Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
В переломный момент цивилизации случается всякое. Мог же царский уголовник, хранитель общака Янкель Мовшевич, в будущей жизни Яков Свердлов, стать одним из видных руководителей молодого государства большевиков. Был бы человек, а место найдётся…
Повезло цыганку, ой, как повезло! За групповой подлом ювелирного магазина получил Костя Шитов пять лет строгого тюремного режима, как закоренелый рецидивист. И пришлось ему сидеть в одной камере с Хорхоломеем, старым якутом, для которого весь уголовный кодекс не более как бумага для подтирки.
В том мире, как известно, понятия ставятся выше любого закона. И попробуй отойти от неписаных правил воровского жития!
Хархоломей, получил такую кличку благодаря своему настоящему имени – Варфоломей. И был он вовсе не якут, а сибирского замеса русский человек, правда, с хищным раскосым взглядом – якутским подарком русской переселенке.
Уголовная феня любит перекраивать нормальный язык, вот и стал Варфоломей «Хархоломеем».
По разговорам Хархоломей принадлежал к какой-то неизвестной секте – то ли шаманистам, то ли рябинникам. Он не пил чифир, не курил вонючий «план», к водке, когда в счастливы часы её приносили в камеру, не притрагивался вовсе.
Однажды на лесоповале возле стройной корабельной сосны стояла развесистая рябина с гроздьями налитыми красным вином, кровью Христа, говорил Хархоломей бригадиру, когда тот поднял было топор, чтобы срубить отяжелевшее дерево.
Рябина мешала повалить товарную сосну, которая засчитывалась в план бригады.
Хархоломей вырвал из рук козырного мужика по кличке «Ермак» топор и закинул его в сугроб.
Немыслимое в уголовной среде дело!
Подошедший на шум охранник приказал Хархоломею поднять топор и самому срубить «на хер» рябину.
Хархоломей напрочь отказался.
Вохровец харкнул:
– Руби, сука!
Хархоломей упрямо мотнул головой.
На морозе сыто чавкнул затвор винтовки.
Хархоломей бросил под ноги охраннику топор и снова по-бычьи мотнул головой.
Вохровец из азиатов был более настойчив, и пуля выбила из-под ног Хархоломея фонтанчик рассыпчатого мордовского снега, а потом неожиданно гукнуло по сосняку так, что лавиной повалил снег, и сам охранник, недоумённо вскинув голову вверх, так и остался стоять, заслоняясь от небесной манны армейской трёхпалой рукавицей.
Вохровец получил суровое наказание за несанкцианированное применение оружия с переводом в колымский ад, а Хорхоломей отделался только пятидневным изолятором. Но рябину тогда не тронули.
Хархоломея боялись все.
Даже «воры» и, что характерно, «мужики» обходили его стороной, хотя по той масти он был всего лишь «один на льдине». То есть не связанный никакой порукой с остальным уголовным миром.
Бригадира Хархоломей, зажав широкими ладонями его голову, тут же отчитал от порчи гордыней, а потом избавил и от потребления плана.
Как Хархоломею это удалось, никто не знал.
Хархоломея стали обходить стороной. «Ну, его! – говорили наиболее достойные зеки. – Вон он как Ермака уговорил! Теперь тихий на хозработах ходит. С Хархоломеем западло водиться! Не дай Бог, в «красную зону» попросишься! «Осадмильцем» станешь! «Хозяину» содействовать будешь, как последняя «сука»! Нет, лучше почифирить, планчик замастырить, да и к петушкам молоденьким!»
Вот как раз в это время и подоспел шустрый, смышлёный цыганок под Хархоломеево крыло.
Таким был его первый настоящий учитель.
Однажды, по какому-то случаю, цыганка пригласили авторитетные пацаны на сходку.
Посидели на толковище, покурили мастырку по кругу, разбавили это дело чифиром. И пошла кругом голова у цыганка. Вспомнив, что по жизни он «Карамба», отпетый хулиган и вор, пошёл поразвлечься в барак к опетушёным, где его в бессознательном состоянии и нашёл Хархоломей.
Вытащил молодого друга на воздух, опрокинул навзничь, зажал ему широкими ладонями смуглые виски, закатив глаза, зарыкал горлом непонятные звуки, перевернул его на живот, снова зажал виски, и снова затянул что-то нечленораздельное.
Цыганок громко застонал, согнувшись в дугу, напрягся и широким кровавым рукавом стал выблёвывать свои внутренности.
Через несколько минут он затих, и Хархоломей осторожно отнёс его на руках в свой барак.
Наутро цыганок забыл всё.
