Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси
— Ваше величество, дочь моя, боюсь, простому монаху не найти здесь слов объяснения и утешения. Вы решили уехать, и вы правы. Но ваше одинокое путешествие по этим гибельным местам…
— Оно не будет одиноким. Мы едем с несколькими сотнями верных мне казаков. И для полной безопасности я беру только одну служанку, которая, подобно мне, переоденется в гусарское платье.
— Вы все превосходно продумали, дочь моя!
— Нас может выдать только ваша ряса.
— Почему же вы думаете, что я не могу надеть на себя тоже какое-нибудь военное платье?
Начали москвичи съезжаться с воровскими полками — уговариваться, чтобы те отстали от Тушинского, «а мы, де, от Московского отстанем, от царя Василия». Тушинские же воры согласились для вида: «Выберем-де сообща государя». В то же время прислал Прокофий Ляпунов в Москву, к князю Василию Васильевичу Голицыну, и к брату своему Захарию Ляпунову, и ко всем сообщникам своим Олешку Пешкова, чтобы царя Василия с государства свергнуть.
И Захарий Ляпунов с Федором Хомутовым выехали на Лобное место и закричали со своими советниками с Лобного места, чтобы свергнуть царя Василия. И присоединились к их заговору многие воры и вся Москва и вошли в Кремль, и бояр взяли, и патриарха Гермогена силой, и вывели их за Москву-реку, к Серпуховским воротам и начали вопить, чтобы царя Василия свергнуть.
Свояк же царя, боярин Иван Михайлович Воротынский, вошел с теми мятежниками в Кремль, и свели с престола царя Василия и царицу, и отвезли на старый двор…
«Новый летописец». 1610— Это и есть тот город, в котором стоит великий канцлер Литовский? Дмитров, кажется?
— Да, ваше величество, именно Дмитров.
— Мне кажется, мы никогда не выберемся из этой глинистой жижы. Болота, речонки и грязь. Бог мой, как можно было выбрать такое место для жизни, не говорю уже о таборе.
— Это по-своему удобно, ваше величество. Пока враги будут скользить в грязи и тонуть в болотах, их можно заранее рассмотреть и подготовиться к обороне.
— Может быть. А вот и сам великий канцлер со своими спутниками. Он будто бы не узнает меня.
— Вас трудно и на самом деле узнать, ваше величество, в этом костюме. Вы выглядите самым лихим, но слишком молодым гусаром. К таким, по их возрасту, никто не испытывает достаточного почтения.
— Ваше величество!
— Я так и думала, что вы не узнали меня, великий канцлер. И вижу, вы удивлены моему приезду, хотя я и послала вам предупредительное письмо.
— Я получил его, государыня, и если чем-нибудь действительно удивлен, то это многочисленностью вашей свиты. Здесь по меньшей мере четыре сотни казаков.
— Пять, великий канцлер. И даже несколько более пяти. Все они захотели последовать за своей государыней. Именно за мной, а не за государем Дмитрием или гетманом Ружинским. Вам кажется обременительным такой наплыв гостей?
— Ни в коей мере, ваше величество. Казаки всегда были желанными гостями в наших таборах. Тем более что место здесь далеко не безопасное.
— Кого вы имеете в виду?
— Если московиты начнут наступление, удержаться на берегах такой ничтожной речонки будет слишком трудно. Да и не стоит самый город больших потерь.
— Вы думаете, московиты скоро перейдут в наступление?
— Настроение в лагере московитов заметно переменилось. Договоренность с королем Зигмунтом явно придала им бодрости.
— Вы уверены, что эта договоренность достигнута?
— Не только уверен. Я знаю от своих агентов, что 4 февраля был подписан соответствующий официальный трактат.
— Уже! Меня удивляет уступчивость короля в вопросах веры, где он всегда казался таким непоколебимым.
— Ваше величество, никто не заставит ни его, ни тем более королевича Владислава выполнить пункты трактата. Разве вы не были венчаны на царство, не приняв православия?
— Но, может быть, именно это и положило начало всем нашим осложнениям.
— Я не вижу в московитах такого тупого фанатизма. Они очень привержены к своей вере — постоянная борьба с кочевниками требовала от них этого. Но по сути они снисходительны ко всем остальным конфессиями, и достигнуть с ними соглашения всегда возможно.
И начали бояре править, и стали посылать к тушинским, чтобы те своего Тушинского вора схватили: «а мы де уже своего царя Василия с царства свели». Тушинские же люди… посмеялись над московскими и стали их позорить, говоря: «Вы-де не помните государева крестного целования, царя своего с царства свели. А мы-де за своего умереть готовы!»
