Иван Фирсов - Гангутское сражение. Морская сила
Кажется, все предусмотрел опытный шведский флагман, уверенный в полном превосходстве над русским флотом.
На борту эскадры 1200 орудий. Они разметут, сомнут и уничтожат эти жалкие неприятельские галеры, большие и малые, пускай только те двинутся с места. А если струсят, его флагманы Лилье и Эреншильд знают свое дело и покончат с русскими в бухте.
Тому порукой синий, с желтым перекрестием королевский стяг, призывно трепещущий на ветру.
Сражение сражению рознь. Сражения на суше и на море — антиподы по характеру.
Армия стоит и опирается на твердь земную, передвигается ногами, колесами.
Сражения противоборствующих армий обычно решали исход кампаний, а подчас и войны. В таких случаях, встречаясь на поле боя, обе стороны бились насмерть. Одолевал сильный духом. Иногда кому-то везло больше. Но удача, как правило, сопутствовала смелому и более смышленому военному вождю.
Под Полтавой соперники бились не щадя живота. Фортуна улыбнулась отважному войску смекалистого Петра. Русь выстояла. Но самонадеянный король не отчаялся, война продолжалась по-прежнему…
Флот обитает в зыбкой, морской среде. Над водой — ветер, в воде — волны, под водой — смертельные камни. Ураган способен разметать и уничтожить флот и без боя. Нрав стихии переменчив, может подсобить одной стороне, навредить сопернику.
Всего пятнадцать лет назад шведы были господами на Балтике. Четыре столетия пестовали они свою морскую силу. Сооружали верфи, спускали со стапелей ладные суда. Десятилетиями, по наследованию, растили «морскихволков».
У Гангута пять умудренных опытом мореходов, шведских адмиралов, сошлись в схватке с какими-то неуклюжими «московитами».
Доморощенный генерал-адмирал — бывший царский стольник, под его рукой царь-батюшка, контрадмирал. Правда, за последние четверть века море для Апраксина не было чуждой средой, начиная с потехи на Плещеевом озере.
Воеводствовал у Белого моря. Строил на Саломбале первые фрегаты, хаживал под парусами по Бело-морью. В Азове обустраивал флотилию, в Воронеже и на Балтийских судоверфях приноровился к судостроению.
Водил первые отряды в Финском заливе. Никогда его подопечные не показывали корму шведам. До всей морской учености доходил своим умом… Иногда в узком кругу говаривал царю-батюшке:
— Когда я как адмирал спорю с вашим величеством, по званию флагманом, я никогда не могу уступить, но как скоро вы предстаете царем, я свое место знаю…
Контр-адмирал Петр Михайлов, как приказывал величать себя царь на палубах кораблей, прошел морскую стезю подобно своему стольнику. Но в отличие от него своим умом освоил все математические основы корабельной архитектуры. Конструировал сам корабли, вызывая восхищение классных иноземных мастеров. Своими мозолистыми руками сооружал на стапелях свои же морские творения.
По части морской смекалки не имел равных себе среди сородичей. Со временем море стало для него отрадой. Через силу, пользуясь властью, приобщал к «морской утехе» придворную знать, свое семейство…
По примеру царя заразились одержимостью к морю и генералы.
Слились с матросами морские солдаты Голицына и Вейде. Да и сами генералы теперь предпочитали походным палаткам галеры. А как же иначе командовать десантами, размещенными на судах. Соскучились генералы и по общению с царем, который не знал покоя и в кампании пропадал на парусных кopaбляx.
Тем самым воскресным днем, когда Ватранг лишил отдыха своих капитанов, генерал Михаил Голицын, командующий десантным войском, давал на своей галере в Твермине обед в честь царя.
Застолье было в разгаре, когда издалека, от Гангу-та, донеслись раскаты пушечных выстрелов.
Прервав очередной тост, Петр настороженно взглянул на Апраксина:
— Кто нынче на брандвахте?
Так называлась с той поры дозорная служба' военных судов — вахта на воде.
— Бригадир Лефорт, Петр Лексеич, — спокойно ответил Апраксин. Обед с разносолами, добытыми где-то Голицыным, и жара несколько растомили душу генерал-адмирала, — с ним полторы дюжины скампавей. У него опытные капитаны Дежимон и Грис.
— Слава Богу, мой тезка воробей стреляный, — несколько успокоился Петр. — Повременим, он служака опытный. Даст знать беспременно. Пушки-то палят корабельные, Ватранга.
Царь внимательно следил за карьерой племянника своего прежнего любимца Франца Лефорта. В самом начале службы под Нарвой тому не повезло, угодил в плен. После вызволения пристрастился к морской пехоте.
