Тулепберген Каипбергенов - Непонятные
— Если хочешь знать правду, Маулен, — сказал Фазыл, — так человек прежде всего раб своей тайны.
Замысловатым был ответ, не взяли в толк джигиты, что разумел судья Фазыл под тайной. Ну, а коли не взяли в толк, то и не приняли.
— Смел в ответах Ерназар-младший, — похвалил новичка ага-бий. — Однако велика ли эта смелость? Готов ли ты к трудным вопросам?
Не отвел взгляда, не опустил голову Ерназар-младший. Принимал вызов самого ага-бия.
— Скажи, джигит, что украшает человека?
— Возможность накрыть для друзей обильный дастархан.
Блеснуть остротой мысли, увы, не удалось Ерназар-младшему. Все поняли это, и ага-бий первым. Насторожился юноша. Торопливо стал искать другой ответ. Нашел, вроде любое слово лежало у него за пазухой и труда никакого не было достать его.
— Лучшее украшение человека — не есть даровую пищу.
Ага-бий одобрительно улыбнулся. Ответ юноши понравился ему.
Игра разгоралась, каждому хотелось показать себя с лучшей стороны, потягаться с друзьями-противниками умением разить словом и мыслью. Есаул Асан, на обязанности которого было оберегать порядок во время словесного состязания и не допускать нарушения очередности, забыл про все и сам бросился в борьбу.
— Зарлык-ага! — обратился он к новичку — нравилось старым агабийцам проверять тех, кто только что вступил в игру. — Что является троном, что — короной и что главной силой правителя?
Такие загадки были по душе Ерназару. Заставляли они джигитов задумываться над тем, как устроен мир, что в нем справедливо и что несправедливо. Поэтому смолчал, узрев в поступке Асана нарушение порядка.
Новичок Зарлык, табунщик из казахского аула, дальний из дальних потомков Чингисхана, не спешил с ответом. Степенный и разумный был человек. Знал, наверное, что трон, корона и главная сила правителя, однако выдавать требуемое так просто не хотел. Подождал, пока наступит тишина настоящая в юрте и навострят уши джигиты. И когда улеглось волнение ага-бийцев и стало так тихо, что звон травы под ветром донесся до каждого, табунщик сказал:
— Трон правителя — это народ, корона — войско, главная сила — меч и нуля…
— Вот как! — поразился Асан. — А что же тогда трон, корона и главная сила народа?
— Трон народа — земля, на которой он родился и мужал, корона — солнце в небе, главная сила — кетмень и лопата, что кормят его…
Табунщик из казахского аула почувствовал себя победителем и как победитель гордо глянул на остальных агабийцев. На есаула Асана — тоже. Не вынес возвышения над собой новичка Асан и кинул еще вопрос:
— А каким, Зарлык-ara, должен быть правитель?
— Эту загадку я хотел бы предложить вам, есаул, — сказал табунщик. — Великий ага-бий, имеет право впервые вступивший в игру задавать вопросы?
— Да, конечно! — кивнул Ерназар. — Мы здесь все равны. Задавай.
— Я уже задал его устами есаула Асана: каким должен быть правитель?
— Важным! — ответил Асан. — Суровым, строгим. Не то говорил Асан. Агабийцы скривили в усмешке
губы, глупым показался им ответ есаула.
На выручку товарищу поспешил судья Фазыл.
— Правитель должен быть немногословным, — сказал он. — Многословие, как известно, груз для верблюда. А какой правитель желает уподобиться верблюду…
И Фазыл не спас положение. Про верблюда он хорошо сказал, смешно получилось. Но вот умно ли? Табунщик Зарлык, слушая есаула и судью, посмеивался, не могли агабийцы одолеть его. Бросали слова, как камни, да все мимо.
— Выпасая коней, я думал о своем месте в жизни, — решил ответить на собственную загадку Зарлык. — Нужен ли я? Не обойдутся ли умные и крепкие кони без табунщика? Отпустил их. А потом сыскать не мог. Разбрелись по степи, не погибли едва. Кобылицу молодую вырвал из пасти волков. Не подоспей вовремя, подобрал бы только шкуру да кости. Вот и пришел я к заключению, поразмыслив о своем месте в жизни: нужен табунщик. Правитель и есть табунщик, а вернее сказать, пастух. Каким же должен быть правитель? Мудрым пастухом…
Перестали насмешливо улыбаться джигиты. Поразил их своим рассказом этот потомок Чингисхана. Оказывается, не только щелкает кнутом пастух, но и ума-разума набирается, выпасая четвероногих в степи.
— Хорошо сказал, Зарлык, — похвалил душевно новичка Ерназар. — Добавлю два слова лишь, они помогут завершить сказанное тобой. Пастух должен быть добрым, любить тех, кого опекает. Долг правителя вести и защищать народ, и если для спасения народа потребуется его жизнь, отдать ее.
