Михайло Старицкий - РУИНА
— Цо то? Я должник пана, а пан упоминает о ссуде! — перебил Тамару Фридрикевич и, поспешно распустивши свой толстый кожаный черес, вынул из него несколько свертков золотых монет.
— Здесь двадцать тысяч злотых, столько же отдам пану, как только увидимся снова!
При виде столь значительной суммы с груди Тамары словно скатилась громадная тяжесть.
— Вот оно, истинное рыцарство! — вскрикнул он в восторге, подымаясь с места.
Сияющий от блаженства Фридрикевич заключил его в свои могучие объятия, и приятели заключили братским поцелуем свой торг.
Наконец из монастырских дверей показалась Галина, в сопровождении матери казначейши, матери игуменьи и других важных лиц монастыря.
Фридрикевич радостно распрощался со всем синклитом монастыря и, взяв Галину за руку, повел ее к воротам.
У ворот их уже поджидали обшитые сани, запряженные четверкой горячих вороных лошадей. Небольшой отряд из нескольких всадников окружал сани.
С самой нежной предупредительностью усадил Фридрикевич свою жертву, окутал ее ножки медвежьей шкурой и, заняв место рядом с нею, крикнул кучеру: «Гайда!»
Раздался звучный лязг бича, лошади рванули, и сани понеслись стрелой по пушистому снежному ковру.
Кругом свирепела метель, но дорога от монастыря к Пологам лежала через густой лес, и ветер не давал себя так чувствовать, как в открытом поле.
Неожиданное счастье, близость, предполагаемого свидания с Мазепой привели Галину в какое-то восторженное состояние.
Все восхищало ее: и свежий морозный воздух, и быстрота бега коней. Прелестное личико девушки с блиставшими, как звезды, глазами казалось еще прелестнее.
Она беспрерывно забрасывала Фридрикевича вопросами о Мазепе, о том, как им удалось отыскать ее убежище, и громадный, грубый, как бык, шляхтич просто таял от блаженства вблизи этого нежного и чистого существа.
После получаса такой езды вдали перед путниками показалась почти засыпанная снегом деревушка, на конце которой виднелась и ветхая, покосившаяся и почерневшая от времени церковь. Кучер лязгнул длинным бичом, и сани лихо подкатили к окружавшей церковь ограде. Фридрикевич быстро выскочил из саней и, подхвативши Галину на руки, понес ее, как перышко, к раскрытым дверям церкви. Сопровождавшие их всадники также спешились и последовали за своим паном.
В церкви все было уже готово к венчанью. Войдя в притвор, Фридрикевич опустил Галину на пол. Галина окинула взором всю церковь и, не заметив в ней Мазепы, обратилась тихо к Фридрикевичу, слегка зардевшись от смущенья:
— А где же, пане, Мазепа? Я его не вижу…
— Не знаю, моя ясная панно, должно быть, прибудет сейчас, — ответил Фридрикевич, подкручивая ус и пожирая девушку глазами.
В это время у ограды раздался громкий топот. Галина вздрогнула и с ожиданием устремила свой взгляд на двери, но, к страшному ее разочарованию, в церковь вошел совершенно незнакомый ей шляхтич, весь запушенный снегом.
Подойдя к Фридрикевичу, он отвесил ему низкий поклон и сообщил, что генеральный писарь Иван Мазепа, не имея никакой возможности отлучиться в это время из Острога, просит пана Фридрикевича сделать ему еще одну ласку, а именно: постоять за него во время венца и, как только окончится обряд, спешить, сколько есть возможности, в Острог, где он, Мазепа, поджидает их со всем свадебным поездом.
При этом сообщении какое-то смутное недоверие шевельнулось в душе Галины.
— Как? — произнесла она, устремляя вопросительный взгляд на Фридрикевича. — Разве так можно?
— Всеконечно, моя ясная панна! — отвечал тот напыщенно. — Не только простые смертные, но и короли венчаются таким образом, если дела мешают им явиться в церковь.
— Но почему же Мазепа не захотел приехать? Ведь это недолго, один только час.
— О ясная панна! Очевидно, дела самой первой важности задержали моего друга, ибо, сколько я знаю, для панны он готов очертя голову лететь на край света, а может, паны комиссары просто и не пустили его из Острога, не поверили.
— Так поедем мы к нему в Острог, — заметила робко Галина.
— В Остроге, моя крулева, есть только костелы, а православным в костелах венчаться нельзя.
Но так как Галина все еще стояла неподвижно, робкая и смущенная, Фридрикевич поспешил прибавить тоном самой благородной обиды:
— Впрочем, если ясная панна еще сомневается в чем- нибудь, то мы можем и сейчас же вернуться назад в монастырь. Как добрый христианин, я не имею права везти не повенчанную панну к холостому рыцарю, тем более, что и друг мой должен будет вскорости покинуть Острог, и поэтому панне придется обождать в монастыре. Ну, что ж, и то дело. Только жаль мне будет моего беднягу, которому из-за пустяков придется отложить свидание с нею на полгода, а может, и на год.
— Нет, нет! Ни за что! — вскрикнула поспешно Галина, услышав о возможности новой разлуки с Мазепой.
— В таком случае, ручку, ясная панна, — Фридрикевич расшаркнулся и изобразил на своем лице самую сладкую улыбку, — и клянусь, еще солнце не скроется за горою, как пан Мазепа будет уже держать свою коханую малжонку в горячих объятьях.
Галина доверчиво вложила свою маленькую ручку в громадную лапу Фридрикевича и подошла к алтарю.
Из алтаря вышел старичок священник в сопровождении двух стороживших его шляхтичей. Он ничего не слыхал из разговора, происходившего в притворе, но вся эта странная обстановка брака внушала ему сильное опасение. При виде же робкого, детского личика Галины, он инстинктивно почувствовал, что здесь разыгрывается какое-то нечистое дело. Он хотел было заговорить с Галиной, спросить, что заставило ее решиться на такой тайный брак. Но леденящий страшный взгляд Фридрикевича приковал его язык к гортани.
— Поторопитесь, панотче, и не теряйте времени даром, — произнес Фридрикевич таким тоном, что старик сразу понял, на что обрекает его малейшее сопротивление. Обряд начался. Несколько раз голос старичка настоятеля обрывался, казалось, он совершенно теряет силы, но ледяной взгляд Фридрикевича и дружественное пожатие поддерживавших старичка шляхтичей заставляли его продолжать обряд.
И Галина не замечала ничего; все шло до такой степени гладко, что в душе Фридрикевича начинало пробуждаться суеверное опасение, чтобы какое-нибудь неожиданное приключение не испортило так блистательно выполненного дела.
Но вот священник подал шаферам венцы, вот связал венчающимся руки и повел их вокруг аналоя.
Счастливое личико Галины безмятежно улыбалось чистой улыбкой ангела, мысль о том ужасном злодеянии, которое совершали над ней и которое должно было разбить всю ее жизнь, — не приходила ей в голову.
Наконец обряд кончился. Галина стала законной супругой Фридрикевича.
— А теперь, ясная пани, — произнес шумно Фридрикевич, целуя ручки Галины, — не будем терять ни одного мгновенья и летим же в замок! Гей, панове, лошадей!..
XLIX
Одни из сопровождавших поезд шляхтичей бросились подавать Галине теплые одежды, другие выскочили на церковную паперть, чтобы кликнуть поджидавшие вдали сани. Но не успели они выглянуть за двери церкви, как вновь влетели с громкими криками назад.
— А цо там? Цо то за гвалт?! — обратился к ним по- польски встревоженный Фридрикевич.
— Несчастье! беда, пане! Надо спасаться… бежать… сюда несется вооруженный отряд!..
— Но то, быть может, мой приятель?
— Нет, нет, ясный пане, то казаки!
— Казаки! — вскрикнул Фридрикевич. — Сколько ж их?
— Душ пятнадцать… за ними бежат еще хлопы… они уже близко, здесь…
Действительно, в церковь уже доносились крики приближающейся толпы.
— Сюда, в алтарь… За мною! Здесь есть выход на другую сторону! — крикнул поспешно один из стороживших священника шляхтичей и бросился к алтарю.
За ним последовали и остальные.
— За мною, панна! Бежим!..
Фридрикевич схватил Галину и попробовал было увлечь ее за собою, но Галина не двинулась с места.
— Куда? Зачем? Что случилось? — вскрикнула она, с ужасом следя за поднявшейся кругом суматохой.
— Татары окружают церковь. Их целый загон, — отвечал поспешно Фридрикевич и с силою потянул ее за руку.
В это время в церковь явственно донеслись крики толпы.
— Нет! Нет! — закричала Галина, вырывая свою руку из руки Фридрикевича. — Это наши! Я не пойду!
Фридрикевич бросился за нею, схватил ее снова за руку, но Галина вырвалась снова и отскочила в дальний угол. Между ними должна была завязаться борьба, и, бесспорно, через несколько мгновений Фридрикевич овладел бы слабой девушкой, но малейшая потеря времени грозила ему ужасной гибелью. Вдруг счастливая мысль молнией прорезала его мозг.
— С ними Тамара со своими казаками! — закричал он, снова хватая Галину за руки.
Это слово произвело на несчастную девушку магическое действие.
— Тамара? — вскрикнула она, судорожно цепляясь за Фридрикевича. — Бежим… бежим!