На следующий день заговорщики приехали к царю Василию на старый двор, взяв с собою священников и диаконов из Чудова монастыря, и начали его постригать в иноческий чин. Он же на пострижении ни на один вопрос ответа не давал и говорил им: «Нет на то моего желания». И один из заговорщиков, князь Василий Тюфякин, отвечал вместо него, и так постригли его и отвезли в Чудов монастырь. И царицу его также неволею постригли в Вознесенском монастыре…
«Новый летописец». 1610— Итак, нашей недолгой столицы более не существует, отец мой.
— О чем вы говорите, дочь моя?
— Конечно, о Тушине. Оно сожжено без следа.
— Такой страшный пожар? Но отчего?
— Такой беспощадный поджог, святой отец. Только и всего.
— И это дело рук…
— Само собой разумеется, гетмана Ружинского. Он сумел сдаться московитам как никто другой. Как только было подписано соглашение под Смоленском об избрании королевича Владислава, гетман, по словам лазутчиков, начал готовиться к уничтожению лагеря.
— Но какой был в этом смысл?
— Чтобы не беспокоить московитов самим воспоминанием о тушинских победах. Последним шагом был пожар. Лагерь подожгли со всех сторон и стерегли, пока он не выгорел дотла.
— У вас не связано с ним добрых воспоминаний, дочь моя.
— Конечно, нет. И все же… все же там я зачала моего ребенка. Как странно, можно не любить отца, даже ненавидеть его, но ребенок — это совсем другое.
— Не могу опомниться: вы будете матерью, дочь моя?
— Да, святой отец, и в самое неподходящее время.
— Какое счастье, что вам не повредила эта бесконечная езда верхом!
— Вы же сами учили меня, отец мой, что на все воля нашего Господа. Если моему ребенку судьба явиться на свет, он появится, что бы с его матерью ни происходило.
— И все же вам следует беречь себя. Теперь это ваш долг.
— Пожалуй, иначе — это залог моего будущего и будущего всего государства. Я уверена, что это будет сын — Иван Дмитриевич, и ради его вступления на престол московский я готова на любые испытания.
— Ваш супруг знает о вашей радости? Хотя что я говорю! Если бы знал, он не оставил бы вас в Тушине, одну, на милость гетмана Ружинского и бояр.
— Не думаю, чтобы это изменило его решение. Государь не создан для семейных радостей. И если его что-то привлекает, то только власть и богатства, на пути к которым ребенок может стать настоящей помехой.
— Или настоящим спасением, дочь моя. Именно наследник способен примирить все страсти. К тому же, мне кажется, вы не совсем справедливы по отношению к вашему супругу. Вы же знаете, как только московская армия была разбита под Можайском гетманом Жолкевским, ваш супруг стремительным броском вышел к Москве, занял Николо-Угрешский монастырь и подошел к Коломенскому. В военных талантах и способностях полководца вы не можете ему отказать.
— Поможет ли нам только его отвага, когда Польша стала воевать за королевича. Не слишком ли поздно, святой отец?
Даст-де король на царство сына своего Владислава, а о крещенье-де пошлете к королю послов челом бить.
«Новый летописец». 1610Бояре назначили день и место для принесения присяги королевичу: на половине дороги от нашего лагеря к столице разбили шатры и там присягали с обеих сторон. В Москве же приводили к присяге бояр и народ русские сановники, избранные боярами, и жолнеры (солдаты), назначенные паном гетманом.
Это продолжалось целых семь недель ежедневно, кроме воскресенья и больших праздников; в иной день присягало по 8, 10 и 12 тысяч человек; в одной столице более 300 000 признали себя подданными королевича; и в города же и в области Русского государства разосланы были для того бояре.
«Сказания современников о Дмитрии Самозванце». 1610— Сердечно рад, государыня, встрече с вами. Вы здоровы? Как прошла ваша поездка? Великий канцлер писал мне, что послал с вами для бережения большой конвой. Он пригодился вам?
— Моя поездка, государь? Скорее бегство. Впрочем, не совсем похожее на ваше. Вы скрылись, не предупредив свою супругу, тайно, переодетым в крестьянское платье. Я же ехала открыто, и сопровождали меня, кроме гетманского и канцлерского конвоя, сотни преданных лично мне казаков. Как бы иначе могла ездить царица?
