Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы
— Не успел, — подтвердил я.
Англичанин отвалил в сторону несколько камней и наконец убедился, что руса уже не спасти.
— Упокой, Господи, его душу! — вздохнул он и перекрестился, кажется впервые за всю дорогу. — Надеюсь, что теперь он искупил все свои грехи, от самого дня появления на свет.
Вскоре вы выбрались из царства покойников в царство тех, кто еще ожидал своей участи, и с невольным облегчением глубоко вздохнули. Холодный, сырой воздух, еще недавно сковывавший наши члены и грозивший остудить насмерть, теперь, напротив, вернул нас к жизни. Свечки пришлось погасить, чтобы ненароком не выдать себя.
— Надо дождаться Эсташа, — сказал рыцарь Джон. — Все равно в этой тьме далеко не уйдешь.
— Меня обучали быть зрячим во тьме, и мне нетрудно стать поводырем, — напомнил я англичанину.
И вдруг, как порой случалось, я увидел внутренним взором куда лучше чем днем, под лучами солнца, все, что произошло с Эсташем де Маншикуром и его войском у стен, увы не Антиохии, а женского монастыря, затерянного в дебрях христианских земель.
На несколько мгновений меня охватил сильный озноб, и я даже не сразу уразумел, что сказал мне рыцарь Джон.
— Ты все видишь, но не слышишь? — рассердился он.
Тут, словно эхо, долетело издалека до моих ушей то, что он изрек перед этим, а изрек он приказ:
— Выведи меня к монастырю с безопасной стороны.
— Нас осталось только двое, — сообщил я ему, стуча зубами. — Все погибли.
Джон Фитц-Рауф замер, а потом вдруг схватил меня за плечи и крепко встряхнул. Мне сразу полегчало.
— Откуда ты знаешь?! — свирепо дохнул он мне в лицо, и тогда полегчало еще больше.
— Знаю… — ответил я. — Мне открылось… Они храбро сражались, но австрийцев было гораздо больше. И они тоже опытные воины. Эсташ почему-то пробивался к озеру. Я видел, что там есть мостки и пара лодок. Может, Эсташ надеялся, что ему удастся захватить хотя бы одну из них и спастись… Рыцарь Виллен погиб раньше, у самого берега. Его ударили копьем в спину. А франк смог добраться до мостков. Он въехал на них на своей лошади. Он умело отбивался и сбросил в воду трех или четырех врагов… Но он уже был ранен. Там, на мостках его ранили еще раз. В шею. Он упал с лошади в воду… Упал и утонул.
— Боже милостивый! — прошептал рыцарь Джон. — Теперь я уж точно останусь здесь до утра и выясню, что там случилось. И если все подтвердиться… Кто ты такой, Дауд? На ангела не похож… Нет, эти забавы уж скорее по вкусу черту.
— Кем бы я ни был, — сказал я англичанину с досадой, поскольку теперь видел во мраке все что угодно, кроме способа, каким бы удалось увести его из этих недобрых мест, — да только, мессир, другого оруженосца вам уже не сыскать.
ЗМЕИНАЯ ПОЧТА
Письмо четвертое
Мудрые Змии Пророка! Спешим обрадовать вас тем, что след уже найден, и вскоре наши общие тревоги развеются, как дым. Один из «рыцарей султана» сам попался нам в руки, попытавшись сесть на корабль в том же Задаре. Как ни удивительно, этот франк покинул свой отряд, пытаясь бежать вместе с некой девицей, постриженной в монахини. Он оказался покрепче Камбалы духом, но не телом. Признания из него вытянуть не удалось, и он умер, что-то бормоча о великом грехе против второй Моисеевой заповеди[126]. Доказательство — а именно сотворенный им кумир — было налицо. И этот «кумир», увидев мучительную смерть своего покровителя и защитника, со страху сразу признался, что «рыцари султана» стали наемниками в войске какого-то захудалого барона. Что касается Золотого Ужа, то он нашелся удивительным образом. Им оказался тот самый таинственный незнакомец, однажды спасший рыцарей от адского пламени и потопа. Выходит, у него тоже появился новый, могущественный кумир. Этого кумира необходимо найти и низвергнуть, ибо он, вероятно, куда опаснее малочисленной шайки наемников.
Пусть вечно плодоносят ваши золотые яблони!
Глава Последняя
О славе: земной и небесной
На рассвете мы увидели тени моих ночных видений. На берегу озера, в туманной дымке, неторопливо двигались темные фигуры. До нас отчетливо доносились немецкие ругательства.
Тюркопли сражались в чужих землях так же доблестно, как первые крестоносцы, пришедшие в Палестину, и все полегли костьми. С берега и мостков австрийцы убирали мертвые тела. Видно, они ночью утомились и решили отложить это обременительное занятие до утра.
