Григорий Мирошниченко - Осада Азова
Память была послана с Петром Борисовым, и тот вернулся вскоре с государевым жалованьем. Государь тут же одарил им атамана, есаула, Бобырева. Казакам роздали царское жалованье позже. Царь велел послать на Дон пять тысяч рублей, вина, хлеба, знамя новое взамен сгоревшего в Азове, изготовить новые колокола взамен разбитых, закупить новые церковные книги, послать два пуда ладану, кресты церковные, образа взамен сгоревших.
Царь говорил с казаками долго и расспрашивал их обо всем: бывала ли помощь от других людей, кто нынче хан в Крыму, крепко ли разорены казачьи городки. Атаман Васильев отвечал царю на все его вопросы так, как велело Донское войско.
Царь обратился к Томиле Бобыреву как будто с некоторой укоризной:
– Ну, а ты, детинушка, по какой причине задержался на Дону? По какой причине царя ослушался? Вестей не писал, в Москву не вернулся сразу и на Валуйки с Дона не приехал. Не достоин ли ты моего наказания?
– Помилуй, царь-батюшка, – заступился Наум Васильев, – без него на Дону нам бы не справиться ни на море, ни на суше.
– Ой ли? Так ли? Из валуйского доброго человека превратился в беглого?
– Какой же он беглый? Он нес на Дону твою царскую службу не в пример другим. Он и на море ходил, топил корабли турецкие, и на вылазках был, и на стене крепостной стоял во весь рост и знатно бил татар и турок, испанцев, немцев и итальянцев. Размахнется дубиной – падают. Ударит дубиной – лежат мертвыми. Томила Бобырев нам был с руки. Да и милость твою, царскую, к нему на Дону все хорошо знали. Ты же ему кафтан дарил, а Евдокиюшке, его суженой, на платье. На великих радостях на Валуйках стольник и воевода Федор Иванович Голенищев-Кутузов такую свадьбу ему с попом Сергием да всем честным народом справил, что такой и в жисть не бывало. Воевода на Валуйках ничего не жалел. Да и самые простые люди ничего не жалели. Дарили Томиле Бобыреву всякую всячину: рубахи снимали с себя при людях, давали платья, лапти и сапоги. А воевода, дай бог ему великого долголетия, подарил Томиле свое седло дорогое, татарское, саблю турецкую да малый ковшик золотой. Куда ни придет Томила на Валуйках, угощают его самым лучшим вином и медом.
– Валуйский воевода всегда чем-нибудь похвастается. Давно его знаю. Прямо хоть в острог сажай. Всем свои порядки вставляет. Вперед царя забегает. Не дело. Наверное, перепились там, передрались? – спросил царь.
– Малость попили. Но на такой свадьбе выпить можно. Все шло чинно, достойно.
– Ну, коль так, то и мне надо подарить Томиле Бобыреву да его Евдокиюшке свой подарок. Из своей казны дам я ему пятьсот рублев денег, кож цветных на сапоги – персидского сафьяну, персидскую шаль, свой малый золотой ковшик с пометой: «Бесплатно – царская!»
Томила низко поклонился царю…
В тот же день царь обедал в Столовой избе с боярами и с казаками. За обедом он снова похвалил казаков, отпил в честь их несколько глотков фряжского вина. А под конец, когда атаман Наум Васильев сказал царю, что Азов-город должен быть взять под великую царскую руку и в том главная цель их поездки, – царь крепко задумался, повел глазами по лицам бояр.
– Нам, атаману и донским казакам, – говорил Наум, – которые приехали в Москву, назад без царского ответа ехать на Дон ни при каком случае нельзя. В Азове надо ставить воеводу, дать царское войско. На пустом месте без хлеба, без постоянной царской помощи нельзя жить дальше и держаться! Мы брали Азов на счастье твоего сына Алексея Михайловича. А каково же счастье? Складывать головы? Кровь беспрестанно лить? Терпеть всякие праведные и неправедные нужды? Возьми Азов, государь-батюшка! Смилуйся над своим сыном и над нами, несчастными. Оттого у тебя будет только одна большая выгода и надежная защита твоего государства. Не теряй времени!
– Погоди, погоди! – закашлявшись, сказал царь. – Такое важное дело мне одному не под силу поднять. Так, походя, за столом, дел важных государственных не решают. Уж больно ты быстро затараторил! С чего бы это? То сидел молча, подарки принимал, а то – гляди! Отыскался мне быстренький! «Возьми Азов!» Как так взять?! А что бояре скажут? Что наши русские послы о том ныне мыслят? Возьми Азов, а завтра с турками воевать!
– Но, великий государь, мы и нынче с турками воевали. И завтра будем воевать! И мы же завсегда в ответе. И мы же не только перед тобой, но и перед султаном, как нас там величают послы твои, – воры и разбойники!
– Погоди! Погоди! Не распаляйся тут больно шибко. Манеру какую взяли непристойно беседы вести с царем. Эдак мне недолго и выслать вас вон из Столовой избы! Да этого дела и бояре с царем не решат. Для этого надобно собрать Земский собор. Собрать со всех городов российских лучших людей, совет с ними держать сообча от всей русской земли. Эко, хватил! А собор Земский собрать – это тебе не в один день сделать можно, не в два. Да и правду ли вы говорите, что в Азове остались одни разбитые стены, башни да место пустое? То еще надобно точно сверить. А чтобы все то сверить, надобно нам спешно послать в Азов надежного человека да все в точности и сметить…
– Все сказанное нами истинная правда. Мы, царь-батюшка, ложью перед тобой не живем. Пошли человека. Собери собор. Опроси людей, к которым ты доверие свое имеешь, но Азов нам покидать нельзя. Азов – твоя вотчина!
