Алла Кроун - Перелетные птицы
Она осторожно приоткрыла дверь и прислушалась. Если повезет, она не встретит ни Алины, ни ее мужа. В коридоре было тихо. Анна ступила на пушистую ковровую дорожку, тихонько прошла по коридору, свернула за голубой гостиной и оказалась у входа в покои Евгения. Когда она проходила мимо золоченой двери, та неожиданно распахнулась и в коридор вышел граф.
— Анна! Какая приятная неожиданность! — воскликнул он. — Весь день вас не видел. Где вы прятались? — И вдруг добавил: — Вы прелестно выглядите.
В алом парчовом шлафроке с кушаком он казался совсем молодым. Приглушенный свет подчеркивал мягкие черты обаятельного лица.
— Спасибо, — пробормотала Анна и хотела пройти мимо, но Евгений преградил ей путь и пристально посмотрел в глаза.
— Вы, кажется, взволнованы, Анна. Что стряслось, моя дорогая? — Он взял ее под локоть. — Позвольте, я вам помогу. Быть может, зайдете ко мне?
Тон его был мягким и заботливым, а голос будто ласкал — идеальное сочетание для того, кто нуждается в утешении. Прикосновение его было удивительно теплым. «Почему Антон не такой? Евгений всегда находит нужные слова, а они мне сейчас так нужны!»
За углом открылась дверь. Анна обернулась, ее платье зашуршало. Свет из комнаты Евгения стелился золотым ковром у нее под ногами.
— Входите, Анна. Бокал коньяка — это именно то, что вам сейчас нужно.
Не стоит его бояться. Да и вообще, глупо бояться всего на свете. Что плохого в том, чтобы принять доброту другого человека?
Коньяк она пила впервые в жизни. Внутри у нее точно разгорелся пожар, и огонь разлился по всему телу, перетекая в руки, ноги, губы. От него запылало все ее туго стянутое тканью тело. Это пламя рвалось наружу, обволакивало, нестерпимо жгло. Она и представить себе не могла, что способна чувствовать такое, так гореть. Она, такая серьезная и спокойная Анна! И кончики его пальцев у нее на коже — это прикосновение сводило ее с ума. Его губы словно растворили ее в себе. В объятиях Евгения она потеряла разум. Обезумела. Нет, это была не она. Это не она сейчас бросилась на кровать, срывая с себя тесную одежду, извиваясь рядом с этим мужчиной. Ею овладел демон, он вознес ее на заоблачную вершину, а потом словно отпустил туго натянутую пружину, вызвав мгновенный и странный прорыв. Внутри нее точно произошло извержение вулкана, как будто высвободилась некая могучая сила, и это ощущение было таким мощным, что она вскрикнула. Да, она закричала, но потом ее охватил такой стыд, что она не смогла заставить себя повернуться к Евгению лицом. В темноте она собрала свою одежду и убежала.
Неужели один бокал коньяка сотворил с ней такое? О нет. Это она, Анна, позволила этому случиться. Собственное тело, ее слабое, охваченное огнем тело предало ее. Но как такое могло произойти с ней, воспитанной молодой женщиной, которая всего каких-то пару часов назад корила своего жениха за мелочный проступок? Да еще с таким негодованием! Теперь она падшая женщина. Ее жизнь погублена, и погублена человеком, которого она всегда остерегалась и не любила.
В течение следующих двух дней она не выходила из своей комнаты, сказавшись нездоровой, и послала Антону письмо с просьбой какое-то время не навещать ее. Хуже того — она не хотела видеть Евгения. Назавтра он должен был уезжать, но она не могла себя заставить встретиться с ним. Анна не любила его и сгорала от горького стыда. Она потеряла власть над собой и не сомневалась, что мысли ее были такими громкими, что любой, кто окажется с ней рядом, услышит их и узнает о ее страшном грехе.
Антон догадается. Все поймет по ее лицу. И после такого его любовь растает, в этом не может быть сомнений. Что же делать? Теперь она не может выйти замуж за Антона. Всю жизнь она была честной, иначе просто не смогла бы жить. Жить! О боже, теперь ей придется жить, как эти жалкие старухи-приживальщицы, которые тенью ходят по комнатам дворца, раболепно заглядывая в глаза хозяевам.
Нет, этого она не вынесет! Ее грех должен остаться тайной. Всю жизнь ей предстоит расплачиваться за минутную слабость. Она любила Антона и не хотела сделать ему больно. Эта тайна станет ее мукой, ее расплатой за ошибку — и сделает ее лучшей женой. Ну конечно! Свадьба состоится, и Антон ни о чем не узнает.
Это был лучший из возможных выходов.
