Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Рябиной? Но это же дерево!

— Ну да, самая настоящая рябина. Она возносит к небу свой ствол, тоненький, стройный, и тянет ветки к солнцу, не подозревая о бурях, какие нередко случаются и могут сломать ее. Вот так и ты. Но мне именно это и нравится в тебе. Впрочем, можешь не опасаться никаких бурь, я уберегу тебя от них. Ты же думай только…

Размышления Арианны прервал неслышно появившийся у колоннады дворецкий, который с поклоном доложил:

— Графиня, граф Серпьери просит принять его.

— Благодарю вас, Джованни. Охотно приму.

Серпьери подошел с улыбкой.

— Как себя чувствует будущая молодая мать? — он поклонился и поцеловал ей руку. — А где будущий отец?

— Его нет. У него дела. А вы расскажите мне поскорее последние новости. Верно ли, что французские войска расположились у Генуи и вскоре двинутся на Милан?

Серпьери опустился в кресло:

— Хотите, графиня, чтобы Джулио выставил меня за дверь? Вы же знаете, он не любит, когда мы с вами разговариваем о политике.

— Но его нет дома. А мне не терпится узнать, что происходит на свете. Я чувствую себя спокойнее, когда нахожусь в курсе событий. Не люблю бродить в потемках.

Марта с неодобрением взглянула нее.

— Не волнуйся, дорогая. Я скоро стану матерью. И уже сейчас более трезво смотрю на вещи.

— Да, знаю, знаю, горячая твоя голова. Говорите о чем угодно, а я пойду куплю кое-какие вещи, которые скоро понадобятся, когда в доме станет на одного человека больше.

Марта ушла. Арианна поудобнее расположилась в кресле и озабоченно посмотрела на графа.

— Я серьезно говорю, Томмазо. Джулио сердится, когда я расспрашиваю его, что происходит вокруг. В моем образовании и падре Арнальдо, и фра Кристофоро остановились на событиях до пятнадцатого века. Мне нужно серьезно поговорить с понимающим человеком, все обсудить. Как по-вашему, разве мое желание неразумно?

Серпьери улыбнулся. Его удивляло, что такая красивая женщина, к тому же на последнем месяце беременности, интересуется политикой, вместо того чтобы думать о собственном здоровье и о будущем младенце. Но он знал, что Арианну отличают живой ум и необычное для молодой женщины образование. Конечно, Джулио обходился с ней едва ли не как с ребенком. Возможно, даже опасался, а вдруг она повзрослеет.

— Согласен, — поклонился Серпьери. — Вы убедили меня. С чего хотите начать?

— С Французской революции. Почему она произошла? В чем ее причины? И почему она разразилась во Франции, а не в Австрии, скажем, или в Англии?

Причин тому много, — ответил Серпьери. — Во Франции скопилось немало противоречий. В чем-то она оказалась очень передовой, а в чем-то — весьма отсталой страной. Слишком сложной была земельная проблема. К примеру, большая часть плодородной земли принадлежала духовенству и знати. А они не обрабатывали ее. Земли оставались запущенными или отдавались на откуп жадным интендантам — правителям провинций.

— Вы хотите сказать, что крестьяне во Франции беднее, чем у нас?

— В некоторых департаментах — несомненно. У нас Мария Терезия, а за ней и император Иосиф провели немало полезных реформ. Правительство закрыло монастыри, упразднило бенефиций [53], приносивший церкви огромные доходы, снизило налоги, обременявшие прежде всего крестьян. А во Франции положение стало нестерпимым. За многие века накопилось столько всяких законов, множество привилегий для дворян. Кто угодно имел право ворваться в жалкую лачугу земледельца и отобрать у него даже самое необходимое.

— А почему ненавидели аристократов? За жестокость?