– Ничего, ничего… Всё путём. От наркотиков я тебя отвадил, водочку будешь пить напёрстком, а вот к «петухам» и женскому полу тебе лучше не ходить. Вещий Олег умер от коня, а ты бойся баб и мальчиков. На время я тебя избавил от этого, а там – сам смотри!
Цыганок хотел ему что-то сказать, но Хархоломей снова зажал его голову в стальных листах заскорузлых ладоней и цыганок сразу затих.
Всё что раньше не давало ему покоя, куда-то ушло. Осталась одна возможность – только писать. (Так вот почему в окружении Карамбы никогда не водилось женщин!)
За что сидел Хархоломей никто не знал, а он и не распространялся. Знали только, что он служил кладовщиком на алмазных разработках якутской трубки Мира. А дальше – темно.
Срок у Хархоломея длинный, длиннее всякого терпения, вот и «впарил» он цыганку мозги, чтобы было с кем долгими ночами толковать на своём языке.
Какую «динаму они крутили», никто не знал. Но взгляд у цыганка изменился коренным образом, в глазах появилась какая-то мысль, напряжение, он всё чего-то искал, шарил глазами по зоне, вроде как бежать собирался.
Но всё разрешилось быстро и счастливо. Пришла новая власть денег. За какие-то заслуги Хархоломея освобождили досрочно, вместе с ним досрочно освободили и цыганка, теперь уже полноправного «Карамбу».
Куда после освобождения канул Хархоломей неизвестно, а вот Карамба стал заметным человеком в криминальных, а затем и в бизнес-кругах города.
8
Строительная контора, возведённая в ранг фирмы Шитовым Константином Ивановичем, Карамбой, принципиально ничем не отличалась от массовых при советской власти СМУ.
Есть заказ, под этот заказ отпущены деньги – и вперёд!
Снова, как тогда: «плоское – катай, круглое – таскай, а, что не поддаётся – ломиком!»
Кириллу эта работа была знакома с самой ранней юности, и теперь он вписался в своё место, как крылатое слово в строчку.
Центр Тамбова очищался от исторической старины. Новым постсоветским гражданам смело идущим по капиталистическому пути на запад, русская культура, как укор, как соринка в глазу, мешала видеть монетарные перспективы состоявшихся проходимцев. Ибо, кто же глотал, сколько проглотит, по попустительству Ельцина лакомые куски своей страны? Глотал и не подавился! То-то!
Русскими их назвать трудно.
В центральной части города в ночное время почему-то участились пожары. То проводка не выдерживала напряжения, то старики стали забывчивы и газовые плитки не отключали на ночь.
Старые купеческие дома горели, как солома.
Уцелевшим на краю города, на неудобиях, скороспело возводились коробки без внутренней отделки и туда в принудительно-согласованном порядке переселялись коренные жители.
Город украшался. На место резных наличников ставились комолые пластиковые обрамления на высоких окнах.
Банки, коммерческие фирмы, развлекательные центры глушили раскидистые сады оставшихся до следующего пожара частных участков.
Всё путём!
Карамба входил во вкус. Принимал подряд и дольщиков. Недаром же его строительная контора носила имя «Социальная инициатива».
Назаров получал хорошие деньги, но в доле с хозяином не был. И вообще, все финансовые вопросы решались только самим Шитовым и его главным бухгалтером Свирским Самсоном Львовичем, человеком тёмных кровей и такого же тёмного прошлого.
Что с того, что ты не в доле? Работаешь на Карамбу, значит соучастник.
Когда Кирилл стал догадываться, куда уходят деньги дольщиков вместо того, чтобы их вкладывать в производство, у него постепенно созрела мысль покинуть, хотя и хлебное, но совсем ненадёжное место.
Прямо заявить об этом Шитову он не решался. Он знал, что вход сюда – рубль, а выход – два.
Как-то, возмущённые долгим, затяжным строительством дольщики, ещё до конца не ведавшие, что их попросту, как теперь говорят, кинули, пришли с протестными выступлениями в контору.
Карамба сразу же послал объясняться с ними исполнительного директора, правда, на всякий случай, выделив ему для прикрытия двух стражей порядка.
Особо подготовленный руководитель инициативной группы дольщиков попытался ознакомиться с финансовыми документами фирмы, на что Карамба, улыбаясь, широким жестом пригласил его в бухгалтерию, откуда через некоторое время тот был выведен в наручниках, как пытавшийся продать сотруднице пакетик героина.
Такой был предусмотрительный Константин Иванович, вот и оказался, как нельзя, кстати, ещё один милиционер в конторе, прибывший для решения проблем охраны.
Назаров объяснял неспокойным гражданам, что объекты будут подготовлены к сдаче на следующий год, и им, конечно, волноваться не стоит. У Шитова всё схвачено. Как только завезут облицовочный кирпич, так снова пойдёт работа.
