Джеймс Баллард - Империя солнца
На подходе к больничке он начал думать: а вдруг доктор Рэнсом сидит сейчас там? У входа в шестой барак лежал в луже насквозь промокший костюм Пьеро, оставленный «Комедиантами Лунхуа». Джим остановился, чтобы протереть банку «Спама». Он аккуратно вытер крышку банки кружевным воротником, вспоминая при этом лекции доктора Рэнсома по личной гигиене.
Бамбуковые жалюзи на окнах больнички были опущены, так, словно доктор Рэнсом в приказном порядке устроил своим пациентам послеобеденный сон. Джим взобрался на крыльцо, и ему показалось, что изнутри доносится какое-то невнятное бормотание. Как только он отворил дверь, его окутало плотное облако мух. Ошалев от яркого света, они все разом ринулись в дверной проем, как будто пытаясь сбросить на ходу прилипший к крыльям тяжелый ДУХ.
Смахнув мух с губ, Джим зашел в мужскую палату. Гнилостный воздух стекал с фанерных стен, и в нем купались мухи и пировали на сваленных грудами на койках мертвых телах. Похожие на отбракованные туши в не прошедшей санитарного контроля скотобойне, различимые разве что по драным шортам, по платьям в цветочек и по кое-как напяленным на распухшие ноги деревянным башмакам, здесь лежали десятки бывших обитателей Лунхуа. Спины и плечи у них блестели от слизи, а рты с вывернутыми, между раздувшихся щек, губами были раскрыты, как будто этих разжиревших мужчин и женщин силком оторвали от банкета, а они не успели утолить даже первого аппетита и мучились теперь от голода.
Он прошелся по темной палате, плотно прижав к груди банку «Спама» и дыша сквозь притиснутую к носу пачку журналов. Лица у мертвых были совершенно карикатурные, но некоторых Джим все-таки узнал. Он искал доктора Рэнсома и миссис Винсент, решив, что сюда свезли тех заключенных, которые отстали от колонны во время обратного перехода от стадиона до лагеря. Мухи суетились на гниющих телах: им откуда-то уже было известно, что война кончилась, и теперь они решили не упустить ни единого лоскутка человеческой плоти, чтобы наесться впрок, в ожидании голодного мирного времени.
Джим стоял на ступеньках больнички и смотрел на пустой лагерь и на тихие поля за колючей проволокой. Мухи вскоре отстали от него и вернулись в палату. Он пошел в сторону больничного огородика. Прогулялся между полуувядшими растениями, раздумывая, не полить ли их прямо сейчас, и сорвал два последних томата. Он поднес было один из них ко рту, но остановился, вспомнив свои былые страхи: а что, если его душа уже умерла тогда, на стадионе в Наньдао, и теперь живет только тело? Если душе не удалось выбраться из тела, и она умерла прямо там, внутри, то, может быть, тело тоже не стоит кормить, а то он раздуется, как трупы в больничке?
Поднявшись на балкон актового зала, Джим сидел и вспоминал свою последнюю ночь на стадионе в Наньдао. Ближе к вечеру к лагерным воротам подошел китайский торговец в сопровождении трех кули. Они принесли на длинных бамбуковых коромыслах глиняные кувшины с рисовым вином. Джим сидел и смотрел, как возле караулки оформляется бартерная сделка. Лейтенант Прайс был все-таки не дурак и вовремя закрыл дверь в комендатуру, чтобы китайцы не увидели всех тамошних сокровищ. Кувшины с вином ушли за несколько блоков «Лаки Страйк» и за одно-единственное парашютное полотнище. Торговец ушел, следом за ним ушли кули с тюком парашютного шелка, и британцы очень скоро все перепились. Джим решил, что сегодня ему не стоит возвращаться в караулку. В густеющей темноте то и дело маячило белое тело лейтенанта Прайса, с разгоревшимися от вина красными ожогами от сигарет на груди.
Джим сидел на балконе и смотрел на аэродром Лунхуа. Он осторожно открыл банку «Спама». Жаль, что нельзя разделить ее с доктором Рэнсомом. Поднеся ко рту первую порцию теплого мяса, он вспомнил о трупах в больничке. Вид мертвых заключенных ничуть его не испугал. Если честно, он все это время прекрасно отдавал себе отчет в том, что отставших во время перехода из Лунхуа в Наньдао либо оставили умирать, либо убили прямо на месте. И все-таки рубленое мясо в банке отчего-то ассоциировалось у него с теми распухшими трупами. Каждый кусок был покрыт точно такой же на вид слизью. Живые, которые едят или пьют слишком быстро, как Таллох или этот полицейский лейтенант с вечно окровавленными руками, скоро присоединятся к лежащим в больничке обожравшимся мертвым. Еда кормит смерть, жадную и затаившуюся до времени смерть, которая угнездилась в их же собственных телах.
