет сохраняют свою юность и красоту.
В тот же день услужливый капитан вручил генеральше надушенный листик бумаги, на котором был выведен номер домашнего телефона графини Сфорца.
Вера Сергеевна тотчас же позвонила.
— Я слушаю, — прозвучал по-французски голос Люси.
— Люсенька, милая, здравствуй! — по-русски сказала Вера Сергеевна. Узнаешь?
— Верочка, неужели ты?
— Узнала! — рассмеялась Вера Сергеевна. — Ну, конечно, я… Ты знаешь, милая, я сегодня утром приехала в Париж. Мне очень понравился прекрасный дом, который предоставили мужу и мне… И представь мое удовольствие, когда я узнаю, что отделывали дом твои художники.
— Очень рада. Вера, что тебе понравилось.
— Я тебе очень благодарна, Люся.
— Меня-то за что же? Я здесь ни при чем. Благодари Константина Васильевича. Это его старания.
— Ах, разве? Ну, что же, благодарна и ему. Ты с ним в очень близких отношениях?
— Я — его жена, — сухо ответила Люся.
— Та-ак, — протянула Вера Сергеевна. — Но он ведь очень стар… Ему лет шестьдесят или больше…
— Нет, он ничуть не стар, — возразила упрямо Люся.
«Врет, — подумала, усмехаясь, Вера Сергеевна. — Старый изношенный сапог…»
— Ну, что же, я рада за тебя. Но если ты замужем за Константином Васильевичем, то как же ты сохранила за собой титул?
— Ведь я с Константином Васильевичем живу гражданским браком.
— Ага, понимаю. Это для того, чтобы сохранить титул?
— Ты, Верочка, как всегда, очень догадлива.
— Ну, я думаю, дорогая, ты меня навестишь? Запиши мой телефон и адрес.
— Спасибо, Вера, постараюсь.
Вечером Люся рассказала Константину о телефонном разговоре с Верой Сергеевной.
— Пригласила меня, — добавила она. — Да на что она мне?.. Подумаешь, азовская рыбная аристократка.
— А ты семикаракорская графиня, так, кажется, тебя называл твой муж Сфорца? — засмеялся Константин.
— Да дело не в этом, Костя. А в том, что ее муж фашист и она, наверное, такая же дрянь…
— Это верно, Люсенька. А впрочем, как-нибудь поезжай, посмотри, как живет Верка… Интересно все же…
* * *С приездом генерала Кунгофа в Париж репрессии гестаповцев против подпольных организаций Сопротивления усилились. Эсэсовцы хватали правого и виноватого, заполняли французскими патриотами тюрьмы, пытали их в застенках, казнили.
Считали, что усиление террора против народа является делом рук Кунгофа, так как подавление народного движения входило в его обязанности.
На заседании парижского совета движения Сопротивления было постановлено: на террор гестапо ответить народным террором, в первую очередь убить ряд видных гитлеровских сановников, в числе их и генерала Кунгофа.
Убить Кунгофа возлагалось на подпольную патриотическую организацию, созданную при художественном салоне, которым ведал Константин Ермаков. Решение это было вполне продуманное, резонное, так как мастера, работавшие по отделке особняка для Кунгофа, были из этого салона, и они хорошо знали ходы и выхода в этом особняке. А где удобнее убить генерала, как не в его же доме?
«Да, все это, конечно, верно, — размышлял молодой, атлетического сложения художник, красавец Робер Рожан, подлинный руководитель группы Сопротивления при салоне. Эту роль играл старый мэтр Франсуая Рошан из конспиративных соображений. — Но как проникнуть в дом генерала двум-трем нашим парням? Ведь у Кунгофа все время дежурит охрана. Трудная штука, черт подери!..»
Долгое время ломая над этим голову, Гожан вспомнил, что директор салона Ермаков имел в прошлом какое-то отношение к жене генерала Кунгофа, — не то она была его женой, не то любовницей. Гожан слышал, как об этом болтали художники в студии. «Но важно то, — размышлял он, — что наш директор, говорят, ненавидит ее… Надо как-то тактично потолковать с ним, может, в чем посодействует…»
Решив поговорить с Константином, Робер Гожан, конечно, не собирался открывать ему намерения организации убить генерала фон Кунгофа, а ему просто хотелось выяснить, не знает ли тот, как удобнее пробраться в дом, занятый бароном…
— Можно к вам, патрон? — открыл дверь Гожан в кабинет Константина.
— Входите, Робер, входите, — радушно пригласил его Ермаков.
Гожан вошел и сел в кресло напротив директора, пристально посмотрел ему в глаза, словно стремясь проникнуть в его душу.
— Мсье Константин, — сказал он. — Можно с вами поговорить начистоту?
— Конечно. Только так и надо говорить.
— Я пять лет работаю в вашем салоне. В вашей студии я и научился мастерству у таких больших художников, как Франсуа Рошан и другие. Пять лет я наблюдаю за вами. Вы извините, что я говорю с вами так…
— Пожалуйста. Но к чему это?
— А вот к чему, сударь. Есть важные вещи в жизни, о которых стоит поговорить по душам… Я знаю, что вы в прошлом были лютым врагом Советской России, белогвардейским генералом, повоевали против советского народа. Правду я говорю?
— Правду, — кивнул Константин. — Но прежде я хочу задать вам один вопрос: что руководит вами — простое любопытство или вы, являясь руководителем подпольной группы Сопротивления в нашей студии, хотите чего-то добиться от меня?
Робер слегка смутился.
— Почему вы думаете, что я руководитель подпольной группы?
Константин улыбнулся:
