Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век
– Монголы – такие же люди, только помельче. А что их много, так на то они и дикий народ, ни в чем меры не знают. Потому и расплодилось их что мошкары: мелких, злых и кровожадных, – глубокомысленно изрек один из мужиков, утирая слезящиеся от напряжения глаза.
– Может, оно и так, да от татар не отмахнуться, как от комарья, – вздохнул стоявший рядом с Романом чернобородый крутолобый мужик. Его густые черные как смоль волосы трепало на ветру, и он время от времени отводил их рукой со лба.
– Ты бы, Данило, шишак на голову надел, не то стрела, не дай Бог, ужалит, – посоветовал Роман Федорович.
– Хорошо бы, – отозвался тот, – да ни один не налазит, больно большая.
– Вот так дела… – удивленно протянул Роман. – Ты же кузнец! Чего для себя не выковал?
– Не сподобился вот. Все другим доспехи ладил, – развел руками Данила. – Только-то меч по руке и сделал.
Надолго замолчали.
Между тем темная колышущаяся масса татарского войска приближалась, заполняя все пространство от синеющего вдали леса и до берега Волги. Уже стали различимы впереди идущие группы всадников.
– Да сколько же их здесь?! Я отродясь столько народу не ви… – воскликнул кто-то из мужиков, нервно хихикнул и, испугавшись своего смешка, смолк на полуслове.
– Не робей, мужики! – прикрикнул Роман на окружавших его воинов. – Поди, учил я вас не напрасно. Выстоим, пока царь Алтынбек войско приведет. Монголы крепости воевать не горазды. Они в чистом поле числом берут, а здесь ров, стена да мы на стенах. А кроме того, гляньте, – показал Роман рукой в сторону площади перед дворцом брата царя Булгарии, – конное войско. Всадники в тяжелых доспехах, да и лошади железом прикрыты, не чета монголам. На тех, кроме лохмотьев, ничего нет. Осилим! – пытаясь приободрить оробевших от увиденного воинов, уверенно произнес Роман Федорович.
– Хороша конница, слов нет, да всего пять сотен. С таким-то войском только татей по лесам гонять, – невесело проронил кто-то и тяжело вздохнул.
– Э-эй, мужики, князя не видели? – раздался звонкий мальчишеский голос, и в черном проеме лаза показалась вихрастая голова.
– Кому я там понадобился? – откликнулся Роман Федорович. – Тебе, что ли?
– Не-е-е, – замотал головой мальчишка. – Княгиня тебя ищет, – и, угнув голову вниз, прокричал: – Матушка Мария, здесь он!
Вскоре на площадке смотровой башни появилась княгиня. Одетая в чешуйчатую рубаху, перепоясанную широким кожаным поясом, на котором висел короткий меч, за спиной – лук, на голове – шелом с высоким султаном, она, мать двоих сыновей, казалась стройным юношей, еще не вошедшим в зрелую пору. Глядя на жену, Роман залюбовался ею.
– Ты чего удумала-то? – нахмурил брови он. – Не забава, сражение жестокое грядет!
– Напугал, – передернула плечиками Мария.
– Не женское это дело, – уже тише добавил Роман Федорович. – Твое дело за сыновьями приглядывать, а не по крепостным стенам лазить!
– Ты же знаешь, что ни одна стрела, пущенная мной, не пролетит мимо. А что до Федора и Хасана, так с ними Феофан-писец, дед Данила и прислужниц два десятка.
Зная, что жену не переспорить, Роман согласился.
– Но как все стрелы метнешь – домой! – твердо сказал он, и Мария смиренно склонила голову, ибо Роман, приняв решение, был непреклонен.
А между тем тумены хана Бату заполонили видимое пространство. Словно река, встретив на своем пути остров, они обошли его и устремились дальше на север. Уже солнышко склонилось к западу, а татары все шли и шли.
– Да сколько же их? – тихо проговорила Мария.
Заглянув в ее широко распахнутые глаза, Роман прочитал в них недоумение и ужас. Обняв жену за плечи, он так же тихо ответил:
– Много. Одна надежа на Бога да на эти стены.
Ближе к ночи татарское войско встало. Измученные ожиданием, защитники Ошела недоумевали: ни один всадник не приблизился к стенам города ближе полета стрелы.
– Чего они, треклятые, задумали? – переговаривались мужики из полка князя Романа.
– Располагаются на ночлег, будто нас и нет вовсе.
– Поди, пакость какую готовят. Ночи ноне темные, подберутся тайком и навалятся скопом.
– А мы на что?
Но ночь прошла спокойно. Лишь сполохи множества костров да незнакомая речь напоминали, что враг рядом. А когда утром рассеялся стелющийся с Волги туман, взору ошельцев предстала картина, принесшая надежду: дымились головешки потухших костров, а напротив главных ворот от небольшого леска и до реки копошилась серо-рыжая от малахаев и лошадиных крупов масса, на взгляд, тысяч пять-шесть. Остальное войско ушло.
