Анн Бренон - Нераскаявшаяся
Была лунная ночь и добрые люди, словно падающие звезды, оторванные от своих созвездий, пустились в дорогу изгнания. Распался и тесный круг верующих; надежда разлетелась на тысячи осколков, хотя от этого не перестала быть надеждой — но надолго ли? Задрав нос к звездам, с тяжелым сердцем, Гильельма неожиданно споткнулась. Они возвращались в Бельвез — она, Раймонд Дюран и его сын Гийом. В Бельвез, но надолго ли? Услышав, как она оступилась, храбрый Раймонд обернулся к ней:
— Знаешь, Гильельма, боюсь, что ты слишком долго жила в Бельвез, тебе следует чаще менять место жительства. Завтра я отведу тебя к моему брату, Думенку Дюрану, кожевнику, в Рабастен. Там мы и решим, как быть дальше.
Почему бы и не в Рабастен? безразлично подумала Гильельма. Потом попыталась найти в глубине души хоть отзвук того, что Рабастен был тем самым местом, где она впервые так сблизилась с Бернатом.
Но она не почувствовала ничего.
Гильельма хотела идти в Рабастен одна. Она хорошо знала здешние дороги, а если прямиком по холмам, то путь совсем недолгий. К тому же, у нее не было никаких тяжелых вещей, разве что набила котомку кое–какой одеждой: взяла свое шерстяное платье из Монтайю, старую юбку, две рубахи и одежду сына Думенков. Плащ она старательно свернула. Не хотела одевать ничего такого, что могло бы стеснить шаг.
— Это неразумно и подвергает тебя излишней опасности, — сказал Раймонд Дюран. — У нас и так полно опасностей, которых не избежать. По таким дорогам лучше ходить вдвоем, и, кроме того, мне, знаешь ли, тоже бы хотелось навестить брата.
Тем же вечером, сопровождаемые подозрительными взглядами стражников у городских ворот на берегах Тарна, в Рабастен пришли брат кожевника Дюрана и его племянница. Сердце Гильельмы сжималось от тоски, когда она узнавала лестницы, звуки и запахи улиц, по которым она так долго ходила вместе с Бернатом; вход в мастерскую, куда она так часто заходила за ним; лавку, на которой он любил сидеть и строгать деревянные колышки. Сегодня там сидел Гийом де Клайрак, младший брат Кастелляны, склонясь над станком с шилом в руках, с нахмуренным от усилий лбом. Добрый Думенк Дюран радостным жестом приветствовал входящих, подняв обе руки. Он подошел к Гильельме поближе, и она сразу же заметила мешки у него под глазами, припухшее лицо, складку на лбу, морщины у рта. Кожевник был очень встревожен и озабочен. Гильельма прошла в дом и увидела Кастелляну, которая сидела у очага, сгорбившись и опустив плечи.
— Увы, Гильельма, — сказала молодая женщина, поднимаясь ей навстречу с какой–то отсутствующей улыбкой. — Увы, Гильельма. Знаешь, что моего отца и мать осудили в Тулузе на вечное заточение в Муре?
Да, она знала. И знала о том, что был сожжен Пейре Бернье. Вдруг какая–то низенькая и пухлая фигурка вынырнула из полутьмы и с плачем бросилась к Гильельме в объятия. Это была Аструга, жена Гийома Фалькета, заговорившая о том, о чем умолчала Кастелляна.
— Я знаю, что меня уже называют вдовой, — повторяла она монотонным голосом. — Я знаю, что меня уже называют вдовой! Увижу ли я когда–нибудь Гийома? Он в Муре, навечно. Говорят, что он никогда оттуда не выйдет. Его жизнь спасена, но надолго ли? Он умрет в Муре, все равно умрет там, в одиночестве. Инквизиторы называют режим узников в Муре «хлебом скорби и водой страданий». Не говоря уже о ледяном холоде подземелий. Адском холоде! Там, в Муре, люди умирают от голода и холода. И оттого, что теряют всякую надежду… Знаешь ли ты хоть что–нибудь о своем Бернате, Гильельма?
Когда оба брата Дюран и юный Гийом де Клайрак вошли в фоганью, то увидели хозяйку дома у очага вместе с двумя беглянками. Все трое, Кастелляна, Аструга и Гильельма сидели на лавке, прижавшись друг к другу, и, сцепив руки друг у друга на коленях, молча плакали.
ГЛАВА 53
ИЮНЬ 1309 ГОДА
Пейре Бернье (…), мы объявляем тебя вторично впавшим в ересь, от которой ты однажды отрекся, и поскольку, как Церковь, мы уже не в состоянии ничего сделать для тебя по причине твоей провинности, вследствие этого (…) мы передаем тебя в руки светского суда и светской справедливости. Но если ты достойно и искренне раскаешься, тебе уделят святых таинств покаяния и евхаристии.
Бернард Ги. Приговор Пейре Бернье, вновь впавшему в ересь (май 1309 года).Гильельма знала, что не сможет долго прятаться у очага Думенка и Кастелляны Дюран. Ее присутствие, как и присутствие Аструги, могло серьезно скомпрометировать эту семью. Но кто знает, кто именно в нынешние времена подвергается большей опасности? Кто знает, что там могут вычитать в своих зловещих досье клирики, как понять, далеко ли продвинулось расследование Монсеньора Бернарда Ги, и на какой стадии следствие Монсеньора Жоффре д’Абли; как выяснить, кто из верующих, покорившись следователям, дал больше информации, чем другие? Сегодня верующие теряют самообладание и колеблются, слыша трагические вести об арестах и осуждениях, да еще и лживые слухи, усиливающие и без того безумные страхи. Аструга оставила обоих детей свекрови, ткачихе Раймонде Фалькет, вернувшейся в Верден — Лаурагэ с нашитым на одежду крестом. В Верден, почти все обитатели которого или сидели в Муре, или носили кресты. Аструга не видела перед собой ничего, кроме пустоты, и только пыталась инстинктивно уворачиваться от ударов. Гильельма же закрывала глаза и предавалась мечтам, зовущим ее в Разес и Фенуийиде, и даже еще выше, на пастбища, где брат Пейре мог бы указать ей дорогу к Бернату. Думенк и Кастелляна Дюран поговаривали о том, чтобы бежать в Ломбардию, или даже на Сицилию. Но с другой стороны, как продать дом, склады и мастерскую, не привлекая ничьего зловещего внимания?
В Рабастен, Сен — Сюльпис, Мезен или Виллемур, верующие были охвачены страхом. Чтобы уберечься, предпринимали исключительные меры предосторожности. Каждый боялся того, что скажет о нем другой. И много дней они уже не видели добрых людей. Гильельма, как и Аструга, сидели взаперти в этом доме, хотя снаружи царило лето, а солнце пригревало все сильнее. И никаких новостей, даже эха, даже обрывков слухов, которые могли бы сообщить хоть что–нибудь о судьбе беглецов, не доносилось до нее. Когда дни стали совсем длинными, где–то в канун дня святого Иоанна, наконец–то пришел добрый человек Пейре де Ла Гарде, сопровождаемый одним из братьев Кастелляны, Пейре де Клайрак, который проверял, безопасна ли дорога, и стучал первым в двери домов. И тогда словно лучи умиротворения осветили дом. После отдыха в Рабини, возле Монклер, что в Кверси, человек Божий стал обходить города и укрепленные фермы, усиливая веру и поддерживая мужество верующих. И в их доме, в Рабастен, после того, как он благословил их и проповедовал для них, потом, почти веселым тоном, заговорил об их дорогих и близких, по которым они так страдали. Как будто ничто на свете не могло разлучить их на самом деле.
Пейре Фильс и он сам уже навещали Старшего в его новом укрытии в Бепуэ, в каммас бургундских эмигрантов. Старый проповедник хорошо устроился, он живет в пристройке с двумя входами у подножия пеш возле ворот бургады. И он уже снова получил все свои книги. Добрый Арнот Маурель поспешил привезти их ему из Верльяка, нагрузив на вьючное животное. И к тому же Старший практически никогда не остается один. Сейчас рядом с ним Санс Меркадье со своим старшим братом Гийомом. В Бельвез, в Верльяк и Борне все еще тихо. Никого не вызывали на допросы. Старший передал им, что он благословляет всех верующих и молится за них Отцу Небесному. И просит каждого из них не терять веры и мужества.
Глаза и сердце Гильельмы радовались при виде доброго человека, который говорил обо всем этом. Худой и пылкий, его глаза сияли из–под темного капюшона. С печальной и преисполненной любви улыбкой, Пейре де Ла Гарде говорил твердым голосом, который молодая женщина хотела бы слышать каждый день. Но он ушел еще до рассвета, когда заливались пением цикады, а провожал его храбрый юноша. Гильельма думала о том, что скоро и она вот так же отправится в путь.
Через несколько дней до нее долетели обрывки новостей, на которые она уже и не надеялась. От верующего к доброму человеку, от доброго человека к верующему, издалека, по опасным дорогам передавалось это послание. Сначала вести пришли в Лаурагэ, и их принес в Тулузэ добрый человек Рамонет Фабре. Когда новости достигли Борна и Бельвез, Пейре де Ла Гарде, не мешкая, прислал в Рабастен одного из братьев Меркадье. Нет, Гильельма не ошиблась. Весной беглецов видели в Фенуийиде. Конечно же, Бернат повел обоих добрых людей к Планезе. К Планезе, где можно было встретить пастуха Пейре Маури. Жоан Меркадье смотрел Гильельме прямо в глаза своими большими темно–карими глазами. Вокруг них собрались друзья, и слушали вместе с ней, затаив дыхание. А ей показалось, будто время остановилось.
