Владимир Гой - Стертые времена
Обзор книги Владимир Гой - Стертые времена
Владимир Гой
Стёртые времена
Отпечатались следы в слякоть.
Было столько ерунды всякой…
Было столько горьких слов, Лана…
Ты за всё меня прости, ладно?
Вадим Егоров «Ланка»Генрих тяжело поднялся с прибрежного валуна, не отрывая взгляда от моря. Потом повернулся и пошёл к машине, которая стояла за дюной. Сразу поехать не смог, глаза застилали слезы. Вскоре он опять вышел из машины и поднялся на дюну. Там долго стоял и вслух о чём-то разговаривал сам с собой.
С севера прилетел ветер и поднял на море волну, заодно высушив его слёзы. Небо затянуло тучами, солнце скрылось. Снова пошёл дождь. Генрих не уходил, а просто стоял и смотрел куда-то вдаль, словно пытался заглянуть за горизонт.
И только когда окончательно вымок и его стало трясти от холода, он вернулся к машине, завёл мотор и медленно поехал по узкой лесной дороге к шоссе, а там уже нажал на газ, и машина понеслась в город.
Домой возвращаться не хотелось, он чувствовал себя виноватым перед всем миром. Поэтому поставил машину возле своего подъезда и пошёл в бар у берега моря.
Ветер разгулялся ещё сильнее, заставляя морскую волну биться о берег и длинным языком дотягиваться почти до кустов цветущей вербы. На пляже никого не было, погода разогнала редких в это время отдыхающих по домам.
Застегнув куртку под самое горло, Генрих вышел на пляж и пошёл к бару, обдаваемый мелкими брызгами, которые ветер срывал с пенных бурунов.
В баре никого не было, кроме молоденькой официантки и бармена. Он заказал виски, какого-то сока и, сидя возле окна, улетел в своих воспоминаниях на многие годы назад. Лишь изредка возвращаясь в настоящее, он заказывал очередную порцию и снова погружался в прошлое. Перед глазами, как в кинематографе, беспорядочно всплывали картины из его жизни.
Глава 1
На улице почти над каждым домом развевались новые двухцветные флаги независимой Латвии, которая делала вторую попытку обрести независимость. Один из них гордо реял над дворцом президента. Андрей-хохол посмотрел куда-то вверх и задумчиво сказал:
– Да, мало нас щирых латышей осталось!
Вся компания залилась смехом.
За последнее время возникло ощущение, что всё вокруг менялось к лучшему, в жизни появилось что-то новое, не совсем понятное, но, казалось, наступит удивительно счастливое время. Андрей предложил:
– А не выпить ли нам по рюмочке пива?
Возражений не последовало, и вся компания быстрым, почти строевым, шагом отправилась к самому ближнему кафе под названием «Lasīte» – капелька. Здоровенный швейцар пробкой стоял в дверях, и обойти его можно было только за небольшую мзду из двух-трёх нововведённых латвийских рублей – «репшиков». Нам это было не в новинку, поэтому, без сожаления расставшись с входным налогом, мы прошли в один из укромных закутков ресторанчика.
Заказ был постоянный: водка физ и джин-тоник. Официантка посмотрела на нас с сожалением:
– Есть только бальзам и тминный ликёр.
Янка Имакс не выдержал и пошёл к бармену пошептаться. Вскоре он вернулся с оттопыренным внутренним карманом пиджака:
– Всё в порядке, слышите, как булькает?
Мы довольно заулыбались.
Когорта барменов и официантов всегда пользовалась привилегиями в питейных заведениях. Мы были своего рода советскими бизнесменами. И если кто-то из коллег приходил в бар, ты по возможности его потчевал чем-то редким, чего не было в меню.
Андрюха вместе со своим старшим братом, кроме работы официантом, уже лет пять подпольно шил джинсы под модными лейблами и приторговывал ими на Чиекуркалнском рынке по выходным, после которых его кошелёк раздувался от нововведённой валюты. Поэтому он покровительственно объявил:
– За мой счёт! – и не услышал в ответ ни одного возражения.
Бальзам мы пили из маленьких рюмок, а водку незаметно от посетителей разливали в кофейные чашки, запивая всё это кислым яблочным соком, которого в молодой республике было пока предостаточно.
Одноглазый Рамиль был весёлый выпивоха и мастер подраться. После нескольких рюмок он стал посматривать по сторонам своим зорким глазом, явно выискивая соперника. Второй его глаз, стеклянный, смотрел прямо на меня, и сделан он был настолько профессионально, что порой казалось, что Рамиль видит им тоже. Не удержавшись, я спросил:
– Что уставился?
