Фаина Гримберг - Княжна Тараканова
Наместник не представился гостям. К их услугам для бесед оставался лишь начальник караула, уже несколько раз сменявшегося. Михал и Чарномский говорили с ним и спрашивали, когда возможно будет вернуться на корабли. Сначала никакого ответа не было, затем было объявлено, что на прежние корабли они уже не вернутся, потому что их посадят на другой корабль… Михал понял, что не имеет также смысла спрашивать, повезут ли их в Истанбул. Не до того теперь было! Как бы вовсе не утопили! Но он такие свои предположения держал при себе и удивлялся, почему ни у кого не возникают такие предположения! Или все держали такие предположения при себе?..
Затем… Прислали несколько закрытых повозок, вполне, впрочем, пристойных, и привезли путешественников назад в порт, где они взошли на довольно большое судно, парусное и, кажется, торговое. Капитан и матросы говорили на каком-то славянском языке. Это была дубровницкая тарида. Сопротивляться было бесполезно. Капитан сказал, что за фрахт заплачено и приказано везти знатных, но нежданных и неожиданных гостей острова Корфу куда угодно, но не назад в Венецию!.. Как будто все они представляли собой некий товарный груз, но уже негодный, и потому следовало бросить этот груз где-нибудь…
Капитан тариды объяснялся с внезапными пассажирами на ломаном флорентийском диалекте. Оказалось, он даже не знал, кого нанялся везти в неизвестность! Доманский и Чарномский рассказали ему, что также являются славянами, что страдают от жестокости и агрессивности России, что…
– …среди нас – принцесса Елизавета, дочь покойной правительницы Российской империи и ее законная наследница, а также один из знатнейших поляков, князь Радзивилл!..
Сам капитан ничего о принцессе не слыхал, потому что даже и не был грамотен. Но писарь – скрибар – неизменный служитель на каждом дубровницком корабле – читал по-итальянски, знал итальянские газеты и помнил какие-то вести о таинственной принцессе. Выяснилось также, что и жители Дубровника – маленького государства славян, живущих, как итальянцы, никакой приязни к Российской империи не питают!..
Чарномский много беседовал с капитаном тариды. Выяснилось, что в Средиземном море крейсирует русский флот. Чарномский еще на корабле говорил Доманскому, что стоит в дубровнике нанять военные корабли и захватить русский флот…
– Всем известно, что русские – плохие моряки! В то время как в Дубровнике – великолепный военный флот!..
– А чем же мы заплатим за участие Дубровника в этой авантюре? – спросил Михал скептически. – У нас на это нет денег.
– Но Дубровник заинтересован в поражении России на море!..
Здесь уже намечалась любопытная логика.
– Посмотрим, как нас встретят в Дубровнике, – сказал Михал.
Капитан обещал отвезти их в Дубровник.
Они плыли без остановок и встали на якорь в порту столицы Дубровника. Город также назывался Дубровник, но было у него и еще одно название – Рагуза…
Им пришлось некоторое время пробыть на тариде, где вместе с ними оставалось несколько матросов и капитан. Затем в порт прибыли кареты. Путники удивились, увидев, что экипажи – славной английской работы! Можно было глядеть из окошек, но Елизавета устала и задремала, припав на колени Франциски, которая также клевала носом. Михал чувствовал себя усталым, но смотрел; вернее, заставлял себя смотреть в окошко кареты. В порту он видел людей, одетых, как венецианцы, но их головные уборы напоминали скорее тюрбаны и обычные славянские меховые шапки, распространенные и в Польше. Он видел женщин в накидках поверх пестрых платьев. Многие из них были с непокрытыми головами. Золотистые волнистые волосы забраны были в тяжелый узел на затылке… Многие мужчины вооружены были саблями. Кареты проехали через город, выстроенный совершенно в итальянском вкусе. Дома украшались балконами, наружными лестницами и балюстрадами. Церковные порталы отягощались пышной лепниной. Вдали виднелись стены крепости, словно выходящие из моря. Аркады и круглые зубчатые башни, фонтаны и колодцы на площадях вызывали в памяти какую-то сказку, наполовину восточную – наполовину западную, какую-нибудь сказку о дочери короля франков, полюбившей сына османского купца и бежавшей с ним куда-то далеко, через балканские, итальянские моря, куда-нибудь в самую далекую Аравию…
