Райдо Витич - Противостояние
Немного и она затихла, но дышала тяжело, прерывисто и вздрагивала.
— Сваливаем, — бросил Васнецов другу и оба бесшумно скрылись в темноте.
Санин гладил ее по голове, успокаивая, но она не слышала, она воевала:
— Гранаты… Костя упал… Гранаты надо…
Взрывы, слева справа меж сосен — отделение партизан окружают.
— Саня уходи!… Немцы… Лезут и лезут, лезут и лезут…
— Нет немцев, Леночка…
Чей это шепот? Кто с ума сошел?
— Вот же!… Костю ранили!…
— Нет, Леночка, нет…
— Саня, обойму!…Больно… больно…
— Где больно Леночка?
— Руки… пить… если до стены доползти… она влажная…
Николай чуть не взвыл — сил не было слушать. Встряхнул девушку:
— Очнись! Лена! Посмотри на меня! — сжал лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя. Девушка моргнула и как пелена с глаз упала:
— Коля? — растерялась. Отстранилась, огляделась, ничего не понимая: ни немцев, ни взрывов, ни воронок, ни Дрозда, ни ребят, ни камеры.
— Что это было? — пролепетала.
— Пить тебе нельзя.
— Я же пару глотков…
— Совсем нельзя.
Она видела, что он сильно расстроен и сжалась от стыда:
— Прости.
Николай головой качнул:
— Я просто прибью кого-нибудь из твоего отделения.
Обнял ее и повел в штаб.
Если в ближайшее время он не отправит Леночку домой, то, наверное, поседеет и с ума сойдет от переживаний за нее.
У дома умыл ее водой из бочки:
— Ты как?
— Нормально, — а смотреть в глаза стыдно.
— Мише скажу, чая крепкого заварит, выпьешь — легче станет.
— Да, — покосилась на него. — Прости? Я не знаю, что нашло, не знаю…
— Испугалась?
— Да… А если снова повторится? Я с ума схожу? — она даже побелела от этой мысли.
— Нет, просто совсем нельзя пить.
— Да… Да.
— Пойдем?
— Куда?
— Домой.
— До дома пешком километры и километры, Коля.
— Я про этот дом. Политрук пришел, капитан, девочки связистки. Миша патефон нашел.
— Танцы? — усмехнулась. — А ничего, что там, за линией!…
— Леночка, не начинай, — прищурил глаз, сел рядом и уткнулся подбородком ей в макушку. — Я знаю, что ты чувствуешь. Но мы в армии. Будет приказ — в бой, пойдем в бой, а пока приказа нет, нужно наслаждаться затишьем. Оно слишком редкое, родная. Бывало неделями из боя не выходили. Отдых и солдату нужен, иначе ни черта он не навоюет.
— Дурею я с этой тишины, Коля. Тем более знаю, там за линией немецких траншей — ребята, там Саня, там люди, которых в этот момент…
— Лена, — сжал ее. — Не надо, пожалуйста. Я не ребенок и все понимаю, но пойми и ты — мы в армии, а не в отряде партизан.
— Ты имеешь что-то против партизан? — уставилась на него недобро. Мужчина понял, что спирт еще поиграет с ней злую шутку. Уже играет. И как ее выводить?
— Посиди минуту, хорошо?
Лена кивнула, забыв, о чем говорила, уставилась в траву под ногами.
Николай в дом зашел и на ординарца сразу наткнулся:
— Николай Иванович! Где ходите?!…
— Чай завари. Крепкий. Мы на улице, вынесешь, — покосился на двери в комнату — за ними слышались гудение голосов, Утесов хрипел, выдавая: "Ах, Андрюша, нам ли жить в печали?".
— А чего?…
— Ничего! — отрезал, вернулся к девушке, сел рядом на крыльцо. Обнял:
— Не замерзла?
— Нет, — улыбнулась, странно посмотрев, и вдруг засмеялась. Коля невольно улыбнулся — пусть лучше смеется, неважно над чем.
— Я такой смешной?
— Ты? — качнулась, пропев. — Нееет. Просто голос у тебя… Ой.
— Это как?
— Ой, ой!
— Со знаком минус или со знаком плюс?
— Ой, — вздохнула опять, и прижалась к мужчине. — Заманчивый. Греет и зовет.
— Зовет, — согласился, засмеявшись. Понял о чем она и порадовался — в этой теме неприятностей не будет, а вот приятностей — да хоть сейчас!
Пальчики ей поцеловал, щурясь от удовольствия и предвкушения, на губах что у него, что у нее — загадочная улыбка.
— Ты хитрый…
— А ты милая, наивная девочка…
— Неее-а, женщина.
— Да что ты?
Николая умиляло ее состояние, эта неловкая попытка флирта, полунамеки совершенно прозрачные, но кажущиеся ей хорошо завуалированными.
— Маленькая, маленькая, еще совсем глупенькая девочка, — поцеловал ее в носик.
