Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы
Он сделал повелительный жест в мою сторону, и я, ни слова не говоря, протянул шкатулку настоятельнице так, будто от усталости уже был готов уронить ее на землю.
Мать Мария перестала махать на нас руками, невольно обхватила шкатулку и замерла в растерянности.
Тем временем, за нашими спинами произошло удивительное, но печальное событие. Оказалось, что кляча, тащившая телегу, успела оступиться и рухнуть, и бедной монашке пришлось бежать к воротам, подхватив полы своих тяжелых одеяний. В этой суматохе о ней, конечно, забыли, и несчастная чуть не осталась один на один с разъяренным и очень «нехорошим войском». Так и случилось бы, не будь Добряка Анги.
— Помогите, черт вас подери! — вдруг услышали мы его натужный крик.
Тут-то мы и опомнились, и, кинувшись закрывать тяжелые ворота на засов, едва не прищемили носы первым всадникам. Только шумная волна немецких ругательств перекатилась через высокие каменные стены монастыря и обрушилась на наши головы.
Мы перевели дух и только тогда заметили, что спасенная монашка с трудом поддерживает Добряка Анги, а у того между лопаток торчит стрела.
Оказалось, что несколькими мгновениями раньше благородный Ангеран де Буи выхватил меч и, не задумываясь, кинулся пешим навстречу монашке, готовый в одиночку защитить ее от полчищ злодеев. Потом он уже вместе с ней на пару поспешил к воротам и, пропуская монахиню вперед, принял на себя одну из пущенных вдогонку стрел.
Рыцарь Джон грозно распорядился, чтобы франка отнесли в теплое помещение, а сам приказал мне следовать за собой.
Мы поднялись на невысокую угловую башенку, и англичанин громогласно обратился к нашим преследователям:
— Кто вы, и что вам нужно?!
Сумерки сгущались, и мы теперь могли различить лишь темную тучу, клубившуюся перед монастырскими вратами.
От тучи отделилось темное пятно, приблизилось к башне и остановилось на безопасное расстоянии.
— Мы ищем разбойничью шайку, которая промышляет в наших лесах, — донесся до нас голос, вещавший на очень хорошем франкском языке. — Мы должны убедиться, что это не вы. Откройте ворота!
— Это не люди Фаркаши, — негромко сказал я, на всякий случай подозревая самое худшее.
— Священник? — бросил через плечо Джон Фитц-Рауф. — Все-таки донес?
— Возможно. Ему ничего не оставалось, а то могли обвинить в сговоре с нами — ответил я. — Выходить к этим людям нельзя ни при каких обстоятельствах.
— Посмотрим, — с досадой, будто я задеваю его честь, обронил англичанин и снова в полный голос обратился к тому, кто был внизу: — Я первым просил вас назваться. Но готов уступить. Мы находимся на службе у мессира Дьердя Фаркаши и привезли в монастырь священную реликвию. Настоятельница монастыря, мать Мария, может подтвердить.
— Женщину под страхом смерти можно заставить признаться в чем угодно, — ответили нам. — Мы должны во всем убедиться сами, и поэтому повторяем требование открыть ворота. В третий раз просить не будем.
Кое-что в этом требовании мне очень не понравилось, и я сразу сказал об этом рыцарю Джону:
— Больше всего мне не нравится то, что он сохраняет вежливость и необычайно терпелив.
— Надеюсь, вы — дворянин, мессир! — крикнул Джон Фитц-Рауф. — Если да, то требую назваться. Лишь после этого мы примем решение!
— Я уступаю, и потому больше никаких переговоров не будет, — не менее вежливо пригрозил незнакомец. — Вы имеете честь говорить с Лотаром фон Остерфремде, ближним вассалом герцога Людвига Австрийского.
— Вот этого нам как раз не хватало! — с тяжелым сердцем прошептал я, теперь уже почти не сомневаясь, что ядовитые змеи уже ползут по нашему следу.
— Мессир! — донесся снизу, но стороны обители, голос Эсташа де Маншикура. — Мессир! Ангеран де Буи умирает. Он просит вас обоих прийти к нему как можно скорее.
— Всемогущий Боже! — прошептал едва не в отчаянии рыцарь Джон. — Так мы не доберемся до короля Ричарда. Ангелы все-таки приберут нас тут всех по одному!
Он пообещал вассалу австрийского герцога, что вскорости примет решение, и мы поспешили вниз.
Ангеран де Буи дышал уже тяжело и часто. Его неподвижный взор был направлен в потолок, но, когда мы склонились над ним, он словно очнулся и очень обрадовался нашему появлению.
— Помолитесь за меня у Гроба Господня! — попросил он.
— Тот из нас, кто с Божьей помощью доберется до Иерусалима, обязательно помолится, — пообещал Джон Фитц-Рауф.