Не прошло и часа, как из-за островка показалась скампавея. Обед прервался сам собой, все вышли на палубу. На носу скампавеи, придерживая палаш, стоял капитан Грис. По взмаху его руки гребцы дружно, без всплеска, заносили весла, судно стремительно приближалось.
— Славно гребут, черти, — восхищенно проговорил Петр, а скампавея, убрав весла, подошла к борту галеры.
На палубу вспрыгнул Грис и направился к Апраксину:
— Господин генерал-адмирал, смею доложить…
Петр невозмутимо стоял рядом, посмеивался про себя: «Молодец Федор Матвеевич, вышколил морскую пехоту». Апраксин нетерпеливо крутнул головой.
— Наипервое. Шведская эскадра поделилась на трое. Один отряд в дюжину вымпелов линейных кораблей взял курс зюйд-ост. Другой направился к мысу Гангут. Третий со старшим флагманом лежит в дрейфе, как и прежде.
Апраксин перевел взгляд на Петра, а тот спросил:
— Пошто стрелял из пушек Ватранг?
— Когда шведы начали маневр, бригадир Лефорт двинулся к ним ближе, угадать их движение. Передовой отряд Ватранга открыл огонь.
— Молодец Лефорт, — одобрительно сказал Петр и, поразмыслив минуту-другую, сказал Апраксину: — Полагаю, генерал-адмирал, пушки загавкали, дела починаются. С твоего позволения иду на брандвахту, узрить все очами своими. Вам надлежит ухо держать востро, быть наготове. Обо всем повещу.
За полмили от отряда скампавей, стоя на помосте, Петр вынул раздвижную подзорную трубу, которую прислал ему Салтыков.
Как ни силился, не мог разглядеть, сколько парусников уходило вдаль, сколько крейсировало. Десятки кораблей сливались в одну сплошную цепочку.
Выслушав рапорт Лефорта, царь кивнул на видневшийся поблизости островок с каменистой вершиной:
— Правь к нему. Надобно осмотреться.
С высокого каменистого пригорка наконец-то стало видно, что двенадцать вымпелов направляются к юго-востоку.
«Похоже, сия эскадра взяла галс на Ревель. Как-то там Шелтинг? Не проспал бы». Петр еще раз пересчитал оставшиеся на рейде корабли, перегородившие плес, выстроившись в линию.
Петр опустил трубу, подозвал Лефорта:
— Чую, у Ватранга здесь только семь линкоров да два фрегата. Где остальные?
— Един фрегат, господин контр-адмирал, и дюжина шхерботов удалились к весту.
«Что задумал Ватранг? — Продолжая размышлять, Петр присел на камень. — Для него наиглавное запереть нас в Твермине. Зачем ему распылять корабли на Ревель?»
Петр поднял подзорную трубу. Так и есть, отколовшийся отряд начал лавировать и поворачивать к востоку, значит, сие верно. Эта эскадра направится к Твермине.
Петр поднялся с камня и кивнул Лефорту:
— Пойдем к скампавеям. Надобно срочно гонца отрядить к генерал-адмиралу.
«Немедля следует оповестить Федора. Шведы задумали вдарить по Твермине. Даром Лефорт сказал, что с ними две бомбарды ушли. Оставаться большим галерам и скампавеям там не след. Понеже в зело опасном месте стоят, имея один выход, который неприятель легко может захватить».
Скампавея с денщиком Орловым скрылась в вечерних сумерках. С каждым днем светило все раньше и раньше спешило к горизонту. Темнота ночи скрывала очертания шхер, пропадали вдали силуэты кораблей Ватранга.
В конце записки Петр указал выслать к мысу дозор пеший, не спускать глаз с эскадры Ватранга. Самого Апраксина просил прибыть для совета…
Рассвет застал генерал-адмирала в пути. В кильватер адмиральской галере выстроился отряд скампа-вей Змаевича. Апраксин рассудил здраво. На море полный штиль, и, покуда эскадра Лилье не подошла, надо использовать мгновения удачи.
Петр обрадовался, когда в утренней дымке одна за другой появились двадцать скампавей капитан-командора Змаевича.
— Добро, генерал-адмирал, значит, кумекаешь по-моему, — встретил Петр прибывшего Апраксина. — Чуешь, Боженька послал нам благодать, море-то будто зеркало, а паруса Ватранга да Лилье замерли.
— И то дело, контр-адмирал, — ответил бодро Апраксин. На лицах обоих собеседников светилась радость, несмотря на бессонную ночь. — Пускаем поперед Христофорыча, он выдюжит, у него глаз морской, под ядра не полезет.
На адмиральской галере накоротке собрались Зма-евич, бригадир Волков, капитан Бредаль.
— Поедешь наперво в море, подалее от Ватранга, — проговорил Апраксин, — отъедешь мили на полторы для верности. Гляди, как ядра лягут.
