Джеймс Баллард - Империя солнца
В полдень, когда вернулся завернутый, как покойник, в полотнище алого парашютного шелка, лейтенант Прайс в сопровождении волокущих очередной короб подчиненных, Джим сгреб свою кипу журналов и удалился в блок G. Он провел еще целый час, разбирая их по порядку, а потом отправился на прогулку по лагерю, стараясь держаться подальше от больнички. Он перебрался через колючую проволоку и принялся обследовать заросшую бурьяном полосу земли между лагерем и аэродромом Лунхуа, надеясь обнаружить где-нибудь поблизости ту самую черепаху, которую выпустил здесь на волю за пару недель до конца войны.
Но в канале за забором не было ничего, кроме тела мертвого японского летчика. Ряд объектов на территории аэродрома Лунхуа — пагода, казармы и диспетчерская вышка — был занят передовой частью гоминьдановских войск По какой-то непонятной причине японские пилоты и солдаты из наземных служб даже и не пытались уйти с аэродрома и жили теперь в захламленных ангарах и ремонтных мастерских. Каждый день солдаты-националисты вытаскивали оттуда нескольких японцев и убивали их на ничьей земле к югу или к западу от летного поля.
При виде мертвого японского летчика, который плавал в канале лицом вниз среди сброшенных «Мустангами» дополнительных баков, Джим расстроился не меньше, чем при виде мертвых британцев в лагерной больничке. С этого момента он решил больше не выходить за территорию лагеря. По ночам он спал на койке миссис Винсент, а днем сортировал американские консервы и шоколад или раскладывал по порядку свою коллекцию журналов. Теперь у него была уже целая библиотека, которую он аккуратно разложил по свободным койкам у себя в комнате. «Тайм», «Лайф» и «Ридерз дайджест» осветили, казалось, все мыслимые аспекты войны, мира одновременно знакомого и совершенно не похожего ни на что из того, что он видел в Шанхае и в Лунхуа. По временам, когда он внимательно изучал эффектные репортажи о танковых сражениях и о взятии береговых плацдармов, ему казалось, что он и вовсе понятия не имеет, что такое война.
Тем не менее он продолжал собирать журналы с пола в комендантской и всякий раз прятал под ними пару лишних банок «Спама» и порошкового молока, поскольку предусмотрительно начал собирать свой собственный запас продовольствия. Джиму уже стало ясно, что американцы сбрасывают продовольствие все реже и реже, и рано или поздно они и вовсе перестанут этим заниматься. Теперь, когда сил у него стало куда больше против прежнего, Джим мог в свое удовольствие рыскать по лагерю, и самую большую радость доставили ему найденные под койкой в блоке D теннисная ракетка и банка с мячиками.
На третье утро, когда Прайс и его люди стояли с биноклями на крыше караулки, нетерпеливо выглядывая в небе американские самолеты, к воротам лагеря подъехал допотопный грузовой «опель». В кабине сидели двое голых по пояс британцев, бывшие узники Лунхуа, а в кузове тряслись их дети и жены-китаянки, вместе со всем своим скарбом. В последний раз Джим видел этих двоих мужчин, старших рабочих с судоремонтного завода «Моллер Лайн», на стадионе Наньдао — в то утро, когда кончилась война, они поднимали капоты белых «кадиллаков» и копались в моторах. Каким-то образом им все-таки удалось добраться до Шанхая и разыскать свои семьи, не интернированные в свое время японцами. В городе они явно оказались не ко двору и вот теперь решили вернуться в Лунхуа.
Они уже успели по дороге разжиться своей первой добычей. В кузове лежал похожий на бомбу цилиндрический авиационный короб, рядом с которым маленькие дети в китайских рубашонках казались еще меньше, чем были в действительности. Джим стоял у окна Бейси и смотрел с довольной улыбкой, как Таллох и лейтенант Прайс спускаются с крыши караулки. Они подошли к воротам, но открывать их не стали. Тут же разгорелась жестокая перепалка — между Прайсом и бывшими заключенными Лунхуа, которые то и дело яростно тыкали пальцами в сторону блока Е, теперь совершенно пустого, если не считать тихо смеющегося себе под нос четырнадцатилетнего мальчика в окошке верхнего этажа.
Джим замолотил кулаками о цементный подоконник, а потом помахал рукой двоим бывшим заключенным и их сердито насупившимся женам-китаянкам. Все эти годы они только и мечтали о том, чтобы найти способ удрать из лагеря, и вот теперь сами же просят впустить их обратно, чтобы занять свои места в преддверии третьей мировой войны. Много же им понадобилось времени, чтобы понять простую истину, которую Джим знал всегда — что в пределах Лунхуа они свободны.