Мы видели серую лошадь Эсташа де Маншикура, оставшуюся без седока.
Убедившись, что «все подтвердилось», рыцарь Джон Фитц-Рауф двинулся в путь.
Наконец пригодились те несколько золотых монет, которые я берег на самый черный день. Конечно, случались дни куда более черные, но на свое богатство я не смог бы прокормить все войско или снабдить его конями и оружием. Зато теперь вдвоем с рыцарем Джоном мы уже могли не бояться голода и нищеты.
Отойдя от монастыря на достаточное расстояние, мы приобрели двух коней, вполне приличных, но не слишком породистых, чтобы привлекать к себе подозрительные взоры.
Мы продвигались вглубь владений герцога Австрийского, потом пересекли границы Священной Империи и добрались до Франконии, собирая по пути всякие слухи.
Настал день, когда мы достигли предместья Шпейера, где наше «войско» внезапно увеличилось.
В одной из таверн рыцарь Джон пригляделся к посетителю, сидевшему к нам вполоборота и шепнул мне на ухо:
— Где-то я видел раньше этого парня!
Тогда я тоже пригляделся. Этому человеку было лет двадцать пять, и он явно имел благородное происхождение, которое, судя по всему, скрывал, подобно рыцарю Джону.
Все это мне очень не понравилось, и я предложил своему мессиру последовать за ним, как только он покинет заведение.
Мы настигли его на лесной дороге. Я живо скинул его с седла и приставил кинжал к гортани.
— Не убивайте меня! — гнусаво взмолился он высоким голосом. — Я просто бродячий жонглер[127]. У меня ничего нет!
Джон Фитц-Рауф пристально пригляделся к нему уже вблизи и вдруг прищурился с хитрецой во взгляде.
— Да ты никак отбился от стада… Блондель! — с усмешкой проговорил он.
Я несказанно удивился, а «бродячий жонглер», как ни странно, побледнел еще сильнее.
— Вы меня знаете, мессир? — прошептал он.
— Ты подрос, конечно… но не как головастик, который превращается в лягушку, — сказал рыцарь Джон. — Я могу дать руку на отсечение, если ошибусь в том, что в былые времена ты числился пажом в свите королевы Алиеноры[128]. Я однажды слышал, как она позвала тебя по имени.
Теперь по лицу бывшего пажа, а ныне бродячего жонглера поплыли алые пятна. Я, конечно, отпустил его, узнав такие любопытные новости.
— Так и было, мессир! — сказал он и с трудом перевел дух. — А кто вы?
— Вот так встреча! — покачал головой Джон Фитц-Рауф. — Может, и вправду Господь теперь благоволит к нам.
Оказалось, что в Англии бывший паж королевы недолгое время служил оруженосцем самого короля Ричарда. Он был красив лицом, а король, как известно, очень привечал красавчиков. Однако в крестовый поход король Ричард так и не взял своего оруженосца, опасаясь за его не слишком крепкое здоровье, а также — того, что тот лишится нежного цвета своей кожи и огрубеет. Теперь же верный Блондель решил в одиночку найти своего пропавшего господина.
— Я нашел короля! — сообщил он нам, так и сверкая глазами.
— Ты уверен? — с сомнением и некоторой завистью проговорил рыцарь Джон.
— Более, чем уверен! — с воодушевлением сказал Блондель. — Его содержат здесь неподалеку, в маленьком замке. Вчера туда прибыло не менее двух сотен рыцарей самого императора Генриха. Поговаривают, что прибудет и сам император… И я узнал еще, что через два или три дня все вернутся в Шпейер. Я полагаю, что короля перевезут туда.
— Ты видел Ричарда? — спросил рыцарь Джон.
— Нет… — сначала грустно покачал головой Блондель, а потом радостно улыбнулся. — Зато я его слышал…
— Неужели?! — изумился Джон Фитц-Рауф, и я — вместе с ним.
— Я услышал его голос, доносившийся из маленького окошка, — уверил нас Блондель. — Король пел сирвенту своего сочинения. Этот голос я ни с каким другим не спутаю. У короля Ричарда прекрасный голос.
— Покажи нам это окошко! — потребовал я, опередив рыцаря Джона.
Волнение охватило меня, сердце часто забилось. Я никогда не был уверен, что короля Ричарда нам все-таки удастся найти.
Уже через час мы добрались до замка и решили дождаться сумерек.
— Каждый из нас знает короля в лицо, — сказал я. — Мне не довелось слышать его пения. Но я видел его вблизи и хорошо запомнил. Я тоже должен убедиться, что это он.