Все посмотрели на ага-бия. Высокие слова произнес он. Они походили на клятву, будто принимал на себя Ерназар заботу о степняках, неприкаянных и обездоленных. Правителем вроде назначал себя. Кому-то по душе пришлось это назначение, кому-то принесло огорчение. Зависть человеческая, говорят, родилась раньше самого человека. Родившись же, не покидала его ни в радости, ни в горе.
Здесь, в юрте гостеприимного Маулена, зависть еще только пускала свои ростки. Еще не понимали джигиты, какова сила ее и какую беду принесет она, распустившись ядовитым цветком. А не понимая, тешили себя желанием испробовать свои силы, примерить шутливо халат бархатный правителя, не подойдет ли он. Вдруг подойдет. Тогда зачем нужен ага-бий?!
Игра тем временем, завершив второй круг, перешла в третий. Джигитам предстояло заслушать сообщения вестников. Установил такую должность Ерназар и считал ее весьма важной. Должны агабийцы знать, что делается на просторах степных, на каракалпакской земле и на земле соседей, близких и далеких. Вестники объезжали аулы, перебирались через Амударью и Казах-дарью, доходили до западного берега Арала. Широким становился для них мир. А чем шире мир, тем понятнее.
Первым всегда рассказывал об увиденном и услышанном главный вестник Генжемурат. Его и поднял с паласа ага-бий.
— Поведай нам, братец Генжемурат, что нового в мире?
Встал Генжемурат. Ладный и статью и лицом был главный вестник. На сокола походил. Как сокол смел и быстрокрыл, за недели какие-то мог облететь степь бескрайнюю. Конь его не знал усталости. Не знал усталости и сам Генжемурат. Понимал, что, собирая по крупинкам новости и рассыпая эти крупинки перед бием и джигитами, он не любопытство праздное утоляет, а раскрывает перед ними двери в мир, чужой и незнакомый. Может быть, завтрашний мир степняков.
Сверстником и другом был Генжемурат ага-бию. Вместе росли, вместе мужали, из одной чаши пили горечь разочарования и сладость удач. Унижение народа было и их унижением, боль народа — их болью. Отроком еще Генжемурат сказал матери Ерназара, мудрой Кумар: «Мы с Ерназаром принадлежим поколению, которое затеряется во мраке, останется в тени других поколений». Мертвая тишина, наступившая после неудачного восстания Айдоса, была так тягостна и так безнадежна, что свет солнца, казалось, померк навсегда. С началом игры «ага-бий» к юноше вроде Оы вернулась опять надежда.
— Начинай, брат! — попросил Ерназар.
— Хурджун мой не слишком велик, — предупредил Генжемурат, — но есть в нем не только просяные зерна, но и жемчужины. Принял я их от купцов, караванщиков, странствующих по земле людей. Самая большая жемчужина подарена мне караванщиками, что пришли с севера. Неспокойно за пределами нашей земли, и люди спешат уйти от непогоды, укрыться в селениях соседей…
— Можно ли верить караванщикам? — спросил Ерназар.
— Надо верить, ага-бий. Если три человека повторяют одно и то же — это истина. Мне же повторили тридцать три.
— И все же?
Генжемурат взял Коран и, опустившись на палас, приложил священную книгу мусульман ко лбу — это означало, что вестник клянется говорить только правду. Когда книга вновь вернулась за пазуху, откуда извлек ее Генжемурат, ага-бий сказал:
— В правдивости твоих слов, Генжемурат, мы не сомневаемся.
— Мои слова — это их слова. Продолжай, брат!
— Казахская степь объята огнем вражды. В ханстве Вокея народ восстал против царских чиновников, хотя сами казахи недавно просили оренбургского генерал-губернатора взять их под свою защиту, так как богатеи притесняют, глумятся над бедняками. Русские вступились за простых степняков. Теперь главы родов натравливают народ на русских. Люди в растерянности, не знают, на чьей стороне правда. А огонь восстания горит, кровь льется…
— Ойбой! — застонали джигиты. Судьба братьев-казахов им была не безразлична.
— Пламя войны полыхает и над Афганистаном, — продолжал между тем Генжемурат. — В прошлом году персидский шах занял город Герат. Когда правитель уступает хоть часть своей земли врагу, он окрыляет этим и других противников. Как воронье налетели в Афганистан инглисы. Говорят, их там больше, чем самих афганцев. Протягивают инглисы руку и к Хиве. Слуги хана выловили одного дервиша, подосланного инглисами. Сейчас этот дервиш сидит в зиндане. Другого инглисского лазутчика поймали русские в Оренбурге…
