Станислав Федотов - Возвращение Амура
Он уже не видел, что сразу за Чертовым Куцаном, куда вынесло обломки плота и людей, с выступа скалы в водоворот, скинув мундир, прыгнул какой-то офицер, как вместе с Ваньшей вытащил его на пологий берег, как помогал Евлану выносить Хелен. Не чувствовал, как офицер в первую очередь обшарил его карманы, но нашел только портмоне с деньгами и тут же вернул его на место. Очнулся он оттого, что кто-то ощупал его голову и сказал густым басом:
– Невелика болька, заживет.
Другой голос, чуть повыше, произнес с явной усмешкой:
– Ну, вы и смекалисты! За хорошее дело, братцы, и выпить не грех.
– Вместях и выпьем, – прогудел Евлан (его Ричард узнал сразу). – Вот оклемаем утопленников… Кирик, ты давай запали костерок – обсушиться надоть.
Значит, жив, подумал Ричард, не открывая глаз, и снова впал в забытье.
Когда он окончательно пришел в себя, ощутил, что лежит на чем-то мягком, укрыт попоной, а под головой – конское седло. Попробовал повернуть голову и заскрипел зубами от боли, пронзившей голову выше шеи. Однако стерпел и все-таки посмотрел в сторону, откуда доносились негромкие голоса, тянуло дымком и потрескивали сучья на огне. Там, возле костра, стояли четверо мужчин, двоих он узнал – Евлан с сыном, – двое других незнакомы; на одном из них, грузном и развалистом, была форма казачьего офицера, по крайней мере, шаровары с алыми лампасами и архалук, перетянутый поясом с кинжалом. Хелен рядом с ними не было. Неужели утонула?! – резанула мысль и стало очень грустно: он успел привязаться к этой интересной, умной женщине, явно талантливой разведчице. И тут же подумалось, что операция наверняка сорвалась и не видать ему Амура, как своего затылка.
От острого осознания непоправимости случившегося Остин застонал, и к нему тут же подскочил Ваньша Казаков:
– Очухался, слава те господи! А мы уж бузовать зачали – лежишь и лежишь…
– My wife… Моя жена…
– Жива твоя баба, – откликнулся от костра Евлан. – До ветру пошла… ну, тоись, по нужде своей женской. Щас явится…
– Where are we… Где есть ми?
– Да где, где? – заторопился Ваньша. – Тутока, за Чертовым Куцаном. Бессчасны мы оказались, не прошли… Кабы не служивые, кормили бы щас сомиков.
Ваньша махнул рукой и отошел к костру, где над огнем висел котелок и откуда шел аромат чего-то вкусного. Превозмогая пульсирующую боль в голове, Ричард приподнялся на локтях и всмотрелся в незнакомцев. Одного из них, того, что помельче, он явно где-то видел. Ну да, в Иркутске, когда они с Хелен ехали к гостинице. Как она его назвала? Иван… Иван Вагранов… офицер для поручений при Муравьеве. Вряд ли он тут оказался случайно…
Словно уловив его мысли, Вагранов подошел, присел возле на корточки, представился:
– Поручик Вагранов. Увидел ваше крушение и подумал, что рановато вам отдавать богу душу…
– Я тонул? – Остин резко сел и, охнув, схватился за перевязанную тряпкой голову.
– Да вы, можно сказать, уже утонули. По крайней мере, я вас вытаскивал со дна реки.
– Thank you very much. Благодарью, – Остин протянул Вагранову руку. Поручик пожал ее.
– Не стоит благодарности. Не сомневаюсь, вы поступили бы так же. А теперь я хотел бы узнать, кто вы. Если не ошибаюсь, англичане?
Из кустов, видневшихся за костром, вышла Хелен. Ричард вместе с Ваграновым проследил взглядом ее путь до костра и только тогда ответил:
– О да! We are subjects… Ми есть подданные of Great Britainʼs queen… королевы Великобритании, my name is Остин. – Для подтверждения он ткнул себя пальцем в грудь. – Ричард Остин. My wife is Хелен. Ми есть travellers… путешественники and geologists. Do you understand this word – geologist?[50]
– Где-то слышал, – усмехнулся Вагранов, догадавшись. Он поднялся и помог встать Ричарду. – А документы на путешествие и геологические исследования у вас имеются? Я, знаете ли, при исполнении, обязан проверить.
– Да-да, of course[51]. – Остин огляделся, видимо, в поисках своих вещей; не найдя, растерянно обшарил карманы, обнаружил только бумажник и развел руками: – Ви знаетье, мистер Вагранофф, оньи, probably[52], утонульи… instead of… вместо менья. – Он грустно улыбнулся своей шутке.
Но Вагранов на шутку не откликнулся:
– В таком случае, мистер и миссис… э-э-э… Остин, я обязан препроводить вас в Иркутск.