Кареты выехали за город и продвигались вперед вдоль зарослей мирта, лавра, вереска, дикой маслины и фисташки. Подальше виднелись пинии и кипарисы… В свежем воздухе разносилось ароматическое дыхание сладко пахучих растений. Франциска, проснувшись, пошевелилась сильно и неловко, повернулась. Елизавета подняла голову с ее колен и села. Обе женщины, почти одинаковыми движениями рук, оправляли волосы…
– Рай на земле! – сказала Франциска со вздохом. Она глядела в окно кареты…
Их привезли в богатый загородный дом, который все же нельзя было назвать дворцом. Там встретило их много людей, но, судя по одежде, это все были служители, среди которых выделялся человек в черном кафтане, возможно, чиновник. Он добросовестно исполнил обязанности переводчика. Елизавета разглядывала его… Скольких людей она в своей жизни вот так разглядывала, а они потом исчезали бесследно из ее жизни, больше никогда в ее жизнь не являлись… Она спросила, как его зовут, и он ответил с каким-то странным мягким произношением:
– Джурадж Градич…
Он снял черную шляпу и поклонился такой знатной госпоже, махнув шляпой у земли…
Дом был старинной постройки. Градич улыбался:
– Четыре комнаты, один зал – вот и все славянское жилье! – Quatre stanze, un salon – zé la casa d’un Schiavon! – Градич улыбался странно – мягко и одновременно с каким-то легким пренебрежением. Он был довольно высокого роста, но не такой, как Михал, и еще и плотный, почти толстый. Сочетание темно-карих больших глаз с длинными ресницами, золотистого цвета кожи и коротко стриженных золотистых волос вызывало невольное представление о большом толстом золотистом насекомом, о шмеле или о какой-нибудь большой пчеле…
Видно было, что дом уже несколько раз перестроен. Помимо зала и непременных четырех комнат, сделаны были спальни, один кабинет с письменным столом. Внутри господствовало смешение турецкого и старинного итальянского стилей – стенные ниши, настенные венецианские занавесы из раскрашенной тисненой кожи, раскрашенные и резные сундуки и лари… Для такой большой компании дом, конечно, был тесноват. У ворот стояла охрана, вооруженная алебардами. Это уже было похоже на Корфу! Но делать было нечего! Они и здесь оставались чем-то наподобие пленников и почетных гостей в одно и то же время…
Михал попросил у Градича достать газет. Оказалось, что в Рагузе это возможно. В Париже, в Германии и в Италии таинственную красавицу, то ли турчанку, то ли персиянку, то ли русскую княжну, то ли Алину, то ли Катарину, то ли Елизавету, покамест еще не забывали! Писали множество различных глупостей, в том числе и о том, что «великая княжна России» будет поддерживать конфедератов «войсками и провиантом». Другая газета уверяла, что «султан готов предоставить в распоряжение великой княжны большую армию»… Михал досадовал, не зная, хорошо ли это, то есть эти газетные толки и враки. Он решил, что скорее дурно, нежели хорошо! Он досадовал и маялся, не зная, что делать. И вдруг приходило на мысль, что ничего не надо было затевать вовсе!..
Она также томилась, ощущала легкий жар и странное нетерпение-томление. Впрочем, она догадалась, что с ней происходит и что ей нужно!..
* * *Дубровник являлся маленькой славянской республикой, то есть республикой на итальянский лад, где всевозможные безумства и проявления горячего нрава словно бы смягчаются прелестью окружающей природы. Торговые корабли дубровницких судовладельцев возили зерно и прочие товары во все концы Европы и даже и Азии. Порт пропитан был запахами мыла, изюма, перца, муската, мальвазии. Дубровник знал собственную знать, собственных музыкантов и поэтов, но более нигде их не знали! Те западные европейцы, которые попадали сюда, очаровывались этим краем, говорили, что здесь люди имеют острый ум и пламенный дух[76], но… все равно Западная Европа не знала почти ничего о Дубровнике!..
Дубровничане являлись по большей части католиками и находились в состоянии фактической войны с Россией. Русский флот в Средиземном море задерживал дубровницкие суда и грабил их…
В Рагузе о Елизавете многие говорили как о знатной польке, потому что она прибыла в сопровождении поляков. Джурадж Градич оказался человеком, по сути общительным, хотя слова по-итальянски произносил медлительно. Не дожидаясь вопросов, он, в частности, сказал, что охрана дома необходима, потому что сыновья дубровницких патрициев способны на многие бесчинства, похищают девиц из бедных семейств, устраивают драки и поединки на базарных площадях… Михал и Чарномский слушали, хмурясь. Она улыбнулась и сказала, что ведь это прелестно!..
