Василий Веденеев - Дикое поле
— Я не рискну войти в бухту, — заявил Тургут, глядя на пенистые водовороты в узком проливе. — Во время шторма вода стояла выше, ветер гнал волны, а у галиота осадка меньше, чем у галеры. К тому же они стремились выброситься на берег, а нам это не нужно.
— Тогда разбей остатки их посудины из пушек, — недовольно пробурчал Джафар.
— Не достать, — отрицательно мотнул головой капитан. — Слишком далеко.
— Проклятье! Я не собираюсь торчать здесь до судного дня. Пусть выстрелят из пушки, пора кончать! Кажется, они наконец разошлись.
Тургут махнул пушкарям. Носовое орудие рявкнуло, выбросив из жерла клуб сизого порохового дыма. Маленькие фигурки на берегу бухты начали двигаться быстрее.
— Засуетились, шакалы, — презрительно засмеялся Джафар.
Он отослал капитана и остался на носу галеры в одиночестве: терпеливо ждал дальнейшего развития событий, ход которых был заранее предрешен…
Услышав выстрел пушки с галеры, уходившие по берегу моря бывшие рабы сразу прибавили шаг, словно их стегнули кнутом. И только ковылявший в самом хвосте цепочки карлик-черпальщик все больше и больше отставал, а потом уселся на камень и положил рядом свой ковш.
— Догоняй! — окликнули его.
— Идите, — успокоил уходивших коротышка.
Он сгорбился на камне, уныло глядя на пенистые волны, лизавшие прибрежную гальку. Казалось, он поглощен бездумным созерцанием морских далей и наблюдением за хлопьями грязно-желтой пены, оставленной волнами. Вскоре нестройная колонна бывших рабов скрылась из виду, но карлик не бросился следом и не проявил никакого беспокойства. Он отвернулся от моря и стал смотреть на высокий береговой откос.
Примерно через полчаса на краю откоса появился всадник. Он привстал на стременах, осмотрел берег, заметил карлика и призывно помахал ему рукой. Черпальщик немедленно сорвался с места и, даже не вспомнив о своем ковше, бросился к откосу. Ловко карабкаясь по нему, он ухватился за копье, которое ему протянул всадник, чтобы помочь выбраться.
На гнедом коне сидел средних лет чернобородый турок, вооруженный копьем и кривой саблей. Его широкую грудь облегал легкий кожаный панцирь с медными пластинами, а голову покрывал островерхий стальной шлем.
— Ну? — сердито спросил он карлика.
— Всех, кто на берегу. — Урод скорчил мерзкую гримасу и дико захохотал.
Турок нагнулся, ухватил карлика за воротник грязной, сопревшей рубахи, легко поднял и посадил перед собой на седло. Хлестнув коня плетью, он подскакал к трем десяткам хорошо вооруженных всадников, ожидавших его распоряжений.
— Всех! — прокричал он и сделал им знак следовать за собой.
— Всех, всех, всех! — подпрыгивая перед ним в седле, хохотал коротышка. — Всех!
Турки на скаку доставали луки и выдергивали из колчанов стрелы, готовясь к кровавой потехе…
Для уходивших по берегу моря гребцов появление на крутом обрыве нескольких десятков конных турок было полной неожиданностью. Бывшие рабы даже не успели схватиться за оружие, как на них градом посыпались стрелы, неумолимо находившие цель. Несчастные заметались в поисках укрытия, не слушая призывов рыжеволосого гиганта, который пытался указать им путь к спасению: он первым правильно оценил ситуацию, смело кинулся навстречу лучникам и спрятался под обрывом, где стрелы не могли его достать. Десятка полтора гребцов сумели присоединиться к нему, но, как оказалось, турки не намеревались уходить, не завершив бойню.
Спешившись, они легли на край обрыва и выстрелами из пистолетов добили горстку отчаянных смельчаков. Потом спустились вниз и выхватили ятаганы…
— Ага будет доволен. — Чернобородый турок окинул взглядом усеянный трупами берег и обернулся к следовавшему за ним по пятам карлику: — Смотри, если ты ошибся, их участь покажется тебе счастьем.
— Делай, что тебе приказано, — огрызнулся урод. — И доставь меня к аге. А там я сам буду отвечать за себя.
Чернобородый криво усмехнулся и приказал садиться на коней. Отряд поскакал к полузатопленному галиоту…
Джафар не уходил в каюту до тех пор, пока на берегу не покончили с теми, кто намеревался отплыть на фелюге. Только увидев, что один из всадников начал размахивать пикой с привязанным к ней размотанным полотнищем белой чалмы, он приказал Тургуту выстрелить из пушки и лечь на курс к Стамбулу. После сигнального выстрела с галеры конный отряд внезапно исчез, а огромный корабль медленно развернулся и, вспенивая волны длинными веслами, направился в открытое море…
Через несколько часов чернобородый турок бросил покрытого дорожной пылью карлика к ногам Али, ожидавшего известий в одном из домиков небольшой приморской деревушки.