Тошнота подступила неожиданно. Сначала Анна решила, что вчера вечером съела слишком много пирога с рыбой. Его слабо пропеченная корочка оказалась тяжеловатой для желудка, сказала она себе. Но на следующее утро приступ повторился. И на следующее тоже. В очередной раз она уже не смогла найти объяснения тошноте. Ужас червем-паразитом проскользнул в самое сердце. Алина сочувствовала ее недомоганию и присылала с Феней ромашковый чай. Анна не знала, к кому обратиться, прекрасно понимая, что никому открыться не сможет. И это было хуже всего, ибо слова покаяния, подступая к горлу, застревали там и, невысказанные, отступали обратно. О том, чтобы рассказать Алине, не могло быть и речи. За признанием последовал бы позор и изгнание из дворца, а идти ей было некуда. Панический страх захлестнул Анну. Оставалась лишь крохотная надежда — признаться во всем Антону, молить его о прощении и, забыв о достоинстве, просить его жениться на ней. Она приняла бы любые условия.
Но где сыскать храбрости, чтобы осмелиться посмотреть Антону в глаза? Чтобы увидеть, как его лицо исказится от боли или, того хуже, от отвращения. Но перед ней встал выбор: либо проглотить гордость и сделать так, чтобы о том, что с ней случилось, знал только Антон, либо порвать с ним, и тогда весь мир узнает о ее позоре. Подобное казалось немыслимым.
Решено, сегодня она откроется Антону. Больше ждать нет сил. Им нужно будет пожениться сразу. Обучение его уже почти закончено, и скоро он получит диплом. Анна не знала, как будет говорить с ним, какие доводы приведет в оправдание. Было бы нечестно возлагать вину на него, сказав, что в тот вечер он сделал ей больно и она нашла утешение в объятиях графа.
Но Антон не стал ее расспрашивать. Ей не пришлось говорить, с кем она была. Он знал. Он лишь спросил, уехал ли граф Евгений в Париж. Анна не думала, что когда-нибудь сможет снова заплакать. Ей казалось, что глаза ее высохли навсегда, но сейчас слезы все же подступили. Изо всех сил стараясь оставаться спокойной, она объясняла, что это было ошибкой, клялась, что такого больше никогда не произойдет, и уверяла, что она готова сделать все, о чем он ее попросит. Она клялась, что не помнит подробностей той ночи. Но она помнила. Она помнила жар всепоглощающей страсти, необоримое, бесстыдное желание отдаться чужой воле. Экстаз.
— Антон, — сказала она, — я не прошу у тебя прощения, потому что знаю, что не достойна его, и я не могу заставить тебя поверить в то, что ждала только тебя все это время. Я лишь прошу не наказывать меня сомнением, которое будет преследовать меня всю жизнь.
Антон посмотрел на нее. Две больших слезы выкатились из ее глаз и оставили блестящие дорожки на щеках. Давящая боль стиснула ее грудь.
— Антон, я бы все отдала, чтобы ты не страдал из-за меня. Я люблю тебя. Только тебя! И всегда буду любить.
Он не ответил. Анна приблизилась к нему и робко потянулась к его плечу, но он отошел на шаг и сложил руки на груди.
— Пожалуйста, не прикасайся ко мне! Мне нужно подумать.
Он махнул рукой, как будто отгоняя ее, и вышел из комнаты.
Поженились они тихо, без обычного для таких мероприятий веселья и без гостей. Графиня Алина была разочарована.
— Что с тобой, Аня? Неужели тебе не хочется надеть подвенечное платье, фату, пойти к алтарю под пение церковного хора?
А когда Анна сказала, что в этот счастливый день хочет видеть только своего мужа, Алина и вовсе обиделась.
— Поступай как знаешь, — бросила она, надув губки.
Антон никогда не обсуждал с Анной их тайну. Однажды она попыталась заговорить с ним об этом, но он тут же помрачнел и замкнулся в себе. Он запретил ей снова поднимать эту тему, и она повиновалась.
Она дала себе клятву, что будет верной и преданной женой, отражением своего мужа. Когда родился мальчик, она назвала его Сергеем. С замиранием сердца Анна ждала, как поведет себя Антон, когда увидит ребенка в первый раз. Он повел себя как гордый отец, и ее страхи развеялись.
Понадобилось десять лет, чтобы они с Антоном снова сблизились. Это случилось после рождения их собственного ребенка — пухленькой розовой малышки. Имя выбрал отец — Надежда. И Анна поняла, почему он принял такое решение, ведь именно надежда им была нужнее всего. Он называл девочку Надей, своим счастьем и благословением.
За эти десять лет Антон не только отслужил положенный срок в армии, но и обзавелся собственной практикой с кабинетом на берегу Мойки. Граф Петр благодаря своему влиянию действительно добился того, чтобы Антона оставили в столице, и более того — сделал его своим семейным врачом. Когда Анна стала возражать, потому что ей не хотелось иметь ничего общего с Персиянцевыми, Антон заметил, что лишний доход им не помешает, да и времени семья графа будет занимать у него не так уж много.