— Нет, они вовсе не жестокие. Видите ли, Арианна, когда Людовик XIV, Король-Солнце, захотел приструнить аристократов, он призвал их ко двору и вынудил следовать причудливой и весьма дорогостоящей моде, заставляя участвовать в балах и празднествах, лишь бы только они не возвращались в свои имения, в свои замки, ведь там они могли восстать против него и ослабить монаршую власть. Таким образом, французские аристократы, все время пребывая в Париже или, вернее сказать, в Версале, отрывались от своих латифундий и теряли связь с народом. Для простых людей столь далекие хозяева, которые занимались лишь тем, что получали доходы и взимали налоги, были эксплуататорами.

— И бездельниками.

— Бездельниками, если вам так больше нравится. Однако надо учитывать еще одно обстоятельство: эти бездельники помимо того, что получали доходы и взимали налоги, имели еще исключительное право занимать и все офицерские должности в армии. Служба эта оплачивалась очень хорошо. Во Франции насчитывалось более тысячи генералов и десять тысяч офицеров, и все из знатных фамилий. Они обходились казне гораздо дороже, чем все солдаты, вместе взятые.

— А кто же платил им?

— Король.

— А где он брал столько денег?

— Он получал их, взимая налоги с любой деятельности. Аристократы были освобождены от налогов. Их выплачивали все остальные граждане.

— Выходит, аристократы немало обогатились?

— Ничего подобного. Когда стали конфисковывать имущество эмигрантов, оказалось, что большая часть его заложена. Почти все именитые французские аристократы жили в долг. И нередко король выручал их средствами из своей казны.

— Это, видимо, обходилось государству очень дорого?

— Невероятно дорого. И духовенство — я имею в виду высшее духовенство — получило такие же права, как аристократы, и стоило фантастических денег. Чтобы содержать церковь, король кроме сбора налогов принялся продавать общественные должности. Потом стал издавать законы, вынуждавшие кустарей раскошеливаться за право заниматься своим ремеслом — платить и за само право работать, но государственный долг все рос и рос, так что настал момент, когда государство объявило себя банкротом: перестало выплачивать долги. И тогда разорились те, кто прежде давал деньги в долг.

Арианна задумчиво слушала Серпьери.

— Выходит, аристократов ненавидели вовсе не за жестокость, а за то, что они обходились слишком дорого, эти транжиры. Люди поняли: это за их счет, их трудами те жили в роскоши…

Серпьери кивнул.

— А король разве не стремился что-то изменить, провести реформы, как Мария Терезия, как император Иосиф? — недоумевала Арианна.

— Конечно, стремился. Сначала Людовик XVI назначил министром финансов Тюрго, весьма образованного человека, который стал сокращать расходы, отменив многие должности при дворе, сняв таможенные пошлины, ограничивавшие приток товаров в страну. Он подготовил также административную реформу. В административных округах должны были выбирать ассамблею, та, в свою очередь, — ассамблею провинции, а она — ассамблею всего королевства. Но против такого плана Тюрго выступили двор и духовенство, и король отправил министра в отставку.

— Выходит, виноват не только король, но и другие жители Франции — народ, аристократы, духовенство, все оказались причастны к разорению страны.

— Нет такой страны, дорогая, где бы жители радовались реформам. Люди привыкают к установившемуся порядку, поэтому решительные изменения всегда приходится навязывать силой. Тюрго оказался прав, а остальные ошибались. Король обязан был проявить большую настойчивость, действовать решительнее. Но у него не хватало мужества настоять на реформах.

— Бедный король! И все же ему удалось найти человека, который смог помочь ему?

— Да, он нашел вполне подходящего премьера — Неккера — который оказался не столь категоричен, как Тюрго. В ту пору Франция еще воевала с Англией, и дела шли неплохо. Неккер сделал новые государственные долги, надеясь со временем увеличить налоги. Но он тоже задел интересы слишком многих людей, и придворная камарилья постаралась, чтобы он впал в немилость. После его отставки расходы сделались прямо-таки сумасшедшими. За несколько лет государственный долг достиг астрономической цифры в три миллиарда франков. Тогда Людовик XVI принял решение созвать Генеральные Штаты. Иными словами, ассамблею духовенства, знати и третьего сословия. Вот тут-то и вспыхнула революция.