Джим слушал доносившиеся из караулки пьяные крики, а потом целый град выстрелов: это Прайс решил пострелять из винтовки над головами сидящих за воротами китайцев. Эта фигура, этот альбинос с выцветшей от долгогосидения в подземной тюрьме кожей и с забинтованными руками, внушал Джиму страх — первый из мертвых, которые восстанут из земли, чтобы развязать следующую мировую войну.
Он дал глазам отдохнуть на уверенной геометрии взлетно-посадочной полосы. В четырехстах ярдах от актового зала между разбитыми самолетами ходил молодой японский летчик. В руке у него была бамбуковая палка, и он что-то искал ею в крапиве. Его мешковатый летный костюм, подсвеченный сумеречным воздухом, напомнил Джиму о другом пилоте, и тоже в сумерках, который три года назад спас ему жизнь и открыл ему ворота в Лунхуа.
37. Забронировать комнату
Едва рассвело, Джима разбудили первые разведывательные полеты американских истребителей. Спал он в эту ночь на койке миссис Винсент и теперь из окошка в блоке G смотрел, как пара «Мустангов» кружит над пагодой на аэродроме Лунхуа. Час спустя над лагерями для интернированных и военнопленных вокруг Шанхая снова начали сбрасывать гуманитарную помощь. Из утренней дымки над Янцзы одно за другим появлялись звенья Б-29 и, открыв бомбовые люки, утюжили воздух над пустынными рисовыми полями, — армада пустых лимузинов внаем, в ожидании случайного клиента.
Теперь, когда война кончилась, американские бомбардировщики то ли не хотели сбрасывать груз прямо в цель, то ли им это занятие окончательно приелось. Они избавлялись от багажа где-нибудь прямо над полем, в пределах прямой видимости от лагеря, и, качнув на прощание крыльями, неторопливо удалялись восвояси, исполнив таким образом свой ежедневный долг, — что страшно злило Таллоха и лейтенанта Прайса.
Когда же, наконец, в Шанхай придут американские войска и американский военно-морской флот? С крыши блока G Джим внимательно разглядывал гладкое зеркало реки в трех милях к северу. Вполне понятно, что американцы осторожничают и не заходят в устье Янцзы, опасаясь, что отдельные капитаны японских подлодок могли не согласиться с капитуляцией. Но пока они туда не войдут, Джиму тоже не стоит в одиночку пускаться на поиски отца и матери. Весь Шанхай и прилегающая к нему сельская местность представляли сейчас собой ничейную землю, где не было ни мира, ни войны, вакуум, который очень скоро захочет заполнить своими людьми каждый оказавшийся поблизости полевой командир, каждый китайский генерал-переметчик.
Дождавшись, пока Прайс и его люди отправятся на поиски парашютов, Джим спустился и пошел в караулку. Воздушная волна от мощных двигателей гуманитарной «сверхкрепости» нагнала из больнички гнилостную вонь, которая потом пеленой висела над лагерем еще на протяжении нескольких часов. Но Таллох, казалось, ничего подобного попросту не замечал. Как только лейтенант Прайс исчезал из пределов прямой видимости — призрак отправился к погребальным курганам охотиться на других призраков, — Таллох не имел ничего против присутствия Джима в комендантской. Джим первым делом подошел к выставленным у стены консервным банкам. Он наскоро позавтракал «Спамом» и порошковым молоком, а потом уселся за стол сержанта Нагаты и принялся жевать плитку шоколада и разбирать по порядку американские журналы.
Чуть позже, когда Таллох отправился издеваться над увеличивающейся день ото дня толпой голодных китайцев у ворот лагеря, Джим забрался по лестнице на смотровую вышку. Оттуда было видно, как Прайс и его команда обшаривают русла ручьев к западу от лагеря. Они объединились с еще одной группой бывших заключенных из лагеря в Хуньджяо, и теперь по насыпям между противотанковыми рвами бегали вооруженные люди и стреляли куда-то в сторону, поверх затопленных рисовых делянок. Уже было ясно, что бывшие британские пленные — не единственные падальщики на этой равнине. За несколько недель до конца войны из всех близлежащих китайских деревень ушли жители; теперь они возвращались. По округе шастали банды кули, обдирая покрышки и панели кузовов со сгоревших японских грузовиков. По дорогам брели взводы бывших гоминьдановских солдат, которые перебежали в свое время на сторону коллаборационистов; они прекрасно знали, что их ожидает, если они попадут в руки своих бывших товарищей-националистов, но в окрестностях Шанхая можно было поживиться американской гуманитарной помощью, и их тянуло сюда как магнитом. Пока Джим стоял на вышке, мимо ворот Лунхуа пробрела целая рота таких вот совершенно деморализованных солдат. При полном вооружении, в драных мундирах с сорванными знаками различия, они прошли всего в нескольких футах от одинокого специалиста по «Паккардам», который стоял на страже своих сокровищ: шоколада и «Сэтеди ивнинг пост».
