Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Иван Дмитриевич, непременно, – пообещал майор Бахмутов.
В последний раз Иван Дмитриевич прошел по квартире титулярного советника. словно хотел все запомнить.
– Господа, – обратился Путилин к агентам, – жду вас через час на Большой Морской.
До отделения было недалеко и погода радовала глаз, поэтому Иван Дмитриевич решился пройтись пешком. Благо через Николаевский мост, который по старинке и именовали прежним названием Благовещенский, далее мимо собора. А там и Большая Морская с вычурными зданиями, Путилину никогда не нравилось соседство с градоначальником, хотя и в одном доме, но с разными входами.
По Неве плыли корабли. Тянули за собой баржи. Сновали лодки. Словно не водное пространство, а Невский в часы, когда весь столичный люд выходит на проспект, прогуляться с зонтиком мимо дорогих магазинов и лавок.
Дежурный чиновник встретил у двери и передал, что приходил офицер из канцелярии градоначальника и интересовался убийством в Морском училище, просил передать, что генерал Трепов ждет рапорта о столь печальном происшествии.
Путилин, молча, выслушал, бросил сквозь зубы:
– Благодарю, – и тяжело начал подниматься на второй этаж, где находился отведенный ему кабинет, обернулся и спросил, – Жуков из архива приехал?
– Нет. Иван Дмитрич.
– Как появится, сразу ко мне.
– Передам, – дежурный чиновник вернулся на пост.
Не успел поставить в угол трость, раздался дробный стук в дверь, словно войсковой барабанщик начал дневную разминку.
– Иван Дмитрич. Позволите? – Дверь открыл спрашиваемый у дежурного чиновника Жуков.
Путилин указал жестом на стул, но не произнёс не слова.
Помощник присел, в руках держал несколько листков бумаги и фотографическую карточку.
– Показывай, что принес.
– Это, – первой на стол легла карточка красивого молодого человека с пышной шевелюрой и добрыми глазами, казалось, излучаемыми какой—то свет, усики на лице были небольшими, но дополняли в купе с прямым носом, образ человека, привыкшего к женскому поклонению, – Николай Николаевич Митрофанов, получивший по статье тысяча шестьсот восемьдесят третьей один год и два месяца тюремного заключения, которое отбыл и был освобожден из—под стражи в июне месяце текущего года.
– Значит, это господин Лютый.
– Так точно, собственной персоной.
– Персоны—то я и не вижу, – Иван Дмитриевич постучал указательным пальцем по фотографической карточке.
– Найдем, – уверенно произнёс Миша, – если в столице, то непременно найдем.
– Хорошо, что еще по этому господину имеем?
– Анна Сергеева явилась одной из тех, кто невольно способствовал аресту Лютого.
– Это все слова.
– Он грозил ей на суде.
– Это я знаю, а что есть более привлекательное – адреса, родственники.
– Имеется и это, перед самым арестом Митрофанов состоял в любовной связи с мещанкой Ксенией Михайловой, адрес которой не указан.
– Миша, а Адресная Экспедиция на что?
– Но известно, что сестра Ксении Устинья проживает на Малой Итальянской в доме номер три.
– Тогда, Миша, первым делом необходимо снова посетить Морское училище, показать фотографическую карточку дворнику и господину Севушкину, проживающему в том флигеле, где произошло убийство, но на первом этаже. Поручение понятно.
– Очень даже, если опознают Митрофанова указанные вами люди, разрешите посетить Устинью Михайлову.
– Поезжай и к ней, но, – Иван Дмитриевич погрозил пальцем, – только не спугни раньше времени.
– Не беспокойтесь, с женщинами имею галантно общаться
– Погоди у меня, Миша, все про тебя Анастасии Петровне расскажу.
– Иван Дмитрич, я же не ради увлечения. А во имя службы.
– Иди, иди, не то получишь у меня.
К Мишиному удивлению господин Севушкин был дома. Прислуги не держал, поэтому на звонок вышел сам в домашней бархатной куртке и с газетой в руке.
– Что вам угодно? – спросил хозяин.
– Мне нужен господин Севушкин.
– Слушаю.
– Я, помощник начальника сыскной полиции Михаил Силантьевич Жуков.
– Очень приятно. – но по лицу открывшего этого сказать было нельзя. Поморщился и скривил рот, видимо, не привык сдерживать эмоций.
– Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Я готов ответить, но полицейские уже приходили ко мне и я рассказать все, что знаю.
– Мне это ведомо, господин Семушкин, но не продолжим ли мы беседу в более надлежащем месте?
– Прошу, – хозяин отступил в сторону.