Ближе к полудню к воротам Ошела не спеша подъехали двое всадников на низких лохматых лошадях. Судя по добротной одежде и лисьим шапкам, воины не простые.
– Открывай ворота! Послы хана Челука!
Посовещавшись, на встречу с татарами выехали булгарский воевода Ослак и князь Роман Федорович. Блистая наборными кольчугами, восседая на арабских тонконогих скакунах, они всем своим видом показывали уверенность и силу.
– Хан Челук приказывает вам открыть ворота! Вы все – его добыча! Вы все – его рабы! А рабам не нужно оружие, лошади и дорогие одежды, не нужны дома и женщины. Их удел – пасти ханские табуны. Хан повелевает: всем выйти из города, оставив оружие и лошадей. Кто же воспротивится воле хана, того ждет смерть!
Чуть сдерживаясь от возмущения, Роман Федорович произнес:
– Хан Челук – великий воин. Но мы тоже воины и выйти, сложив оружие, не можем. Передайте своему хану, что мы согласны оставить город только с оружием. Хан Челук не должен препятствовать нашему отъезду.
Татарские всадники, выкатив глаза, зашлись хохотом. Они тряслись, хлопая себя по коленям, животам, показывали пальцами на ничего не понимающих Романа и Ослака. Наконец, отдышавшись, один из послов, выпятив губу, презрительно выдавил из себя:
– У вас всего пять сотен воинов да три сотни рабов на стенах, а вы требуете от хана отпустить вас вольно. Вы – трава под сапогами нашего хана, вы – рабы его.
– Хан Челук – мудрый хан. Он понимает, что такие решения надо принимать обдумав. Я прошу дать нам время на раздумья до заката солнца.
– О чем они говорят? – тихо спросил воевода Ослак, склонившись к самому уху Романа.
– Подожди малость, – отмахнулся Роман.
Но ханские послы, не удостоив ответа, развернули коней и, взвизгнув по-разбойничьи, ускакали.
– Ты еще надеешься, что царь придет с войском к Ошелу? – глядя удаляющимся послам вслед, спросил воевода.
– Нет. Ему теперь не до нас. А время потянуть следует. Ночью попытаемся выйти из города.
– Так что сказали послы? – повторил свой вопрос воевода, и, когда Роман передал содержание короткого разговора, побагровев, Ослак разразился потоком проклятий и угроз. Он готов был броситься вслед татарам, чтобы немедля утолить жажду мести, ибо большего оскорбления, нежели он услышал, воевода и представить не мог. Раб – вот что привело его в бешенство. Роман с трудом унял разгорячившегося воеводу.
– Вот что я тебе скажу, – остановившись в воротах, заявил Ослак, – ночи я ждать не намерен! Прямо сейчас, пока враг не ждет, я ударю всей конницей. Ты видел их вооружение? А лошади?
– Но их много! – возразил Роман. – Они смелы и жестоки. Татары разбили половцев! Покорили много народов, разрушили немало городов…
– Ты со своими рабами можешь прятаться за стенами, но я сделаю так, как решил! – твердо заявил воевода и, рванув поводья, ускакал к ожидавшим его всадникам.
Роман только осуждающе покачал головой, понимая, что воеводу не остановить, и направился к смотровой башне.
«Погубит воевода конницу! Как пить дать погубит!»
Поднявшись на площадку башни, Роман Федорович сердито произнес, обращаясь к своим сотникам:
– Нечего глаза пялить на татарву! К своим мужикам идите. Надо ждать осады. Да булгар, что с вами на стенах, расставьте между нашими, они-то покрепче будут.
– Случилось что? – тревожась за мужа, спросила Мария.
– Сейчас увидишь, – тряхнул головой Роман. – Вон, уже пошли, – показал он рукой в сторону площади.
Казалось, что по серому полотну прошла серебристая рябь. Это воины садились на лошадей, и солнечные блики играли на их доспехах. Еще через мгновение площадь забурлила, заволновалась и потекла, убыстряя свой бег, широким ручьем по улице в сторону ворот. Так колонной, не замедляя движения, чтобы не утерять внезапности, повел воевода Ослак пять сотен закованных в железо всадников на тумен хана Челука.
– Что он делает? Воевода двинулся умом! – вскричал Роман. – Лавой! Развернись лавой! – кричал он, размахивая руками.
Но его могли слышать лишь стоявшая рядом Мария да с десяток воинов на стенах, ибо гул от множества копыт перекрывал все звуки.
Татары заволновались. С высоты башни было видно, как они в спешке садились на лошадей, группами выезжали на открытое место и стекались к всаднику, держащему в руках длинное копье с развевающимся на его конце флажком и конским хвостом. Их становилось все больше и больше, тысяча, две, три… И неожиданно вся эта конная масса, разбухая и разрастаясь, двинулась навстречу булгарской коннице. Ветер дул от реки, и поднятая копытами пыль, словно шапкой, накрыла место сражения. Ничего невозможно было рассмотреть, только треск, словно скованная льдом река вскрылась, прокатился над полем битвы.
