Михаил Казовский - Евпраксия
— Дабы не травмировать раньше срока.
— Чем травмировать?
— Сутью «Пиршества».
— Чем конкретно?
— Вы теперь сами знаете.
— Только пока догадываюсь.
— Лотта разве не объяснила?
— Нет, в подробностях — нет.
— Ну и слава Богу. — Он отвел глаза.
— Но сейчас ответьте.
— Рупрехт вам расскажет. У меня не хватает времени. После, после, милая! — И поцеловал ее в лоб.
— Вы меня путаете, ваше величество, — кротко посмотрела на супруга Опракса.
— Нечего бояться. Раз уж вы беременны, то бояться нечего!
Вскоре в Гарцбург прискакал добродушный и вяловатый Конрад. Поклонившись мачехе, он коснулся пухлыми влажными губами ее руки и почтительно произнес тихим голосом:
— Очень рад нашему знакомству. Нам отец писал о вашей неземной красоте, но моя фантазия рисовала всё же нечто более ординарное. Вы очаровательны, ваше величество. Говорю это по-простому, по-родственному, по-сыновьи. И надеюсь на взаимные чувства.
Адельгейда кивнула:
— Я хотела бы подружиться с вами. Не вести себя, как напыщенная гусыня. Мы ровесники...
— Да, ровесники! — засмеялся он.
Как-то оба встретились в окрестностях замка на одной из конных прогулок. Чинно поздоровавшись, медленно поехали рядом. Адельгейда спросила:
— Государь с вами говорил о николаитах?
— Да, имел удовольствие... Уговаривал вступить в лоно Братства. А когда я ответил, что не собираюсь, страшно рассвирепел. Обещал проклясть.
— Вы огорчены?
— Нет, нисколько. Пошумит, пошумит, как всегда, да и успокоится. Я считаю, что путь империи — не
в конфликте с Папой, а в союзе с ним. Для чего специально обострять отношения? Загонять себя в угол нарочитым отречением от Креста? Если весь цивилизованный мир ему поклоняется? Не мы первые, и не мы последние... Надо объединять церкви — западную, восточную, — а не множить ереси.
Евпраксия натянула поводья, чтобы осторожней спуститься к реке. Поделилась невеселыми мыслями:
— Генрих страшно вспыльчив, иногда взрывается, как вулкан. Я всегда робею в эти мгновения. А порой бывает внимателен и любезен... Как мне поступать? Император примется давить, убеждать, чтобы я прошла посвящение...
— Стойте до последнего. Потяните время. Уходите от прямого ответа: мол, ни «да», ни «нет». Я вас поддержу в любой ситуации. Можете на меня рассчитывать.
— Вы серьезно, Конрад? Не обманываете, не хотите задобрить? — посмотрела с надеждой на него государыня.
Итальянский наместник, грузноватый меланхоличный юноша, справивший недавно двадцатилетие, в светло-серой шапочке и коричневом плаще с вытканными желтыми розами, подтвердил негромко:
— Жизнью моей клянусь, памятью покойницы матери, что не оскорблю вас ни словом, ни делом.
Улыбнувшись, императрица проговорила:
— Вот моя рука. Мы отныне вместе.
— Счастлив это слышать, — отозвался пасынок.
Ближе к Рождеству прикатил епископ Бамбергский. Рупрехт заперся с венценосцем, долго совещался, а спустя какое-то время посетил Адельгейду. Вид служителя культа был ей неприятен: дряблые, висящие мятыми подушками щеки, губы в клейкой белесоватой слюне и бесцветные алчные глаза; он смотрел на нее, вроде раздевая, словно мысленно вступал с ней в интимную близость, и она краснела, опускала голову, путалась в словах.
— Вы позволите, дочь моя? — произнес церковник и присел напротив. — После разговора с его величеством я зашел побеседовать с вами о спасении вашей души. Вы не возражаете? Речь пойдет о николаитах. Знаете ли вы, кто они такие?
— Очень смутно, ваше преосвященство. Только в общих чертах.
— Что ж, тогда надо пояснить. Николай Чудотворец был архиепископом города Миры в Малой Азии. И прославился тем, что не признавал водного крещения и вообще не считал Крест святым. Он лечил недужных наложением рук и призванием Духа Святаго в молении на огонь. Не вода, но огонь — вот что освящает и очищает! Ведь горение и есть жизнь. В нас горит огонь Высшей Силы, и пока горит Свеча, существует мир. Мрак — погибель. Мир — борьба темноты и света. Вот что главное. А вода только заливает огонь... Так учил Святой Николай, прозванный за свои великие чудеса Чудотворцем. Мы — его ученики и сторонники.
Евпраксия спросила:
— Да, но отчего Рим и Константинополь не считают Николая еретиком? Он причислен к лику святых...