— Это очень хорошо! — с блаженной улыбкой проговорил Добряк Анги. — Я хотел вам сказать… Я так сожалею… Но вы должны знать, почему теперь настала моя очередь. — Он содрогнулся и натужно кашлянул. — Мне больше нет дороги… Мы со старшим братом играли наверху, в донжоне. Он полез в бойницу… Было скользко… Дождь… И он сорвался. Я еще мог ухватить его… но помедлил. Дьявол остановил меня… Я помню этот проклятый шепот… «Теперь все будет твое!» Брат разбился насмерть. Там были камни внизу. Они стали красными. Никакой дождь не мог смыть с них кровь моего брата… Я очень рад, что суд уже начался… а то уже нет никаких сил терпеть… Так тяжко… Так…
Он вновь содрогнулся — и затих.
Рыцари перекрестились.
Настоятельница стала умолять нас покинуть монастырь, обещая позаботиться о покойном. Она уверяла нас, что, если мы задержимся, чужаки наверняка ворвутся в обитель и устроят в ней ужасный погром. Что мы могли сказать ей в ответ, как успокоить?
— Здесь есть подземный ход! — вдруг подала голос монашка, которую спас покойный Добряк Анги.
Все это время она стояла позади нас, едва слышно всхлипывала и вытирала слезы со щек.
— Сестра Сусанна! — грозно прикрикнула на нее настоятельница. — Закрой рот! — И снова обратилась к нам умоляющим тоном: — Что из того, благородные господа, что есть ход, ведущий через подземелье в лес? Ведь они ворвутся и станут искать вас. И конечно же подумают, что мы были вашими пособниками. Тогда насилие будет куда ужасней! Неужели вы решитесь отяготить вашу совесть?.. Поберегите, наконец, вашу честь, благородные дворяне!
— Не отяготим, мать настоятельница, — с горькой усмешкой сказал Эсташ де Маншикур. — На наш воз больше не поместится…
После этого он обратился к нам:
— Теперь послушайте меня. Имеющий глаза да увидит… Видно, и впрямь сам Господь велит нам ответить на земле за совершенные грехи. Уж если кому и суждено добраться до короля Ричарда и оказать ему помощь, так только одному вам, мессир. — Разумеется, он имел в виду Джона Фитц-Рауфа. — А для меня этот монастырь, судя по всему, окажется чистилищем… Я как всегда слишком самонадеян.
— Что вы задумали, Эсташ? — с опаской спросил его рыцарь Джон.
— Нас осталось всего трое. С Даудом — четверо, — не ошибся Эсташ Лысый. — При такой численности уже не важно, сколько человек нападут на замок, где содержится в плену король Ричард. Возможно, что вдвоем будет даже проще исполнить это дело, порученное сул… — Он осекся и смущенно кашлянул. — Так вот. Раз уж повелось между нами исповедываться напоследок, то теперь моя очередь. Знайте уж и вы, мать настоятельница. Однажды, по молодости, я тоже… тронул одну чистую девушку. Ее родители были торговцами в Тулузе. Они поместили ее в монастырь, а потом я узнал, что она утонула. Поговаривали, что она сделала это по своей воле. Вот и вся исповедь. Аминь!
Настоятельница перекрестилась.
— А вы, мессир, — обратился Эсташ де Маншикур к Виллену де Нантийолю. — Не можете ли и вы припомнить в своей жизни что-нибудь подобное, раз уж мы с вами очутились в этом месте?
— Могу, — коротко пробурчал рыцарь Виллен, не более многословный, чем покинувший нас Пейре д’Аламон, и на этом его исповедь завершилась.
Эсташ Лысый вздохнул с облегчением:
— Вот видите. Все сходится. Жаль, что бедняга Пейре ослушался воли Господней и потому не был удостоен дара прозреть истину. Боюсь, что он совсем заблудился… Так вот, мессир Джон. Кто бы там, наружи, ни поджидал нас, я полагаю, что им достоверно не известна наша численность. Даже если известна, то в этой темноте не разберешь сразу. Мы вдвоем дадим им бой. Мы возьмем всех оставшихся оруженосцев… кроме вашего сквайра Айвена, и встанем перед воротами…
— И что потом? — мрачно спросил Джон Фитц-Рауф.
— А потом мы зададим этим негодяям вторую Антиохию, — с воодушевлением заявил Эсташ Лысый. — Здесь, с нами, частица копья святого Лонгина. Может, оно поможет нам еще раз. Конечно, там не сарацины… Но и совсем не те, кто принимал крест.
Снаружи донеслись гулкие удары.
— Они уже рвутся сюда! — воскликнула настоятельница. — Вы погубите и себя, и нас!
— Решайте, мессир! — твердо сказал, а верее повелел Эсташ де Маншикур. — Но я вам скажу: другого выхода нет.
