Павел Загребельный - Смерть в Киеве
- Ко мне? А зачем?
- Ты ведь говорила. Вспомни, как сказала той осенью.
- Не вспомню. Да и зачем?
- Ну, тогда ты сказала... Сказала... что ежели вернусь...
- Ну и что, ежели вернешься?
- Что если я снова приеду в Киев, то...
- И что же, если приедешь? - она глумилась над ним открыто и безжалостно. Вертелась перед ним на одной ноге та же самая Ойка, но уже и не та, словно бы ее подменили. Может, это и не Ойка, а суздальская Оляндра, доступная для всех дружинницкая жена, опустившаяся в своем падении на самое дно? Но нет. Перед ним была девушка, ради которой он должен был бы жить дальше, держаться на этом мучительном, полном несправедливости свете. Неужели и она может быть несправедливой?
- Ждали мы тебя с Дулебом там, у Кричка, на лугу, возле Почайны, снова начал он мягко. - Думали, узнаешь - прибежишь.
- Знала, да не прибежала.
- Про Кузьму бы тебе рассказали.
- А что рассказывать? Твой лекарь все написал митрополиту, все знают.
- Просидели в порубе в Суздале чуть ли не год целый.
- Оба и сидели?
- А ты как думала? Лишь Дулеб? Я тоже. Товарищ его во всем.
- Звал меня почто? - спросила она строгим голосом.
- Да ты что? - уже начал гневаться Иваница. - Увидеть тебя хотел. Иль ты обо всем забыла? Стоим на дворе у Прокопа Стварника. Придешь?
- Надобно будет - приду.
- Дай хоть к руке прикоснуться, - попросил Иваница.
Она шутя хлопнула его рукой по щеке, крутнулась, побежала куда-то вдоль улицы, исчезла неведомо как и где. Будто сквозь землю провалилась.
Иваница прислонил к щеке ладонь, будто хотел задержать там что-то от Ойки. Собственно, что он имел от нее? Лишь эту шутливую пощечину - да и только. Немного, если подумать, сколько человек настрадался, добираясь к этой девушке, но и немало, потому что перед этим не имел и того.
Иваница готовился врать Дулебу про Бабий Торжок и про меды, которые отведывал там, но тот не заметил длительного отсутствия своего товарища или же не придал этому значения. Как бы там ни было, Иваница понял, что между ними устанавливаются давнишние взаимоотношения полнейшего доверия и свободы делать кто что хочет, и вельми обрадовался этой своей мысли, что же касается Ойки, разозлившей его своим поведением, то он решил изменить ей с первой же попавшейся гулящей девкой. "Вот только морду отъем, подумал мстительно Иваница, - так и найду себе девку! Будет она знать у меня! Мне бы только морду отъесть после харчей Долгорукого!"
Назавтра позвали их к Войтишичу. Но не на трапезу, не в торжественности и не с многочисленной вооруженной свитой, а украдкой, под покровом темноты, в которую Киев погружался теперь с каждым днем все раньше, потому что дни заметно сокращались. У старого тысяцкого разболелось сердце, ничто не помогало ему. Войтишич, возможно, и умирал уже; к его счастью, в Киеве появился в это время княжеский лекарь Дулеб, вся надежда теперь была на него.
Они пошли в сопровождении Войтишичева человека, их пропустили во двор, провели по тем же самым переходам, что и в прошлом году; вошли они в ту же самую гридницу, где была тогда трапеза с обременительной велеречивостью воеводы, но теперь здесь было пусто, притемненно горело несколько небольших свечей, настороженность и тревога ощущались во всем, на большом столе посредине гридницы, сдвинутая со своих мест, стояла серебряная посуда, тускло посверкивавшая в полутьме; видно, еще недавно тут восседали за столом обжоры и выпивохи, красовался в своей зловещей пышности сам Войтишич, бессмертный, казалось, человек, который пережил десяток князей и начисто забыл межу между подлостью и лицемерием, отмахиваясь от всего на свете своим излюбленным "Будь оно проклято!"
Дулеба провели в воеводскую ложницу, а Иваница тем временем остался в гриднице, чтобы быть на подхвате и помочь лекарю, ежели что, хотя, по правде говоря, Дулеб каждый раз обходился собственными силами. Была у Иваницы надежда, что где-нибудь здесь повстречается ему Ойка и он сможет переброситься с ней словом-двумя, но вокруг вертелись лишь ближайшие слуги Войтишича; Ойка же вряд ли и допущена была сюда, в палаты воеводские, она где-то ютилась со слепым отцом в хижине, в самом закутке дворовом, тут ее ждать было бы полнейшей бессмыслицей. Зато пришел тот, кого Иваница и не ждал вовсе. Точно так же, как и в прошлом году, должны были они снова встретиться, только теперь уже не во дворе, а тут, в гриднице, хотя опять-таки с глазу на глаз. Втиснулся в гридницу, волоча ноги так, будто разгребал ими снег, дебелый Петрило, хлопнул своими бесцветными, что и в темноте белели, глазами на Иваницу, ругнулся потихоньку:
- Черти тебя носят! Почто сидишь тут?
- А стерегу, чтобы твои черти да не унесли душу твоего воеводы.
- Ты тот же самый, что и в прошлом году? - удивился Петрило.
- Вот уж!
- Говорили, в Суздале бросили вас обоих в поруб.
- Бросили, а мы вылезли.
- Вылезли или выпущены?
- Знаешь своего князя лучше меня. Тот сажать не любит, но если уж посадит, так не выпускает. Или забыл князя Юрия?
- Не твое дело, раб. Забыл сам, видать, кто перед тобой?
- А чихал я на тебя! Не забыл, что ты и боярина Кучку стрелой когда-то сразил...
Петрило метнулся к Иванице, закрыл ему ладонью рот.
- Раскричался! Кто сказал тебе это?
- А сам князь Юрий.
- Ну, - Петрило отошел, сел возле свечки, разглаживал светлые усы. Мало что скажет Долгорукий.
- Все о тебе знаю, - злорадно промолвил Иваница. - И что ты доверенный человек Долгорукого в Киеве, тоже ведомо мне.
- Кому служу, того и доверенный. Не болтай языком. Лекарь у Войтишича?
- Да. Воскреснет твой воевода.
- Не собирается умирать, еще и тебя переживет.
- Вот уж! Может, и ты переживешь?
- Поболтай мне еще языком, и я тебе покажу!
- Думал я: дружить с нами станешь. Обидел Долгорукий и тебя и нас. Нас в поруб, а тебя с глаз прогнал за того боярина Кучку. Ужели такой ценный человек был этот боярин?
- Замолчи, - попросил Петрило, - голова болит от твоей болтовни. Занудливый ты вельми человек, а на вид вроде бы и не таким должен быть. Расскажи лучше про Суздаль. Что там видел да как был со своим лекарем?
- Вот уж! Почему я должен тебе рассказывать! Были, да и все. Видишь, каким я стал, а каким был.
- А скажи мне такое, - Петрило снова подошел к Иванице. - Вот тогда вы должны были у меня обедать, а не приехали, как это вышло?
- Есть не хотелось, - засмеялся Иваница.
- Ты мне не крути, а говори правду. Куда пропали?
- Сказано же: в Суздаль. А перед тем у князя Изяслава были. Он как раз Бохмач дожигал. Горело долго. Потому что был дождь, а князь Изяслав присматривался. Глаза грел. Ну, а мы тогда двинулись дальше, прямо на Суздаль, за убийцами. Хотя вышло, что и не убийцы никакие ни Кузьма, ни Силька.
- Кто же погнал вас в Суздаль?
- Совесть.
Петрило побродил малость по гриднице, вышел на свет, присмотрелся к Иванице.
- Совесть гоняет человека по свету, когда она нечиста. Ты же да твой лекарь имеете совесть чистую, или, скажешь, не так?
- А так.
- Тогда зачем же вам понадобилось в Суздаль? Да еще и к грозному Долгорукому.
- Не такой он и грозный. Князь добрый и славный.
- Добрый, а в поруб вас бросил.
- Куда же должен был бросать? Притащились из самого Киева: ты, княже, убийца! Радуйся и веселись.
Петриле, однако, почему-то очень хотелось вернуться снова к тому, с чего начинал.
- Так ты так и не сказал, кто же послал вас в Суздаль?
- А Войтишич, - беззаботно сказал Иваница.
- Войтишич? - даже подпрыгнул Петрило. - Смеешься надо мной? Спрашиваю - так говори, а не хочешь, так скажи: не хочу. Болтаешь пустое.
- Вот уж! При тебе Войтишич об убийцах сказал. Игумен Анания тоже поддержал. Да и ты.
- Я молчал.
- Может, и молчал. Поддакивал молча.
- Но ведь не посылали вас никуда.
- Не посылали, так мы и сами догадались.
- Заплачу тебе хорошенько, - пообещал Петрило. - Еще не знаешь меня. Я все могу в Киеве. Лишь бы держался за меня.
- Вот уж! Имею Дулеба, вот и все. А плату свою спрячь. Пригодится.
Иваница уже и не рад был, что наткнулся на Петрилу. Видно, ему зачем-то крайне нужно было выведать, кто и как спровадил их тогда в Суздаль, а получалось, - как ни верти, - сделала это Ойка. Еще получалось, никто об этом не знал. Все сходилось на ней, все тогда началось, теперь должно было закончиться, по крайней мере так хотел Петрило, да и еще, может, кто-то. Ну, так не дождутся же!
- Знаешь, - сказал Иваница, - ты ко мне не цепляйся, а то возвратится князь Изяслав, я и скажу ему, кем ты был у Долгорукого, - вот тебе и конец. А может, ты и до сих пор еще тут доверенный человек князя Юрия? Для него и выпытываешь?
Петрило плюнул и отошел от Иваницы.
- Не попадайся мне под руку, - посоветовал с неприкрытой угрозой, ибо кто Петриле перейдет дорогу, то...
