Карен Налбандян - Истории из армянской истории
После бархатной революции 1991-го парк открывают для широкой публики. Стену и ограду, впрочем, не убирают.
Публика в парке чувствует себя неуютно. Как правило всё сводится к робкому кругу строго по дорожкам.
Так что, когда спустя года три парк снова закрывают, никто особо не огорчается. Похоже, даже и не замечает.
Это уж как всегда: права, которыми не пользуешься, очень быстро теряешь.
Дальнейшая история взаимоотношений двух реальностей куда менее идиллична.
25 сентября 1996 года. После основательно сфальсифицированных президентских выборов многотысячная толпа идёт на штурм райского сада, голыми руками выносит чугунные прутья ограды – каждый толщиной в руку и врывается в парламент. Обходится без смертоубийства, всё сводится к битью морд особо одиозных политиков. Намёк оказывается не понят. В город вводят войска (ещё один пункт развлекательной программы для участников Всемирной Шахматной олимпиады), ограду восстанавливают и продолжают – по принципу "Ничего не забыли и ничему не научились".
А через три года, всё той же проходной, пройдут в альтернативную реальность пятеро в длиннополых плащах.
Во главе с малоизвестным пока журналистом Наири Унаняном.
История тридцать четвёртая
Когда наступит завтра.
История реальная, слышал от одного из участников спасательной операции в Ленинакане-88.
7 декабря 1988 года. 11:40. Ленинакан.
Двое инженеров некого института садятся на лифт, кабинка бодро идёт наверх…и тут начинается чертовщина. Грохот, треск, падение…и тишина.
Это сейчас Спитакское землетрясение – страшный, но эпизод истории. А тогда? И какие мысли могут придти человеку от полной изоляции и неизвестности? Особенно нормальному советскому человеку конца восьмидесятых.
Короче, откапывают кабинку через двое суток.
Инженера вылезают наружу, осматривают лежаший в руинах город. Людей, в незнакомой, но явно натовской военной форме. Слушают говор – также незнакомый, но с преобладанием английского. Переглядываются.
И, не сговариваясь, синхронным движением делают "руки вверх".
История тридцать пятая
Побратимы
У Еревана много городов-побратимов. От понятных Москвы-Питера-Киева-Одессы до экзотических Исфагана и Подгорицы.
Итальянская Карарра даже как-то подарок прислала – монумент белоснежного каррарского мрамора – пара огромных рук, поднимающихся прямо из пьедестала.
Ереван отдарился весьма симпатичным фонтанчиком "Два барана" (копия стоит неподалёку), а скульптура, ставшая одним из символов города, получила народное название "Унылые руки".
Ещё один побратим – Антананариву, столица Мадагаскара. Город славен улицей Мориса Беневского и первым в мире автомобильным шоссе (1901 год).
Ну, да это преамбула, а амбула начинается аккурат в блокадном 1993-ем (война, хлеб по карточкам, свет по часу в день, керосинки, свечи, печной обогрев и праздничное настроение когда температура на борту доходит до 12 градусов).
И вот, значится, получает ереванская мэрия (или ещё горсовет?) письмо из этого самого Антананариву. А в письме написано, что в последнее время в Антананариву прямо жизни нет.
И спасти город может только одно: надувной стадион.
Каковой надлежит отослать побратимам со всей возможной поспешностью.
Проглядели, в общем ребята распад Союза. А может просто на место не принесли, не сопоставили новость с фактом прекращения халявы.
Не знаю, что отписала им мэрия, но на этом, вроде, побратимство и накрылось тряпочкой.
История тридцать шестая
"Сорок дней Муса-Дага" – что дальше?
Франц Верфель "40 дней Муса-Дага".
Книга написана по мотивам реальных событий 1915 года…Офицер турецкой армии Габриэл Багратян – уже много лет живёт во Франции. Женат на француженке, их сыну уже 13-14 лет. Да и сам – натуральный европеец. Ну и решают приехать в Турцию,типа, "Вот твоя родина, сынок". Все в восторге, до чёртиков впечатлений, неприятность правда случилась, полицейские заходили, паспорта забрали. И слухи начинают идти, что армян будут выселять. Тут жена-француженка высказывается в том духе, что "Ну не средневековье же, на дворе как никак тысяча девятьсот пятнадцатый год".
Офицер решает выяснить в чём дело, идёт к местному начальнику, где его жестоко избивают.
Короче, погибать как барану офицеру – пятно. Он уговаривает жителей окрестных деревень не сдаваться, а обороняться. Они уходят на гору Муса-Даг (это – на средиземноморском побережье) и сорок дней держат оборону против кадровой турецкой армии, пока их не спасает случайно оказавшаяся неподалёку французская эскадра. Параллельно идёт описание судьбы тех жителей деревни, кто сдался туркам.
Под конец – идёт погрузка на корабли, а офицер вдруг понимает, что ему некуда возвращаться. Сын погиб при обороне, с женой они расплевались. А эммигрировать не хочет. Словом, остаётся. И погибает.
"Падая, он ухватился за деревянный крест и увлек его за собой. И крест сына лег ему на грудь" – Так заканчивается книга.
А в жизни? В жизни всё складывается и хуже, и лучше.
Хуже – потому как реальная осада продолжается не сорок, а все пятьдесять дней.
А лучше, потому что Мовсес Тер-Галустян – прототип Габриэла Багратяна, руководителя обороны Муса-Дага, в отличие от персонажа остаётся жив. Переезжает в Ливан, селится в Бейруте, где и живёт ещё 70 лет. Несколько десятков лет бывает бессменным депутатом ливанского парламента и умирает в 1986 году, в возрасте 99 лет.
