Василий Веденеев - Дикое поле
Обзор книги Василий Веденеев - Дикое поле
Василий ВЕДЕНЕЕВ
ДИКОЕ ПОЛЕ
Памяти предков, защитников России, посвящаю.
В тайнах всегда есть нечто мистическое и завораживающее, но особенно притягательны тайны древних разведок, скрытые мраком веков. Возможно ли рассеять его и, приподняв завесу времени, заглянуть в прошлое? Ведь за минувшие столетия выцвели буквы рукописей, потемнели лики святых, скорбно глядящих с, икон, потускнело шитье боевых хоругвей — свидетелей славных побед русских воинов. И только в волшебных снах еще приходят ко мне из тех давних времен отважные всадники с зоркими, как у степных беркутов, глазами…
Но вглядимся в росписи соборов, осторожно перелистаем пожелтевшие страницы летописей, примерим по руке старинное оружие. Умерла ли слава наших предков?
Давайте вместе отправимся туда, где над многострадальной русской землей гуляют буйные ветры, и встанем плечом к плечу с отважными разведчиками, которые первыми проникали далеко в глубь басурманских земель. Встанем под старыми, овеянными немеркнущей славой знаменами, сжимая в руках грозное оружие. Мы увидим дальние страны и города, услышим гулкий топот лихих конных лав и сабельный звон жуткой сечи, посвист стрел и скрип весел турецких галер, стоны невольничьих рынков и гром казачьих пушек.
Пойдем же, читатель, тайны былого ждут нас…
Автор
Пролог
В середине марта 1621 года по обледенелой после недавней оттепели дороге катил санный возок. За Москвой-рекой клонилось к закату солнце, красное, как червленый славянский щит. Мороз был легок и сух. Из лошадиных ноздрей вырывались облачка пара и оседали на лохматых мордах. Пахло свежим снегом, смолой, деревом.
Князь Иван Борисович Черкасский, глава приказа Большой казны, выглянул в слюдяное окошко: проезжали Гончарную слободу. В стороне от дороги мужики ладили сруб новой избы. Взблескивали в лучах заходящего солнца острые топоры, горкой ложилась светлая золотистая щепа.
«Спешат засветло закончить, — подумал князь, откидываясь на спинку покрытого ковром сиденья — Строят ладно, в обло вяжут — углы в избе промерзать не будут. Да в этом ли дело? Строятся… Стало быть, верят, что не бывать больше лихолетью».
Иван Борисович, поправив широкий воротник шубы, спрятал в пушистый мех лицо. Прикрыл глаза, покачиваясь в такт движению возка. Сколь многое произошло в не столь давние, но такие тяжкие для родной земли годы: нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильная для Державы война и, наконец, восшествие на престол Михаила Феодоровича Романова…
Возок проскочил слободу и полетел вдоль реки. Глухо простучали по бревенчатому мостику подковы коней сопровождавших князя вооруженных холопов. Впереди, на высоком берегу, показались Крутицы. Князь вздохнул: отец Авраамий, бывший келарь Троице-Сергиева монастыря, в смутное время воодушевлявший народ на борьбу с захватчиками, обосновался сейчас на Крутицком подворье. Он прислал Ивану Борисовичу грамотку, приглашая поговорить о деле весьма важном и тайном. Получив грамотку, Черкасский задумался: зачем зовет его старец, о каком тайном деле хочет вести речь? Насколько было известно Ивану Борисовичу, никто из ближних государю бояр на Крутицкое подворье сегодня не приглашен, значит, не доверяет старому боярству святой отец ни слов своих, ни дел, ни мыслей. Не может простить, что в лихую для Отчизны годину отсиживались они в дальних вотчинах…
Распахнулись тяжелые ворота, впуская приезжих. Один из холопов соскочил с седла и, открыв дверцу возка, помог князю выйти. Ступив на припорошенные снегом плиты просторного двора, Иван Борисович увидел в дальнем углу еще возок и верховых лошадей, заботливо покрытых теплыми попонами. Уже сгущались синеватые мартовские сумерки, и никак не разглядеть слабеющими глазами, чей же это возок, что за люди рядом с ним. Тощий носатый монах, прикрывая ладонью огонек масляного светильника, повел Черкасского в покои Авраамий встретил у порога. Дал поцеловать сухую, пропахшую ладаном руку, легко перекрестил князя и отступил в сторону.
— Рад, что ты приехал. А у меня гость дорогой. Качнулось пламя свечей. Из-за стола поднялся князь Дмитрий Михайлович Пожарский.
Вот чей возок на дороге, понял Иван Борисович.
Поздоровавшись с Дмитрием Михайловичем, Черкасский опустился на скамью. Напротив устроился Пожарский. Во главе стола сел Авраамий.
— Собрались великим постом, однако время вечерять. Не откажите, бояре, отведать хлеба-соли. — Он хлопнул в ладоши.
