Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Назаров крутил головой, с удивлением рассматривая редкие для этой местности деревья: стояли в своём несгибаемом хладнокровии высоченные кедры с кустистыми иголками на ветках, причудливо изгибались, завязываясь узлами, красноствольные уссурийские сосны, столетние лиственницы в светло-зелёном бархате, раскидистые дубы и серебристые тополя, усеянные сплошь многоэтажными грачиными гнёздами с подтёками побелки, словно по деревьям прошёлся пьяной кистью весёлый маляр. Широколистный американский клён соседствовал с русской липой, ещё не отцветшей, с густым запахом медового настоя. Веретенообразный можжевельник источал умиротворяющий ладан, кипарисы, туя и ещё что-то такое, чему не найдёшь названия.
Наверняка этот барский парк на берегу Дона был гордостью своего ушедшего хозяина, оставившего потомкам память того времени. Невероятно далёкого и сказочного.
Нечаянные попутчики шли молча, думая каждый о своём. Женщина о тягостном бремени надвинувшейся так незаметно старости, Кирилл о предстоящем ночлеге: «Ну, ладно, старушенция чистенькая, аккуратная, небось, со свиньями не положит. Схожу, искупаюсь на Дон, отосплюсь на трезвую голову, а завтра с утречка успею домой. Ничего, всё развлечение! Да и места здесь райские…»
Назаров всегда любил неожиданные повороты, – новые знакомства, люди, местность, где ещё ни ступала его нога.
Одним словом до всего любопытен был этот Назаров.
Аллея неожиданно открыла короткую улицу на два порядка с одноэтажными домами-близнецами из силикатного кирпича стандартной постройки.
Каждый дом был на два хозяина, добротный, ещё не потерявший своей свежести, с верандами из вагонки, выкрашенными в одинаковый голубой цвет, выгоревший на солнце до небесного.
Такие дома строили в недавнем прошлом в крупных хозяйствах для местной интеллигенции и специалистов среднего звена.
Дома ставили обособлено от села, в живописных местах, зачастую с полными или частичными удобствами, что являлось, конечно, великим благом для сельского жителя.
Возле одного такого строения, женщина остановилась, открыла калитку в палисадник, где густо ветвилась уже отцветшая сирень: там, где недавно свисали пахучие гроздья соцветий, теперь топорщились на тонких плодоножках маленькие зелёные ягодки, если можно так назвать жгуче-горькие зёрнышки.
– Вот мы и дома! – сказала женщина, оборачиваясь к Назарову. – Ну и подвела же я вас! Дела, небось, ждут? А вы вот со мной провожаетесь. Проходите! Что же теперь делать? Я сейчас поесть сготовлю… Гость – всегда гость!
Кирилл ничего не ответил, только пожал плечами и прошёл к веранде, снял с плеча сумки. Поставил их у порога, раздумывая, – проходить или не проходить в дом.
На веранде было чисто, уютно.
При виде своей хозяйки с табурета спрыгнул, мяукнув, котёнок, выгнул спину, потянулся и сразу же пошёл не к гостю, – что это ещё за человек такой? Потёрся о ногу Кирилла и успокоенный прошмыгнул в палисадник к заинтересовавшим его огуречным грядкам.
– Схожу, посмотрю на Дон! – сказал Кирилл женщине, снимая куртку. – Жарко! Может, искупаюсь…
– А почему же не охолонуть! Лето ведь. Я Вам сейчас и полотенце вынесу – и ушла в сумеречную прохладу дома.
Но Кирилл, не решаясь обременять женщину, положил куртку на табурет, где перед этим сидел котёнок, и направился к реке, изгиб которой был виден отсюда и слепил глаза солнечными бликами по воде.
Могучая река, вбирая в себя силу русской земли и солнца, несла свою мощь достойно и неторопливо.
С берега к Дону спускалась лестница из бракованных бетонных маршей, доставленных сюда когда-то по случаю. В некоторых местах марши были сколоты, и сквозь сетку обнажённой арматуры пучками выбивалась сочная, густая трава.
Внизу под берегом плескалась ребятня, забавляясь шатучей лодкой-плоскодонкой.
Бетонная лестница уходила прямо в воду, и Кирилл быстро выпроставшись из одежды, сразу же вошёл в ласковые объятья реки. Хорошо! Вода плотно упиралась ему в грудь, обволакивала его, затягивая на середину Дона, и он, поднырнув под мальчишек, ушёл глубоко в воду, вынырнул уже за лодкой, и ласточкой понёсся на другой берег.
Но сколько бы он не махал руками, берег – вот он! – всё никак не приближался.
Пловец почти уже выдохся, а дотянул только до середины, хотя Кирилл плавал неплохо. Умерив свой порыв, он перестал бороться с рекой, плыл теперь медленно и расчётливо. Добравшись до другого берега, он, цепляясь за кусты лозняка росшего прямо из воды, выполз на сушу и долго отдыхал, прежде чем пуститься в обратный путь. Дорога назад была гораздо труднее.