— Говори, — милостиво разрешил Али и пнул урода носком желтого сапога.
— Нужные тебе люди, высокочтимый ага, ушли в горы с болгарами, — по-собачьи глядя на него снизу вверх, сообщил черпальщик.
— Ты сам осмотрел каждого убитого? — прищурился Али.
— Да, ага, — подобострастно подтвердил карлик.
— Хорошо. Теперь поставьте на всех дорогах дозоры, чтобы мимо них не проскользнула и тень пророка! Первый, кто сообщит, где сейчас находятся беглецы, получит в награду коня. А тот, кто осмелится тронуть их хоть пальцем, получит в награду смерть!
Чернобородый низко поклонился и вышел, а доверенный Фасих-бея ласково поднял карлика и усадил его на скамью.
— Ты устал, Савва, я понимаю. Тебя ждут награда и отдых. Но скажи мне, хорошо ли ты запомнил тех, кто ушел в горы? Ты сможешь их узнать?
— Так же, как и они меня, — захохотал урод.
— Прекрасно, — Али хлопнул в ладоши. — Мы будем следовать за ними повсюду, а ты станешь нашими глазами. Как думаешь, если тебя снова свести с ними, рабы поверят в сказку о счастливом спасении от турок?
— Не знаю, — карлик пожал узкими плечами, — наверное, лучше этого не делать. Мое новое появление будет слишком подозрительным.
— Тогда иди, отдыхай, — разрешил Али.
Когда урод вышел, он сел за стол и принялся писать донесение — подробно рассказывал Фасих-6ею, как выполняются его поручения. За дверями послышался шум, потом они приоткрылись, и заглянул чернобородый предводитель конников. Ухмыляясь, он показал Али старое решето, в котором, подобно жуткому плоду, лежала отрубленная голова уродца.
— У него была слишком хорошая память, — равнодушно посмотрел на решето Али. — Иди, Юсуф, не мешай. Видишь, я занят важным делом.
И вновь принялся за письмо: Фасих-бей с нетерпением ждал известий от своих верных слуг…
Глава 9
Владения польского короля начинались в двухстах верстах от Москвы: в Дорогобуже стоял гарнизон рейтар, а Смоленск — старинный, исконно русский город, славный боевым прошлым и готовый к новым подвигам, — находился уже в глубине чужой территории.
Посланцы Бухвостова торопились. Помня его наставления, они погоняли лошадей и отмахали больше полутора сотен верст, не останавливаясь для отдыха ни в убогих деревеньках, лежавших у шляха, ни в маленьких городках. Впереди на высоком мышастом жеребце скакал Терентий Микулин. На груди у него, под суконным кафтаном, согретое теплом его сильного тела, было спрятано металлическое зеркальце немецкой работы. Следом поспешали Павлин Тархов и Иван Попов, одетые приказчиками. Первый ехал на огромном вороном жеребце, зло сверкавшем налитыми кровью глазами, а второй — на татарской лошадке, неказистой с виду, но необычайно выносливой. Каждый вел в поводу еще по две лошади, нагруженные тюками с товаром.
Мерно стучали копыта, оседала на придорожной траве сухая, прокаленная летним солнцем пыль. Встречный ветерок освежал разгоряченные лица путников, уже много часов не слезавших с седел: они хотели еще до наступления сумерек пересечь границу и заночевать на постоялом дворе у знакомого корчмаря Исая. Путешествовать ночью по дорогам, тянувшимся среди непроходимых густых лесов, было небезопасно. Даже трое хорошо вооруженных отважных людей легко могли стать добычей лютовавшей в окрестностях шайки разбойников. Глазом моргнуть не успеешь, как рухнет на голову заранее подпиленная толстая ель с острыми сучьями, а коней схватят под уздцы. Без лишних разговоров воткнут в ребра вилы или всадят в спину длинный нож, и никто не подумает крикнуть: «Кошелек или жизнь!» Здесь предпочитали забирать сразу все, не оставляя после налета нежелательных свидетелей. Поэтому путники обрадовались, увидев огоньки, призывно мерцавшие в окнах корчмы, — они сулили долгожданный отдых и надежный кров над головой.
Между тем сумерки сгущались. В низинах поплыли белесые космы тумана, холодной росой оседая на траве. Где-то прокричала перепелка: пьють, спать пора, пьють. Стеной стоявший по обочинам шляха лес словно придвинулся ближе и нахмурился. Последние лучи заходящего солнца с трудом пробирались между стволов деревьев, но уже не могли рассеять черные тени. Путники принялись нахлестывать лошадей и вскоре въехали в ворота постоялого двора.