Два инока внесли блюда с капустной кулебякой, вареными судаками и солеными рыжиками. Поставили миски с овсяным киселем, кубки, стеклянные посудины с вином. Отослав прислужников, старец быстро прочел молитву, благословляя трапезу. Пожарский чуть пригубил кубок и отставил.
— По моей просьбе и по совету отца Авраамия собрались мы сегодня.
Черкасский вскинул глаза на прославленного воеводу, молча, ожидая продолжения.
— Тебе, князь, государь повелел иметь начало над всеми силами окраинных городков и засечными работами, чтобы оградить Русь от набегов.
— Это правда, — пытаясь понять, куда клонит Пожарский, степенно согласился Иван Борисович — Тяжкий урон несем от татар и турок Государь указал новые городки строить, засеки ладить, валы насыпать, людей в городках поселять, обучать их ратному делу, чтобы от степи заслониться, как щитом.
— Дай Бог! — перекрестился Авраамий. — Но и Запад забывать нельзя: там тоже на наши земли зарятся. А Державе сейчас, как больному человеку, лекарства надобны: мир, торговля и спокой народа.
Черкасский в ответ тихо рассмеялся — не простые у него сегодня сотрапезники: все ходят вокруг да около.
— Разве я против? Да как от войны убережешься?
— Да кто говорит, что ты против? — Пожарский усмехнулся. — Засечные линии — одна защита. Сильное войско — защита другая, а казаки — защита третья. Но есть и четвертая защита: надо в чужих землях верных тайных людей иметь, чтобы они о замыслах врага заранее предупреждали.
— Одна воинская сила без хитрого разума мало стоит, — поддержал старец.
Черкасский слегка откинулся назад, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Ловко повернули! Но куда гнут?
— Есть у нас такие людишки, — устало промолвил Иван-Борисович. — Как не выть? Казаки степняков ловят, купцы разные вести несут…
— Не то говоришь, — насупился Пожарский. Неужели они с Авраамием ошиблись, неужели не захочет понять их Черкасский — не примет их сторону, не поможет? — Купец всегда впереди и позади войны идет. У него один Бог: мошна с деньгами. Ей он молится…
— Вы что же, хотите за золото верные вести из чужих земель получать? — неожиданно разозлился Иван Борисович. — Потому и позвали меня, что я Большой казной ведаю? Так я вам прямо скажу: нет денег! Оскудела казна! Латиняне и татары до подарков и звонких червонцев жадны. Где на них золота наберешься? А ведомо ли вам, что поляки, запершись в Московском кремле, из пушек жемчугом стреляли? Золотые ефимки и дукаты плющили и забивали в ружья вместо пуль. Запас свинца у них за время осады вышел, так они государеву казну разграбили. Ружные книги [1] упадок показывают. Ехал я сюда и видел: мужики в Гончарной слободе сруб новой избы ладили. Поглядел на них и сердечно порадовался: верят, думаю, что не допустим больше врага на нашу землю. Вот и считай: когда мужик построится, когда у него хозяйство в силу войдет, только тогда он казне сполна платить будет. Двух шкур с одной овцы не содрать!
Князь засопел в бороду, успокаиваясь после внезапной вспышки гнева, и глухо продолжил:
— Велик урон от иноземного нашествия: сколько добра разграблено, сколько земель заросло бурьяном! А страшный мор? Сколько от него православных без покаяния на погосты свезли? И сейчас крепости строить надо, войско содержать надо. Иноземцам, на службу государеву приглашенным, платить надо. Вот ты, князь, говорил о казаках. Им государь хлеб, ружейный припас, порох посылает. Они люди гулящие, не сеют, не жнут, только саблями машут. От них гиль да смута идет. Даром разве пенял им великий государь: не задирайтесь с татарами, не ходите на море, не громите турецких городов. Не так давно и того хуже — пожгли донские казаки султанские дворцы в Константинополе. Разбойники, право слово!
Пожарский рассмеялся:
— Сам не желая, Иван Борисович, высшую похвалу дал ты казакам. Такие храбрецы, что самого грозного турецкого султана заставили от них в его же столице прятаться!
— Э-э, — досадливо отмахнулся Черкасский. — Храбры казаки, спору нет. Зато своевольны и ненадежны.
Глаза Авраамия потемнели.
— Как можно забыть, что от Волги до Десны, от Оки до Дона лежит на русской земле Дикое поле? И не хлебом оно засеяно, а костьми людскими, не потом пахаря полито, а кровью да слезами полоняников. И нет у Руси в том Диком поле защиты крепче, чем Войско Донское! Разве не православные люди донские казаки? Или им Русь не дорога? Головами своими они платят за освобождение от полона. Живут в скудости и постоянной войне, обороняя наши рубежи от татар и турок. В деле, нами задуманном, на казаков опору должно иметь,