Ворота отворились; сделка состоялась. «Опель» произвел-таки впечатление на лейтенанта Прайса. Через минуту оба британца вместе с женами и детьми уже спешили через плац-парад к блоку D, а за ними по пятам мчались первые утренние «Мустанги». Налетевшая на лагерь следом за самолетами воздушная волна всколыхнула и погнала сквозь пустые здания смрадный ветер, трупную вонь, которую несла на крыльях туча объевшихся мух.
Китайские нищие у ворот прикрыли лица. Но Джим вдохнул этот смрад полной грудью, оставив за колючей проволокой свои недавние мысли о больничке и о мертвом японском летчике, который плавает в канале. Настало время позабыть о мертвых. Лагерь на свой лад начал понемногу оживать. Несколько дней на порошковом молоке и шоколаде сделали Джима сильнее, но не настолько, чтобы он смог выдержать долгий переход до Шанхая. В лагерь станут возвращаться другие люди, и, может быть, среди них окажутся и отец с матерью. Даже если американцы станут сбрасывать еще меньше еды, чем сейчас, продовольствие так или иначе будет поступать регулярно. Джим посмотрел вниз, на заброшенные кухни по ту сторону караулки и на ржавеющую рядом с ними груду раздаточных тачек. Он уже поймал себя на мысли, что съел бы сейчас сладкую картофелину…
Его туфли звонко печатали шаг по пустым коридорам и дальше вниз, по каменным ступеням крыльца. Выбежав из вестибюля, он услышал, как ритмично застучал мотор «опеля». Таллох и сифортский горный стрелок грузили в кузов через задний борт скатку парашютного шелка и ящики с консервами.
— Джим! Вот ты где! — Таллох жестом подозвал его к себе. — И куда это ты собрался?
— В блок G, мистер Таллох. — Джим запыхался, хватанул воздух ртом и облокотился о трясущееся, как в лихорадке, крыло «опеля». В дверях караулки стоял лейтенант Прайс и методично вщелкивал патроны в магазин винтовки, с видом скряги, который тайком ото всех пересчитывает золотые монеты. — Я хотел забронировать комнату для родителей — может так случиться, что они тоже приедут в Лунхуа. Я и вам забронирую комнату, мистер Таллох.
— Джим… Джим… — Таллох положил руку Джиму на голову, пытаясь унять этого перевозбудившегося мальчика. — Знаешь что, сдается мне, теперь самое время поехать и попытаться найти твоего отца. Война закончилась, Джим.
— А как насчет следующей войны, мистер Таллох? Вы же сами сказали, что она вот-вот начнется.
Механик подсадил Джима в кузов.
— Джим, прежде чем начать новую войну, нужно сперва рассчитаться со старой. Мы тебя подбросим — ты едешь обратно, в Шанхай!
38. Дорога на Шанхай
Грузовик бросало от одной обочины шанхайского тракта к другой, и Джим то и дело падал на болтавшуюся туда-сюда скатку парашютного шелка. Он цеплялся за стоящие вокруг него коробки с НЗ и слушал, как в кабине орут, пытаясь перекричать трубный рев мотора, Таллох и лейтенант Прайс.
Сквозь выцветший камуфляж заднего окошка кабины Джим видел забинтованные руки бывшего полицейского, нарочито, напоказ поднятые над рулем, так что идущая на скорости машина вильнула в сторону и едва не слетела с дороги. Колеса чиркнули по кромке насыпи, подняв вихрь пыли и опавших листьев. Таллох сидел на пассажирском сиденье, поставив рядом с собой кувшин с вином и высунув в открытое окно ствол винтовки. Когда между разбитыми осколками авиабомб деревьями показались многоэтажки Французской Концессии, он радостно забарабанил кулаком в дырявый брезентовый тент.
Лейтенанта Прайса явно нельзя было сажать за руль, но, несмотря на это, Джим был рад, что они с Таллохом оба в таком приподнятом настроении. Когда они выехали из лагеря, лейтенант долго не мог отыскать вторую скорость, и в результате свою первую милю по шанхайскому тракту они проползли с жутким ревом и со скоростью пешехода; Джим уже начал бояться, что в радиаторе вот-вот выкипит вода. Потом в районе Хуньджяо американцы сбросили очередную порцию парашютов, и к Прайсу мигом вернулись водительские навыки. Они долго громыхали по проселкам и насыпям, пытаясь сопроводить парашюты вплоть до места приземления и радуясь тому обстоятельству, что смогут теперь продать на шанхайском черном рынке такое огромное количество американских товаров.
Однако всякий раз кому-то удавалось добраться до сокровища раньше их. Битых полчаса они носились по заброшенным рисовым полям, а в итоге так и не нашли ни единого авиационного короба. Прайс размахивал винтовкой и был готов перестрелять весь белый свет.