— Нее-а, — расплылась в улыбке — хорошо было лежать на его плече и видеть всего. Особенно нравилось шею и подбородок рассматривать. И не удержалась, была бы трезвой, не посмела бы, а тут — впилась губами в кожу. Николай дрогнул, зажмурился от неумелой, но такой неповторимо чистой ласки, маленького признания ранимого сердца — люблю, хочу.
— У тебя кожа такая…
— Какая? — щурился, поглядывая на нее искоса, и никак улыбки сдержать не мог.
Лена слов не нашла, вновь губами к шее припала и обняла Николая, гладить начала по спине и груди. У него горло пересохло от желания. Какого черта он гулянку в штабе разрешил?… И руку ей ладонью накрыл — еще минута, и выкинет всех в шею, нехорошо получится.
Лена отодвинулась, уперлась локтями в ступеньку выше и на него из-под полуопущенных ресниц смотрит, так что сердце от волнения выскакивает. Не знал он, что она такой бывает, смотрел, глаз не отрывая.
— Пойдем, потанцуем? Вальс, слышишь?
— Провоцируешь.
— На что? — засмеялась. Николай навис над ней, одной ладонью за спину придерживая, чтобы спьяну не ударилась, другой по ножке под юбку скользнул:
— Рассказать? — рассмеялся. И ее губы своими накрыл.
Мишка с кружкой вышел, глянул на пару, что прямо на ступенях миловалась и, внимательно за звезды уставился, покашлял для приличия.
Лена чуть с крыльца не скатилась, не удержи Николай, точно бы покалечилась.
И засмеялись оба, узрев столб с кружкой.
Белозерцев ей молча кружку сунул, сообразив уже кому крепкий чай причитался. Лена чуть не выронила посудину — горячая. Николай спас, перехватил, а девушке смешно стало. На Михаила уставилась — серьезный — то какой!
— Пойдем, потанцуем?
У Коли улыбка на губах застыла.
Парень на девушку, потом на комбата покосился:
— Не умею.
— Ааа! Ну, бди! — кружку у Николая забрала и ординарцу обратно сунула. В дом пошла, о порог запнулась и повисла на руке Николая — смешно до коликов.
Миша затылок почесал, с растерянностью косясь на девушку: и где успела? Ничего себе жена командира!
— Николай Иванович, может разгонять пора? — намекнул.
— Кого? — тут же к нему Лена развернулась, обняла мужа, фактически повиснув на шее. А тому и смешно и грешно.
Ответить не успел — Семеновский проявился:
— Оо! А я думаю, кто у нас так заразительно смеется? Чего в сенях-то, молодые?
— А вы?
— А я покурить, — выказал папироску.
— А мы танцевать, да? — подхватил жену на руки мужчина — еще одна полоса препятствий через шаг — порожек.
Занес прямо в комнату к восторгу собравшихся. Грызов руками развел:
— Нуу! Это дело!
Зам по тылу заулыбался. А вот Осипову значительно перекосило, клацнула зубами о кружку — опять ее пытка начинается!
— Николай Иванович, познакомьте с вашей очаровательной подругой, — подошел к ним майор Минаев, командир артиллеристов.
— Знакомьтесь, Иван Сергеевич, моя жена, Елена Владимировна, — поставил девушку на ноги. Лена с улыбкой руку подала, чтобы пожать, но майор галантно поцеловал ее:
— Очень рад, очень, очень рад.
Ротный саперов, капитан Рогожкин, кивнул, пристально оглядев девушку:
— Павел.
— Лена.
Николай ее за стол усадил и сам рядом сел, обнял. Миша кружку с чаем ей поставил и Осипова уставилась на девушку:
— А почему чай? Не пойдет. Правительственные награды заведено обмывать.
— Уже, — заверила, а Николай туманно посмотрел на Милу: ты, когда молчишь, такая приятная женщина…
А той все равно: понесло от боли, что выпитое обострило:
— Комбат орденом Ленина награжден, это тебе не абы что. Могла бы как жена, порадоваться. Глянь на себя — никаких наград, "летеха", — и на себя показала, а на груди две медали.
— В смысле наградами нужно помериться? — рассмеялась девушка.
— Да куда тебе?
— Никуда, — согласилась. — Наград у меня действительно мало. Звезда только, так что в этом ты права — не пара я Коле. Не мне с ним тягаться. Да и с тобой. Но главное в не в наградах, а в том, чтобы фашиста выгнать…
— Какая звезда? — прищурил глаз Грызов, Санин насторожился.
— Героя, — плечами пожала. У Осиповой лицо вытянулось, остальные молча смотрели на Лену и той стало неуютно: чего разболталась, дура? На Николая посмотрела — а тот во все глаза на нее, взгляд потерянный и растерянный. Обидела?
Уткнулась в кружку, пить чай начала, даваясь от крепости. Ерунда — главное хмель быстро выветрить. А то уже язык развязал, сейчас еще что-нибудь наболтает или того хуже, натворит. Ой, стыдоба!