Миша не терпел таких людей, но по службе приходилось довольно часто сталкиваться, поэтому на лице не появилось выражение раздражения, а просто спокойное выражение, не показывающее абсолютно ничего. При том Жуков не собирался долго рассиживаться, но все—таки зашел в гостиную, в которую провел его хозяин, чтобы убедиться – хозяин одинок, педантичен и к тому же самовлюбленный франт. Так и оказалось, каждая вещица стояла ровно, ни одного лишнего предмета, ни соринки, только стерильная чистота, как у докторов в операционной комнате.
Достал из кармана фотографическую карточку и протянул Севушкину.
– Вы когда—либо видели этого человека?
Хозяин взял протянутое и внимательно всмотрелся в лицо.
– Кажется, да.
– Извините, кажется видели или точно видели? – голос Миши был строг и сух, как у профессора принимающего экзамен у нерадивого слушателя университетского курса.
– Да. – после некоторого колебания произнёс Севушкин, – да, именно с этим господином вчера около двенадцати часов я столкнулся в дверях, он даже посмел меня толкнуть и не извиниться, с возмущением добавил Севушкин.
– Именно он? – переспросил Жуков.
– Я хорошо помню, это был молодой человек, запечатленный на карточке.
– Но было темно?
– Нет, у нас горит фонарь и его лицо я отчетливо видел в свете горевшего пламени.
– Хорошо. Значит, этот господин.
– Этот, этот, – Севушкин ткнул указательным пальцем левой руки в фотографическую карточку, правую держал в кармане домашней куртки, – я ошибиться не мог.
– Благодарю за помощь, – Миша хотел улыбнуться, но сдержался, пряча фотографическую карточку в карман, – разрешите откланяться.
Ответных слов он уже не слышал.
Дворник тоже признал запечатленного на карточке господина, которого видел почти в двенадцать, идущего от флигеля с узлом в руке.
Дом на Малой Итальянской находился почти на углу с Литейным, пятиэтажный, желтого цвета с большими окнами. Арка с четырьмя колонами вела во двор. По давнишней привычке Миша поначалу решил осмотреться, мало ли чего. Поговорить с дворником об Устинье Михайловой, а уж потом, буде на по позволение Господне, заглянуть на огонек.
Дворник, татарин с редкими волосами под носом и реденькой бородкой. Оказался словоохоч. Такие и нужны для сыскного. Миша улыбался, слушая рассказ о жителях дома, но никак до Устиньи дело не доходило. Уже миновало повествование о жильце с третьего этажа, который хоть и смирный, но каждый день чуть ли не на коленях приползает из трактиров домой, о девице с пятого этажа, которой намедни устроил скандал молоденький мичман, застав у нее в гостях какого—то статского господина.
С несколько минут Жуков послушал, но терпение имеет границы. Поэтому остановил жестом и спросил прямо:
– То, что я скажу, не должно стать достоянием молвы, поэтому, – теперь он погрозил пальцем дворнику, как давече ему Иван Дмитриевич, – в доме живет девица Михайлова.
– Устинья? – тихо произнёс дворник, на шаг приблизился к Жукову.
– Устинья, – подтвердил Миша, – вот меня интересует ее персона.
– Девка справная. Никого в квартиру не водит, окромя сестры никто ее не навещает.
– Ксении?
– Совершенно верно, Ксении.
– И более никто?
– Никто, – приложил руку к груди.
– Что еще о ней расскажешь?
Ответ дворника Миша не дослушал, к арке подъехал экипаж и из него, озираясь, вышел первым Митрофанов, который подал руку барышне и они направились в дом.
– Вот и Ксения, – в удивлении произнёс дворник и показал рукой в сторону идущих девушки и мужчины, Миша повернулся к ним спиной и грозно прошипел:
– Руку опусти.
Дворник пошел красными пятнами и, подчиняясь словам сыскного агента, отвернул взгляд в сторону.
– Куда они направились?
– Наверное к Устинье, она там живет.
– Видел ли когда молодого человека ранее?
– Никак нет, – закачал головой, как вошедшие в моду китайские болванчики.
– Теперь тихонько беги в участок и скажи, что агент сыскной полиции караулит преступника и ему необходима помощь для задержания. Понял?
– Так точно, – голос дворника стал серьезным и он посеменил за подмогой.
Жуков остался стоять у арки, рассматривая парадные двери и. досадуя, что некого приставить к черному входу. Вдруг Митрофанов решит уйти тем путём? Досадно, Миша даже прикусил губу, мысленно поторапливая полицейских и превознося молитву, чтобы Лютый не спешил выходить из дому. Видимо, решил затаиться.