Поручик пошел к костру, Остин шагнул за ним:
– No, мистер Вагранофф, это есть неправильно, нам надо на Амур. Нас будут ждать.
– Кто вас там будет ждать? – обернулся поручик. – Китайцы?
– Нет, не китайцы, – вмешалась в разговор женщина. – Нас будет ждать корабль, господин Вагранов. Мы не знаем, какой именно – английский, французский или американский, – но он обязательно будет. Мы должны вернуться в Европу.
– Ничего страшного: не дождется и уйдет. А вы вернетесь: мы вас отправим в Петербург, а там и Европа неподалеку. Так что не пропадете. Вы, Алиша, по-моему, вообще нигде не пропадете.
Хелен вскинула голову:
– Вы обознались, господин поручик. Я – миссис Остин.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – засмеялся Вагранов. – И его превосходительство засвидетельствует вам в вашем новом качестве свое почтение.
Хелен вспыхнула и отвернулась. Остин понял, что это – конец, операция провалена окончательно и бесповоротно. Надо вернуть хотя бы деньги, потраченные на плот и наем плотовщиков. Он сказал об этом Хелен, попросив объясниться с Казаковыми. Она сначала отмахнулась, но Ричард напомнил ей слова сэра Пальмерстона, и Хелен смирилась.
– Мастер Евлан, – обратилась она к старшему Казакову, – наш сплав не состоялся, поэтому будьте добры вернуть деньги.
– Каки таки деньги? – удивился Евлан.
– Что за деньги? – поинтересовался поручик.
– Семьсот рублей за плот и пятьсот за сплав. Всего тысячу двести рублей.
Евлан открыл было рот, но поручик остановил его:
– Минуточку, господа хорошие. Мистер Остин, плот заказывали вы?
– Он заказывал, – прогудел Евлан. – Штоф водки выставил.
Остин кивнул, соглашаясь.
– Плот был сделан, и вы его одобрили, – продолжал Вагранов, даже не спрашивая, а утверждая. Хелен перевела его слова, и Ричарду ничего не оставалось, как снова кивнуть. – Работа должна быть оплачена, так что семьсот рублей долой. Дальше. Есть такое понятие – форс-мажор…
– Это чё за зверь? – поинтересовался Богданов, хранивший до того стеснительное молчание.
– Это, Кирик Афанасьевич, не зависящие от исполнителя неодолимые препятствия. Евлампий Тимофеевич, ты говорил заказчику про такие скалы, как этот Чертов Куцан?
– Как не говорить! – отозвался Евлан.
– А он что?
– Дык, ничё, грит, где наша ни пропадала.
– Так и сказал?
– Ну, вроде того. Они с дамочкой побалаболили промеж себя, и она сказала.
– Какие тогда претензии? – спросил Вагранов у Хелен. Та отвернулась и промолчала.
Остин взял Вагранова под руку и отвел в сторону:
– Сэр, I swear.. я кльянусь: я имьел все докумьенты! Слово джентльмена!
– Не извольте уговаривать, господин хороший. Здесь не частная лавочка, я – человек государственный и не могу преступить закон. А закон требует, чтобы у вас на руках были документы и разрешение. Думаю, как джентльмен вы меня понимаете. Так что собирайтесь в путь-дорогу, сэр, вместе с вашей миссис – как ее? – Хелен Остин! Кстати, скажу вам по секрету, – Вагранов с заговорщической улыбкой склонился к уху англичанина – Она совсем не изменилась с той поры, как была на Кавказе просто Алишей.
Глава 10
Тарантас, запряженный парой коней, пылит по дороге, петляющей между сопками, разбежавшимися длинными зелеными волнами по широкой долине, окаймленной по всему горизонту горными хребтами, отдельные снежные вершины которых странно выглядят в солнечный сухой и жаркий день.
Гребни сопочных волн кое-где пенятся темнохвойником, зато их подножья и распадки весело играют разнотравьем, густо перемешанным луговыми и лесными цветами.
Над всей этой упоительной красотой невесомым паутинным пологом висит звенящая тишина, сотканная из пения цикад и жаворонков, скрипа колес тарантаса и равномерного глуховатого перетопа лошадиных копыт, негромких разговоров верховых казаков, едущих впереди и сзади тарантаса, и сладкого посапывания сморенного жарой Васи Муравьева, прикорнувшего рядом с генералом, который самолично правит упряжкой.
Э-эх, благодать! Так бы ехать и ехать до самого краешка земли, наслаждаясь чистым воздухом и покоем. Генерал давно уже снял свою полевую фуражку, расстегнул мундир и рубашку и с удовольствием подставил грудь легким наплывам душистой прохлады, иногда приходящим с лугов.