– Моя? Да где это записано? Записано другое, что на азовское взятие нашего повеления вам не было. То все шло от вас самих.
Бояре удивились смелой речи Наума Васильева. Такого они давно не слыхивали. Они помнили смелую речь атамана Алексея Старого. Но он же и поплатился за нее ссылкой на Белоозеро да пыткой в подземелье. А что будет за такую речь атаману Васильеву, и они не знали.
Есаул Порошин, заговорил еще круче, еще смелее. Царь оборвал его и сказал, поднимаясь:
– А тебе, беглый холоп князя Никиты Ивановича Одоевского, прыщ на Дону, помолчать бы следовало. Сибирь по тебе да по твоей отпетой голове давно скучает. Сядь в угол да прикуси язык! Наговорил! Бери да присоединяй Азов к Московскому государству! Государь мне нашелся! Защитник Дона! Мы их встречаем колокольным звоном, барабанным боем, громом пушек, награждаем, деньгами жалуем, а они сидят за царским столом в Столовой избе, хлеб-соль царскую едят, вино пьют и лаются с царем. Да где это видано? В каком это государстве делается?
Царь затрясся весь и, едва передвигая ноги, грозно оглянувшись, пошел к выходу, опираясь на палку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Утром, при боярах, при всех казаках, думный дьяк Федор Федорович Лихачев зачитал грамоту царя атаману Осипу Петровичу Петрову и всему войску Донскому:
– «…Писали вы нам, что под Азов пришли войною от турского султана паши: Гуссейн-паша, Пиали-паша с войсками и с крымским царем и с царевичами в судах морем, конные полем и обступили город Азов со всех сторон накрепко. И вы, атаманы и казаки, хотя и пострадали за истинную православную веру и за нас, великого государя, над ними, басурманами, промышляли всякими мерами, билися с ними и кровь свою проливали и подкопы под их валы и под их пушки вели многие. А у подкопов и у промыслов был ты, атаман Осип Петров. И в тех подкопах многие сходились встречею и вели бои в подкопах. А на всех подкопах побито басурман из мелкого ружья двадцать тысяч человек. И турского царя большое знамя, а с ним много других знамен взяли. А рвов копано около города на пять верст и больше, опричь земляных больших валов, чем вас бусурманы хотели, засыпав, подавить. И в то осадное сидение к вам, атаманам и казакам, злочестивые с великим своим лукавым прельщением и с грозами перекидывали на стрелах многие свои грамоты, а сулили на казака по тысяче талерей, чтоб вам, атаманам и казакам, ту многую казну взять у них, а город покинуть. И вы, атаманы и казаки, на их басурманскую прелесть не покусилися и им во всем отказали, а служили нам и сыну нашему, благоверному царевичу Алексею Михайловичу. И вы, атаманы и казаки, от неверного нашествия отсиделись. И с тою своею службою вы, атаманы и казаки, прислали к нам, к Москве, станичников: атамана Наума Васильева, да есаула Федора Порошина, да двадцати четырех человек казаков. И мы, божьей милостью царь и самодержец всея Руси, Михаил Федорович, вас, атаманов и казаков, и все Донское войско, Осипа Петрова с товарищи, за тую вашу службу и за радение, и за промысел, и за крепкостоятельство, что вы против турских, и крымских, и иных земель стояли крепко и мужественно, и бились, не щадя голов своих, и многих басурманов побили, и на их басурманские прелести не прельстилися, и от таких многих людей отсиделись, милостиво похваляем, и станичников ваших, атамана Наума Васильева да есаула Федора Порошина с товарищи, пожаловали нашим царским великим жалованьем. А к вам, атаманам и казакам, и ко всему Донскому войску, мы послали с нашим государским жалованьем и с милостивым словом дворянина нашего Афанасия Желябужского да подьячего Арефу Башмакова, да с ними отпущены к вам из ваших станичников казаки, Прокофий Иванов с товарищи, одиннадцать человек, да шесть человек казаков же донских, Юрко Марченок с товарищи, которые к нам, великому государю, писали, что вы ныне наги, босы и голодны и запасов, и пороху, и свинцу нет, и от той нужные осады многие казаки хотят идти врознь, а иные многие переранены, и мы, великий государь, к вам, атаманам и казакам, осадным сидельцам, за вашу службу и раденье и за осадное сиденье, пошлем нашего государского жалованья пять тысяч рублев денег. И как к вам сия наша грамота придет, вы бы, атаманы и казаки, то наше государское жалованье у них ваяли и впредь на нашу государскую милость и жалованье служили и радели и промышляли, и против басурманов за истинную православную христианскую веру стояли крепко и мужественно. А хлебных и иных запасов, и пороху, и свинцу, и суконных товаров зимним путем послати к вам не мочно, и вы о том не оскорбляйтесь, а как, бог даст, по весне лед вскроется, и к вам, атаманам и казакам, наше государское жалованье, хлебные и всякие запасы и порох, и свинец, и сукна пришлем. На нашу государскую милость будьте надежны во всем. А то, что писали вы с атаманом Наумом Васильевым о городе Азове, то мы, великий государь, посылаем в тот город нашего дворянина Афанасия Желябужского и Арефу Башмакова досмотреть Азов, переписать и на чертеж начертить, и о том наш царского величества указ и повеленье будут вскоре. А вы бы, атаманы и казаки, службу свою, и дородство, и храбрость, и крепкостоятельство к лам, великому государю, к нашему царскому величеству, совершали, и своей чести и славы не теряли, за истинную христианскую православную веру и за нас стояли по-прежнему, и на нашу царскую милость и жалованье были надежны.