Рупрехт без запинки нашелся:
— Потому что выгодно. Ведь они скрывают от паствы истинные взгляды учителя. Совершают подлог, беззастенчиво лгут.
Рупрехт объяснял несколько часов. Говорил о семи инкарнациях душ — прежде чем достичь Истины. О борьбе эонов света — воинов Неба — с ратью темноты, сатаны. О божественной первобытной мысли высшего существа — Матери Жизни, от которой был рожден первый человек, устремившийся в бой с демонами тьмы. О насущной задаче каждого — совершить обряд очищения огнем, сжечь грехи, счистить раскаленным железом материальную корку преступлений с души.
— Все католики с православными — превеликие грешники, — утверждал священник, — ибо поклоняются ложным ценностям и забыли дорогу в истинный Храм. Мы зовем отступников на «Пиршество Идиотов», где они самоуничижаются, опускаются ниже грязи, предаются всем смертельным грехам и, подобно апостолу Петру, трижды отрекаются от Креста. А затем Братство принимает раскаявшихся к себе, очищает огнем от скверны и ведет за собой в Царство Божье. Что вы думаете об этом, дочь моя?
Адельгейда сидела мрачная, углубившаяся в раздумья. Глядя в пол, нехотя сказала:
— Уж не знаю даже... С детства я воспитана в почитании тех святынь, от которых вы меня призываете отказаться. Перейти из православия в католичество и наоборот, в сущности, нетрудно. Разница в отдельных обрядах и формах... Но у вас — отрицание краеугольных камней! У меня нет ответа на ваш вопрос.
— Вы должны решиться, ваше величество. — Рупрехт наклонился и провел рукой по ее предплечью. — Если не желаете рассориться с императором. А разрыв с ним гибелен: ведь у вас под сердцем его дитя. Появившись на свет и сделавшись взрослым, с неизбежностью спросит: «Почему мой отец нас не признает? Почему вы расстались? » Рассудите чинно и без эмоций, дочь моя. Посмотрите на обстоятельства философски. Ради собственного спокойствия. И спокойствия будущих детей. — Он поднялся и заключил: — Скоро мы вернемся к нашему диалогу.
Он ушел, а императрица расплакалась в голос. Прибежавшие Паулина и Груня еле ее уняли, заставляя дышать нюхательной солью.
В следующие несколько дней на нее навалилась Лотта — видимо, по наущению Генриха и Рупрехта. Говорила, что Папа Климент III тоже разделяет их взгляды и в ближайшее время он объявит учение Николая Чудотворца основной опорой истинной религии. «Мы стоим на пороге священной войны, — утверждала Бер-
свордт. — Иноверцы будут разгромлены и посрамлены. Горе тем, кто не смог вовремя прозреть!»
Сомневаясь и путаясь, Адельгейда снова стала спрашивать совета у Конрада: как ей поступить? Королевский отпрыск выглядел печальнее прежнего:
— На меня тоже сильно давят, — сокрушался он. — Мой отец угрожает, что провозгласит императорским наследником не меня, а младшего брата.
— В чем же выход?
— Я не знаю. Надо положиться на волю Господа.
— Ах, мне страшно, Конрад!..
За неделю до Рождества государь явился в покои жены. Был какой-то взвинченный, вроде выпил вина или принял неизвестное снадобье, расширяющее зрачки. Для начала спросил:
— Как вы чувствуете себя, ваше величество?
— Благодарствую, более-менее.
— Лекарь говорит, что беременность протекает сносно.
— Да, не жалуюсь.
Самодержец прошелся по комнате:
— Приближается Рождество Христово. В эти дни Святой Николай, или, по латыни, Санта Николаус, Санта-Клаус, раздает подарки. И взамен ждет подарки от христиан... Вы намерены сделать Ему подарок и вступить в Братство николаитов?
— Я в смятении, ваше величество. Видимо, мое состояние — будущей матери — отражается на моих умственных способностях... Голова велит: надо подчиниться! А на сердце — камень. Это «Пиршество Идиотов»... Мне никто так и не объяснил, в чем оно заключается. Все отделываются общими фразами: «смертные грехи», ¦ ниже грязи»... Расскажите толком.
Неожиданно монарх рассердился, начал потрясать кулаками:
— Вы несносны! Надоедливы и глупы! Утверждали, что любите меня, что готовы на всё ради сохранения августейшей семьи. А теперь капризничаете и желаете знать больше, чем положено! Не перечьте мне. Сделайте, пожалуйста, как прошу. Или разойдемся навек.
Подавляя слезы, вздрагивая, Евпраксия проговорила:
— Для чего вам это? Разве так существенно, стану ли я членом Братства?
Государь ответил со злостью:
— Да, существенно! Важен принцип. Вы обязаны подчиняться мне в каждой мелочи. Целиком и полностью. Я не стану разделять ложе с женщиной, если та не разделяет моих идеалов.
Киевлянка все-таки заплакала:
