Хилари Мантел - Внесите тела
– Как вам известно, – говорит Шапюи, – многие придворные наносят визиты принцессе Марии, дабы предложить свои услуги, когда придут новые времена, а они не за горами. И только вы всё сидите сиднем.
Черт подери, думает он, когда мне ездить, я и так разрываюсь на части, сместить королеву Англии – это вам не шутка.
– Надеюсь, принцесса простит мое отсутствие. Я тружусь ради ее блага.
– Теперь вам необязательно называть ее «принцессой», – замечает посол. – Разумеется, она будет восстановлена в правах наследования. – Шапюи ждет. – Принцесса Мария надеется, все ее сторонники надеются, император надеется…
– Надежда – великая добродетель, однако посоветуйте ей не принимать гостей без разрешения короля. Или моего.
– Она не может запретить им. Они все ее старые слуги. Посетители стекаются толпами. Грядут новые времена, Томас.
– Король – хороший отец и будет рад примириться с дочерью.
– Его величество мог бы почаще проявлять отцовские чувства.
– Эсташ… – Он замолкает, знаком отпускает Кристофа. – Я знаю, вы старый холостяк. А дети? У вас ведь есть дети? Да не пугайтесь вы так! Мне любопытно. Пора нам узнать друг друга ближе.
Посол рассержен сменой темы.
– В отличие от вас я не путаюсь с женщинами.
– А я бы с радостью принял ребенка в семью. Женщины никогда не пытались навязывать мне детей, а я бы не стал отказываться.
– Возможно, эти дамы хотели поскорее от вас отделаться? – предполагает Шапюи.
Ответ посла заставляет его расхохотаться.
– Что ж, вполне возможно! А теперь, дорогой друг, ужинать.
– Впереди у нас много пиров! – Шапюи сияет. – Как только конкубина умрет, Англия вздохнет спокойно.
* * *Даже узникам Тауэра, как бы горько ни оплакивали они свою судьбу, не сравниться в глубине отчаяния с королем. Днем его величество в тоске бродит по дворцу, являя собой иллюстрацию к Книге Иова. Вечером в сопровождении музыкантов отправляется вниз по Темзе, в гости к Джейн.
У дома Николаса Кэрью, несмотря на все его красоты, есть один существенный недостаток: от реки до него восемь миль. Не слишком удобно для путешествий даже долгими июньскими вечерами, ибо король не желает расставаться с Джейн до самой темноты. Будущую королеву перевозят в Лондон. Толпы любопытных перемещаются вслед за ней в надежде разглядеть неясный силуэт: склоненная шейка, опущенные глаза. Зеваки штурмуют ворота, подсаживают друг друга.
Братья Джейн, желая купить любовь лондонцев, не скупятся на подарки. Пущен слух, что Джейн – истинная благородная англичанка, наша, не то что Анна Болейн, которую многие до сих пор считают француженкой. Однако толпа недоумевает и даже негодует: разве не следует королю жениться на знатной принцессе из дальних стран, вроде Екатерины?
– Джейн прячет деньги в сундук, на случай если король передумает, – рассказывает ему Бесс Сеймур.
– Так надлежит поступать нам всем. Надежно запертый сундук еще никому не помешал.
– А ключ прячет на груди.
– Умно! Кому придет в голову туда сунуться?
Бесс лукаво улыбается.
Тем временем весть об аресте Анны распространяется по Европе, и – хотя Бесс невдомек – каждый час Генриху приходят новые предложения. Император надеется, что королю придется по душе его племянница, португальская инфанта, за которой обещают четыреста тысяч дукатов, а принц Луис мог бы составить партию принцессе Марии. А если королю не понравится инфанта, в запасе есть герцогиня Миланская, хорошенькая юная вдовушка с немалым приданым.
Для тех, кто верит в предзнаменования, настало занимательное время. Страшные истории из книг вершатся наяву. Королева в тюрьме, ее обвиняют в прелюбодеянии. Потрясены основы государственности, самой природы. Духи мертвых маячат в дверных проемах, стоят у окон, подпирают стены, стремясь выведать тайны живых. Колокол звонит сам по себе, не потревоженный человеческой рукой. В пустых комнатах кто-то яростно спорит, шипение висит в воздухе, словно горячий утюг опустили в воду. Доселе благоразумные прихожане испытывают непреодолимое желание кричать во весь голос в церквях. Женщина протискивается сквозь толпу и хватает его лошадь за уздечку. Прежде чем стражник оттаскивает ее, она успевает крикнуть:
– Храни нас Господь, Кромвель, что о себе думает король? Сколько жен ему потребно?
В кои-то веки щечки Джейн окрашивает румянец. Или это лишь отсвет ее платья нежного оттенка желе из айвы.
Показания, обвинительные акты, петиции перемещаются между судьями, обвинителями, генеральным прокурором, лорд-канцлером. Каждая стадия процесса вытекает одна из другой и призвана породить мертвые тела в строгом соответствии с законом.
Джорджа Болейна ввиду его знатности будут судить отдельно, вслед за прочими обвиняемыми. В Тауэр приходит судебный приказ: послать за злодеями.
Доставить обвиняемых, а именно: Уэстона, Брертона, Смитона и Норриса в Вестминстер, на суд. Кингстон отправляет их на барке. Двенадцатое мая, пятница.
Вооруженные стражники ведут их сквозь толпу беснующихся зевак, делающих ставки. Игроки верят, что Уэстон выйдет сухим из воды: его семейство не дремлет. Что до прочих, тут шансы равны: половина – за то, что казнят, половина – за то, что помилуют. На Марка Смитона, который во всем сознался, никто не ставит, гадают лишь, повесят ли его, обезглавят, сварят живьем в кипятке или сожгут, если только король не придумает для него что-нибудь особенное.
– Для них законы – пустой звук, – говорит он Ричу, наблюдая за сценками, которые разыгрываются внизу. Им невдомек, что за государственную измену мужчину должно повесить до полусмерти, четвертовать живьем и выпотрошить, а женщину – сжечь, и никак иначе. Король может лишь заменить повешение обезглавливанием, а варят в кипятке только отравителей. Суд может вынести лишь одно решение, которое будет передано толпе, истолковано превратно, так что выигравшие будут скрежетать зубами, а проигравшие – требовать свои денежки. Не обойдется без драк, порванных рубах, разбитых голов и крови на мостовой, между тем обвиняемых от смерти будут отделять еще несколько дней.
Они не услышат обвинения до суда, и, как принято в процессах об измене, у них не будет защитников. Впрочем, их не лишают права самим себя защищать и вызывать свидетелей, если найдутся охотники свидетельствовать в их пользу. Случаи, когда обвиняемые в измене выходили из зала суда оправданными, у всех на слуху, но нынешним подсудимым рассчитывать не на что. Сейчас им следует думать о семьях, о том, чтобы задобрить короля, – это соображение способно усмирить самых буйных. Негоже препятствовать осуществлению правосудия. Предполагается, что в награду король дарует обвиняемым смерть от топора, менее унизительную для их чести. Впрочем, присяжные шепчутся, что Смитона скорее всего повесят, ибо какая у простолюдина честь?..
Председательствует Норфолк. Когда обвиняемых вводят в зал суда, они разделяются: трое джентльменов не желают стоять рядом с Марком, считая это ниже своего достоинства. Им приходится сбиться в кучу, но это устраивает их и того меньше. Он замечает, как старательно джентльмены отводят глаза, как ежатся, опасаясь случайно задеть локтем соседа, подергиваясь внутри дублетов и рукавов.
Только Марк признает вину. Юношу из милосердия держали в кандалах, чтобы не навредил себе ненароком. Целый и невредимый Марк предстает перед судом, на нем ни царапины, как и было обещано, но юношу душат рыдания. Марк умоляет о милости. Остальные обвиняемые скупы на слова, однако из уважения к суду держат себя в руках: трое героев ристалища, которые видят, как на них надвигается неприкасаемый соперник, король Англии собственной персоной. Они могли бы принять вызов, да только пункты обвинения, места, подробности мелькают слишком быстро. При желании они могли бы отыграть очко-другое, но к чему оттягивать неизбежное?..
Когда они входят в зал суда, лезвия алебард смотрят в противоположную сторону, когда выходят – повернуты к ним остриями. Они протискиваются сквозь толпу, живые мертвецы, вдоль узкого коридора из алебардщиков, к реке, возвращаются в свое временное пристанище, прихожую, где им надлежит ждать своего часа, писать прощальные письма и исповедоваться.
Все обвиняемые раскаялись, но только Марк признался, в чем именно.
Прохладный вечер: толпа угомонилась, судебное заседание завершено. Он сидит у открытого окна, клерки суетятся вокруг, бумаги увязаны, он говорит: пора домой. Я буду ночевать в городском доме, в Остин-фрайарз, отошлите документы на Ченсери-лейн. Он – господин того, что изложено на бумаге, и того, о чем бумаги умалчивают, повелитель лакун, ложных толкований и неточных переводов. Новости из Англии просочатся с английского на французский, затем (вероятно, через латынь) на кастильский и итальянский, через Фландрию к восточным владениям императора, через границы германских княжеств в Богемию, Венгрию и к далеким снежным просторам; торговыми судами в Грецию и Левант; в Индию, где слыхом не слыхивали об Анне Болейн, не говоря уже о ее любовниках и брате; по Шелковому пути в Китай, где знать не знают никаких Генрихов, а само существование Англии представляется сомнительной легендой о месте, где рты у мужчин расположены на животе, а женщины умеют летать; это страна, где правят кошки, а люди ловят для них мышей, притаившись на корточках у мышиных нор. В Остин-фрайарз он некоторое время рассматривает Соломона и царицу Савскую. Когда-то шпалера принадлежала кардиналу, затем король забрал ее себе, а когда Вулси умер и Кромвель пошел в гору, преподнес ему в дар, словно извиняясь, словно возвращая истинному владельцу то, что всегда ему принадлежало. Генрих подметил, каким взглядом всматривается он в лицо царицы, вожделея не ее, но Ансельму, антверпенскую вдовушку, на которой непременно женился бы, если бы внезапно не сорвался с места и не вернулся в Англию разделить жизнь со своим народом. В те дни он не раздумывал долго, всегда все просчитывал, а решившись, действовал без промедления. Таков он и сейчас. В чем еще предстоит убедиться его врагам.