Чёрный глаз горца повернулся ко мне:
– Да не на тебя я смотрю, видишь, в углу сидят, ну такие, душные.
Янка, наш постоянный арбитр, сразу вмешался:
– Не порти вечер, сиди и пей.
И Рамиль послушно осушил ещё одну чашечку импровизированного кофе.
Я сидел, пил и чувствовал, что наша бесшабашная молодость летит к чему-то непонятному, совершенно другому. И не знал, как мне к этому относиться – бояться или радоваться.
Вышли мы из ресторанчика уже ближе к полуночи в хорошем подпитии и великолепном настроении. Вот тут-то нас и ждали как раз те душные, на которых показывал Рамиль.
Я первым получил по физиономии резким, но непрофессиональным размашистым ударом, отчего сразу оказался на булыжной мостовой. Из глаз брызнули слёзы, и я даже не почувствовал, как тонкий твёрдый нос чьей-то туфли со всего маху врезался мне в бок. Такому же неожиданному нападению подверглась вся наша четвёрка. Второго удара не последовало – я успел перехватить ногу и дёрнуть её на себя. Незнакомец поскользнулся и рухнул на землю, крепко ударившись головой об оловянную водосточную трубу. Я вскочил и со всего маху добавил ногой ему по голове, как по футбольному мячу. Мой нежданный враг, не шевелясь, лежал под трубой, а сверху на него текла дождевая вода.
Рамиль в это время показывал своему противнику уроки карате, которое профессионально изучал в течение многих лет. Сейчас он применил один из своих любимых приёмов, и хулиган распластался посреди улицы. Остальные трое бросились бежать, крича нам:
– Русские свиньи, оккупанты!
Вначале захотелось их догнать и окончательно объяснить, что к чему. Но Янка нас удержал:
– Ребята, я таких повёрнутых знаю, у них с башкой не всё в порядке!
Мы победили, но это не принесло нам никакого удовлетворения – была бы эта драка из-за женщины, а так – чёрт знает из-за чего! Потом мы привели в чувство этих горе-вояк и поставили перед выбором: пойти с нами выпить или получить ещё «банок». Они согласились на выпивку.
Следующим пристанищем было легендарное кафе «13 стульев» на Домской площади. Наших побеждённых звали Вилнис и Юргис. Они сидели, тесно прижавшись друг к дружке, и смотрели на нас непонимающим взглядом, ожидая, что же будет дальше.
Перед ними поставили по целому стакану водки, и Рамиль в приказном порядке, сверля их своим чёрным жёстким глазом, объявил: пить до дна, словно это был не стакан, а рог для вина с его родного Кавказа.
Мне даже стало их немного жаль – они были моложе нас лет на десять, и только боль ушибленного ребра не давала возможности быстро их простить. В них чувствовалась закалка предков – морщась, не переводя дыхания, они одновременно выпили до дна. Рамиль на этом не остановился и заказал им ещё по стакану, а нам – по пятьдесят грамм водки. У парней была безвыходная ситуация, и они снова выпили до дна. Потом Рамиль негромко сказал:
– Вы понимаете, что мы могли бы вас просто закопать, но делать этого не будем, если вы скажете по-честному, зачем всё это было.
Вилнис, кучерявый блондин с осоловевшими, уже не голубыми, а серыми от темноты в баре глазами, почти торжественно произнёс:
– Мы из организации «Гром и Крест».
Мы удивленно вытаращили на них глаза, и Янка спросил:
– И чего, вы грабите прохожих?
От алкоголя у того развязался язык, и, наверное, показалось, что он среди своих:
– Мы хотим очистить Латвию от иноземцев!
Рамиль посмотрел на меня взглядом, в котором явно читалось: «Может, пойдём добьём?» Я отрицательно покачал головой и поинтересовался у борца за чистоту нации:
– А кто у тебя папа и мама?
Он честно признался:
– Мама – латышка, а папа – русский.
Тут мы все засмеялись. Янка грустно посмотрел на него и спросил:
– А папаню ты тоже того, бубенишь?
Тот насупился и ничего не ответил.
– Вот такая фигня, если у тебя один предок не латыш, то всю жизнь надо доказывать свою лояльность.
Потом я почему-то сказал:
– Знаете, ребята, идите-ка по-хорошему домой и прочистите себе мозги. На первый раз прощаем, а если ещё раз случайно пересечёмся – точно закопаем!
Национально озабоченные юнцы осторожно поднялись со своих мест и стали протискиваться к дверям между плотно стоявших столов.
Мы ещё выпили на прощание по рюмочке Рижского бальзама с кофе и стали собираться по домам. Завтра надо было на работу.