Когда Кирилл вышел на берег, отряхивая с ладоней воду, его уже пошатывало.
Натянув джинсы и завязав узлом на животе рубаху, он, беззаботно посвистывая, стал подниматься по ступеням вверх, – ночлег и предстоящие с ним хлопоты его перестали волновать.
На светлой веранде его ждал ужин.
Кругляши молодой, отварной картошки ещё исходили паром, зелёные крокодильчики огурцов, метёлки лука и свежего укропа, хлеб, нарезанный тонкими ломтиками, соль в деревянной, расписной коробке – всё это красовалось на столе, покрытом клеёнкой в крупную голубую клетку.
Недавно вымытые полы ещё отдавали влагой, отчего на веранде стоял запах дождя и луговых опят.
Кирилл всем своим существом почувствовал деревенский уклад жизни, совсем, как в том далёком его детстве.
Хозяйка всплеснула руками:
– Ай, яй-яй! Что же Вы ушли без полотенца? Брюки намочили… Кушать-то, небось, ой, как хочется!
– Да не откажусь! – Кирилл пододвинул к столу табурет и сел, оглядываясь. – С чего бы начать?
– Можно я вам настоечку предложу? – нерешительно спросила хозяйка.
– Предложите-предложите! – Гость в ожидании сложил руки на животе.
Женщина достала из холодильника невесть как сохранившийся пузатенький старомодный графинчик с высокой притёртой стеклянной пробкой и поставила перед Кириллом.
В графинчике на дне перекатывались шарики можжевеловых чешуйчатых ягод.
Гость удовлетворительно хмыкнул и посмотрел на хозяйку:
– В одиночку как-то не с руки, привычки нет, может, и вы со мной?
Пожилая женщина улыбнулась и поставила перед Кириллом две крохотные рюмочки на тонких ножках:
– Ну, только с извинительной целью, чтобы вам не было неловко. А, как вас зовут, молодой человек? Ведь мы с вами, к моему стыду, так и не познакомились…
Смущённый Назаров назвал своё имя и вопросительно посмотрел на женщину.
– Павлиной Сергеевной, когда-то звали меня ученики… А Вы можете называть тётей Полей. Какая я теперь Павлина? Курица старая! – женщина потихоньку, в кулак, засмеялась.
– Ну, тогда за знакомство! – Кирилл налил рюмку и протянул женщине, потом налил себе.
Можжевеловая водка была хороша! Холодна, как родниковая вода, и крепка, как утренний морозец.
Кирилл, проголодавшись на вольном воздухе, с большим удовольствием стал есть, похрустывая огурчиками, втирая в соль белые продолговатые завязи луковиц с зелёными косицами, замахивая в рот душистые веточки укропа.
Павлина Сергеевна улыбчиво, по-свойски поглядывала на случайного гостя, крепкого мужика, ещё не утратившего ребячьей свежести и лёгкого озорства. Было видно, что человек он порядочный, обиды никакой не сделает, и старая женщина, успокоенная и радостная неожиданным общением, только вытирала платочком кончики губ, вспоминая что-то своё, далёкое…
Гостю тоже, видать, было хорошо и уютно на этой чистенькой веранде, за этим столом с деревенским ужином. И он, тоже успокоенный, вспоминал своё, тоже далёкое – канувшего в неизвестность отца, которого он смутно, но помнил, мать, бабушку в белом платочке в горошек, молодую картошку с зелёным луком и огурчиками на такой же веранде, но в другом месте и в другом времени.
Вечером, они с Павлиной Сергеевной, теперь уже тётей Полей, сидели на лавочке перед домом, и Кирилл Семёнович Назаров, глядя на затухающее позднее небо, рассказывал о себе; весёлые и горькие случаи жизни, и старая умная женщина поддакивала ему, доверительно улыбалась и покачивала седенькой головой.
Назаров не стал стеснять свою хозяйку и согласился спать во дворе, в маленьком сарайчике, где для него Павлина Сергеевна разложила низкую раскладушку и застелила её чистой простынёй поверх ватного, стёганого одеяла.
Постель была готова, и теперь они с тётей Полей сидели, любуясь угасающим днём, и мирно беседовали, как близкие родственники.
– Тётя Поля, а почему вы одна живёте? – предварительно извинившись за своё любопытство, спросил Кирилл.
– Как одна? Вон – целое село со мною рядом! Да и ты вот сидишь здесь, – незаметно перешла на «ты» женщина. – Сосед Миша через стенку живёт. Наведывается часто. Он шофёром работает в районной администрации. Починит что, когда надо. Человеку одному нельзя. Не на кладбище обитаю. Одиночество – грех большой. Я хоть и атеисткой была, а, кто в то время не был безбожником? А теперь вот иконку повесила в переднем углу. С Богом живу.
